Алексей Николаевич Леонтьев родился в Москве 5 февраля 1903 г., его родители были обыкновенными служащими. Естественно, они хотели дать Алексею хорошее образование. Поэтому неудивительно, что научная деятельность Алексея Леонтьева берет начало еще со студенческих лет. В 1924 г. он заканчивает факультет общественных наук Московского университета, где Г.И. Челпанов читал общий курс психологии. - Челпанов руководил в те годы Институтом психологии при МГУ, возглавляя группу студентов для исследовательской работы. Именно в стенах этого университета Алексеем Николаевичем были написаны первые научные работы - реферат «Учение Джемса об идеомоторных актах» и работа о Спенсере. По окончании университета Алексей Николаевич стал аспирантом Института психологии. Здесь в 1924 г. и происходит встреча А.Н. Леонтьева с Л.С. Выготским и А. Р. Лурией. И в скором времени началась их совместная работа, поскольку эти три человека с выдающимися способностями быстро нашли общий язык, и их союз предвещал много полезного. Но, к большому сожалению, эта деятельность прервалась. Умер Лев Семенович Выготский. За столь короткий срок совместной работы результаты их деятельности оказались все же впечатляющими. Выпущенная в свет Леонтьевым и Лурией статья «Природа человеческого конфликта» имела ошеломляющий успех, т.к. именно в ней была представлена методика «сопряженных моторных реакций» и родилась идея овладения аффектом через речевой выход. Далее Леонтьев самолично разработал идею и воплотил ее в статье под названием «Опыт структурного анализа цепных ассоциативных рядов». Эта статья, напечатанная в Русско-немецком медицинском журнале, основывается на том, что ассоциативные реакции определяются смысловой целостностью, которая лежит «за» ассоциативным рядом. Но именно эта разработка не получила достойного признания. Со своей женой он познакомился в 1929 г., когда ему исполнилось 26 лет. После кратковременного знакомства они поженились. Его жена никогда не препятствовала научной деятельности Алексея Леонтьева, наоборот, помогала и поддерживала его в самые трудные моменты. Интересы Леонтьева лежали в самых различных областях психологии: от психологии творческой деятельности до экспериментального человеческого восприятия предметности. И к необходимости поиска совершенно нового подхода к предмету и содержанию психофизиологических исследований, развивающихся сейчас из общей системы психологического знания, Алексей Николаевич Леонтьев обращался много раз. В конце 1925 г зарождается его знаменитая «культурно-историческая концепция», которая основывалась на известной формуле Л. С Выготского S-X-R, где S - стимул, мотив; X - средство; R - результат деятельности. Алексей Леонтьев начал развивать идеи этой работы, но в Институте психологии, который на тот момент был занят совсем другими вопросами, реализовать это начинание не представлялось возможным. Именно по этой причине А.Н. Леонтьев и А.Р. Лурия перешли в Академию коммунистического воспитания, работая также одновременно во ВГИКе, в ГИТИСе, в клинике Г. И Россолимо и в Институте дефектологии. Приблизительно в 1930 г. комитет здравоохранения Украины принял решение организовать в Украинском психоневрологическом институте сектор психологии, где А Р. Лурия временно занял пост заведующего, а А.Н. Леонтьев - заведующего отделом детской и генетической психологии. К этому времени Алексей Николаевич уже ушел из ВГИКа и АКВ, а Выготский был вынужден вернуться в Москву. Следовательно, всю работу взял на себя Леонтьев, который позже стал лидером украинской группы психологов. Разрабатывая все новые и новые проекты, Алексей Леонтьев выпустил в свет книгу «Деятельность. Сознание. Личность», где отстаивает свою точку зрения о том, что человек не просто подстраивает свою деятельность под внешние условия общества, а эти же условия общества несут в себе мотивы и цели его деятельности. Параллельно А.Н. Леонтьев начинает работу над проблемой развития психики, а именно - исследование экстраполяционных рефлексов у животных особей. В 1936 г. Алексей Николаевич возвратился в Институт психологии, где и работал до ухода на отделение психологии МГУ. В институте он занимается вопросом фоточувствительности кожи. В то же время А Н Леонтьев преподает во ВГИКе и ГИТИСе. Он сотрудничает с СМ Эйзенштейном и ведет экспериментальное изучение восприятия кинофильмов. В предвоенные годы он становится заведующим кафедрой психологии в Ленинградском государственном педагогическом институте им. Н.К. Крупской. Во второй половине 1930-х гг. Леонтьев разрабатывал следующие проблемы: а) филогенетическое развитие психики, и в частности генезис чувствительности. б) «функциональное развитие» психики, т е проблема формирования и функционирования деятельности, в)проблема сознания Эти проблемы были хорошо освещены в докторской диссертации А Н. Леонтьева «Развитие психики», защищенной в ЛГПИ им. А И. Герцена в 1940 г. В диссертацию была включена лишь часть результатов его исследований Но полностью эта работа Леонтьева не сохранилась. Диссертация содержала статьи, посвященные, в частности, памяти, восприятию, эмоциям, воле и произвольности. Там же есть глава под названием «Деятельность-деиствие-операция», где дается основная концептуальная система деятельностнои психологической теории. По мнению Леонтьева, деятельность неотделима от предмета своей потребности, и для овладения этим предметом необходимо ориентироваться на такие его свойства, которые сами по себе витально безразличны, но тесно связаны с другими жизненно значимыми свойствами объектов, т.е. «сигнализируют» о наличии или отсутствии последних. Таким образом, благодаря тому что деятельность животного приобретает предметный характер, в зачаточном виде возникает специфическая для психики форма отражения - отражение предмета, обладающего свойствами, жизненно значимыми, и свойствами, о них сигнализирующими Чувствительность А.Н Леонтьев определяет, соответственно, как раздражимость по отношению к такого рода воздействиям, которые соотносятся организмом с другими воздействиями, т.е. которые ориентируют живое существо в предметном содержании его деятельности, выполняя сигнальную функцию. Леонтьев предпринимает исследование в целях проверки выдвинутой им гипотезы. Сначала в Харькове, а потом и в Москве с помощью разработанной им методики эксперимента он воспроизводит в искусственно созданных условиях процесс превращения неощущаемых раздражителей в ощущаемые (процесс возникновения у человека ощущения цвета кожей руки). Таким образом, А.Н. Леонтьев впервые в истории мировой психологии сделал попытку определить объективный критерий элементарной психики, учитывая источники ее происхождения в процессе взаимодействия живого существа с окружающей средой. Подводя итоги накопленных в области зоопсихологии данных и основываясь на собственных достижениях, Леонтьев разработал новую концепцию психического развития животных как развития психического отражения действительности, обусловленного изменениями условий существования и характера процесса деятельности животных на разных стадиях филогенеза: стадии сенсорной, перцептивной и интеллектуальной психики. Данное направление работы А.Н. Леонтьева было напрямую связано с разработкой вопроса деятельности и проблемы сознания. Разрабатывая проблему личности, Алексей Леонтьев придерживался двух направлений своей деятельности. Он трудился над проблемами психологии искусства. По его мнению, нет ничего такого, где человек мог бы реализовать себя так целостно и всесторонне, как в искусстве. К сожалению, на сегодняшний день почти невозможно встретить его работы по психологии искусства, хотя при жизни Алексей Николаевич много работал над этой темой. В 1966 г. Алексей Николаевич Леонтьев окончательно перешел на факультет психологии Московского университета, с того времени и до последнего дня своей жизни Леонтьев был бессменным деканом и заведующим кафедрой общей психологии. Алексей Николаевич покинул наш мир 21 января 1979 г.; переоценить его научный вклад невозможно, ведь именно ему удалось многих заставить пересмотреть свои взгляды и совершенно с другой стороны подойти к предмету и содержанию психофизиологических исследований.

ЛЕОНТЬЕВ Алексей Николаевич

(1903 1979) - российский психолог, философ и педагог. Специалист в области общей и экспериментальной психологии, инженерной и когнитивной психологии, проблем методологии и философии психологии. Д-р психологических наук (1940), профессор (1941). Д. чл. АПН РСФСР (1950), АПН СССР (1968), в 1950-е гг. был ак.-секретарем и вице-президентом АПН РСФСР. Лауреат медали К.Д. Ушинского (1953), Ленинской премии (1963), Ломоносовской премии I степени (1976), поч. д-р ряда зарубежных ун-тов, в том числе Сорбонны. Окончил фак-т общественных наук МГУ (1924) и начал свою профессиональную деятельность в Московском ин-те психологии и др. московских научных учреждениях (1924-1930).В 1930 г. переехал в Харьков, где заведовал сектором Всеукраинской психолоневро-логической академии (до 1932 г. - Украинский психоневрологический институт) и кафедрой Харьковского педагогического ин-та (1930-1935). Вернувшись в 1936 г. в Москву, работал в Московском ин-те психологии и одновременно в Л ГПИ им. Н.К. Крупской. В 1940 защитил докт. дис: Генезис чувствительности и основные этапы развития психики, в 1941 г. получил звание профессора. В 1942-43 гг. Л. - научный руководитель эвакуационного госпиталя на Урале. С 1943 г. - зав. лабораторией, затем отделом детской психологии Института психологии, а с 1949 г. - зав. кафедрой психологии МГУ. С 1966 по 1979 г. - декан фак-та психологии МГУ и зав. кафедрой общей психологии. Лейтмотивом научного творчества Л. на протяжении всей его жизни была разработка философско-методологических оснований психологической науки. Профессиональное становление Л. как ученого произошло в 1920-е гг. под влиянием его прямого учителя Л.С. Выготского, который буквально взорвал традиционную психологию своими методологическими, теоретическими и экспериментальными работами, заложившими основы новой психологии. Своими работами конца 20-х гг. Л. также внес вклад в разработку созданного Выготским культурно-исторического подхода к становлению человеческой психики. Однако уже в начале 1930-х гг. Л., не порывая с культурно-исторической парадигмой, начинает дискутировать с Выготским о путях ее дальнейшего развития. Если для Выготского основным предметом изучения было сознание, то Л. более важным представлялся анализ формирующей сознание человеческой практики, жизнедеятельности. В работах Л. 30-х гг., опубликованных лишь посмертно, он стремился утвердить идею о приоритетной роли практики в формировании психики и понять закономерности этого формирования в фило-и онтогенезе. Его докт. дис. была посвящена эволюции психического в животном мире - от элементарной раздражимости у простейших до человеческого сознания. Господствовавшей в старой психологии картезианской оппозиции внешнее - внутреннее Л. противопоставляет тезис о единстве строения внешних и внутренних процессов, вводя категориальную пару процесс-образ. Л. разрабатывает категорию деятельности как действительного (в гегелевском смысле) отношения человека к миру, которая и выступает как основа этого единства. Это отношение не является в строгом смысле индивидуальным, а опосредованно отношениями с другими людьми и социокультурно выработанными формами практики. Сама структура деятельности по своей природе социогенна. Идея о том, что формирование психических процессов и функций происходит в деятельности и посредством деятельности, послужила основой многочисленных экспериментальных исследований развития и формирования психических функций в онтогенезе, выполненных Л. и его сотрудниками в 1930-60-е гг. Эти исследования заложили основу для целого ряда новаторских психолого-педагогических концепций развивающего обучения и воспитания, которые в последнее десятилетие получили широкое распространение в педагогической практике. К периоду конца 30-х - началу 40-х годов относится также разработка хорошо известных представлений Л. о структуре и единицах анализа деятельности и сознания. Согласно этим представлениям, в структуре деятельности различаются три психологических уровня: собственно деятельности (акт деятельности), выделяемой по критерию ее мотива, действий, вычленяемых по критерию направленности на достижение осознанных целей, и операций, соотносящихся с условиями осуществления деятельности. Для анализа сознания принципиально важной оказалась введенная Л. дихотомия значение - личностный смысл, первый полюс которой характеризует безличное, всеобщее, социокультурно усвоенное содержание сознания, а второй - его пристрастность, субъективность, обусловленную неповторимым индивидуальным опытом и структурой мотивации. Во второй половине 1950-60-х гг. Л. формулирует тезис о системном строении психики и вслед за Выготским разрабатывает на новой концептуальной основе принцип исторического развития психических функций. Практическая и внутренняя психическая деятельность не только едины, но могут переходить из одной формы в другую. По сути, речь идет о единой деятельности, которая может переходить из внешней, развернутой формы во внутреннюю, свернутую (интериоризация) и наоборот (экстериоризация), может одновременно включать в себя собственно психические и внешние (экстрацеребральные) компоненты. В 1959 г. вышла первым изданием книга Л. Проблемы развития психики, обобщавшая его работы 1930-50-х гг., за которую он был удостоен Ленинской премии. В 1960-70-х гг. Л. продолжает разрабатывать деятельностный подход или общепсихологическую теорию деятельности. Аппарат деятельнос-тной теории он применяет для анализа восприятия, мышления, психического отражения в широком смысле слова. Рассмотрение их как активных процессов, имеющих деятельностную природу, позволило продвинуться на новый уровень их понимания. В частности, Л. была выдвинута и подкреплена эмпирическими данными гипотеза уподобления, гласящая, что для построения чувственных образов необходима встречная активность органов восприятия. В конце 1960-х гг. Л. обращается к проблеме личности, рассматривая ее в рамках единой системы с деятельностью и сознанием. В 1975 г. выходит книга Л. Деятельность. Сознание. Личность, в которой он, подводя итоги своим работам 60-70-х гг., излагает фило-софско-методологические основания психологии, стремится психологически осмыслить категории, наиболее важные для построения целостной системы психологии как конкретной науки о порождении, функционировании и строении психического отражения реальности, которое опосредствует жизнь индивидов. Категория деятельности вводится Л. в этой книге как путь преодоления постулата непосредственности воздействия внешних раздражителей на индивидуальную психику, который нашел наиболее завершенное выражение в бихевиористской формуле стимул - реакция. Деятельность выступает как моляр ная, не аддитивная единица жизни телесного, материального субъекта. Ключевым признаком деятельности выступает ее предметность, в понимании которой Л. опирается на идеи Гегеля и раннего Маркса. Сознание есть то, что опосредует и регулирует деятельность субъекта. Оно многомерно. В его структуре выделяются три основных составляющих: чувственная ткань, служащая материалом для построения субъективного образа мира, значение, связывающее индивидуальное сознание с общественным опытом или социальной памятью, и личностный смысл, связывающий сознание с реальной жизнью субъекта. Основанием для анализа личности также выступает деятельность, вернее система деятельностей, осуществляющих разнообразные отношения субъекта с миром. Их иерархия, а точнее иерархия мотивов или смыслов, и задает структуру личности человека. В 1970-е гг. Л. вновь обращается к проблемам восприятия и психического отражения, но по-иному. Ключевым для него становится понятие образа мира, за которым стоит прежде всего идея непрерывности воспринимаемой картины действительности и образов отдельных объектов. Невозможно воспринять отдельный объект, не воспринимая его в целостном контексте образа мира. Этот контекст задает перцептивные гипотезы, направляющие процесс восприятия и опознания. Это направление работ не успело получить какого-либо завершения. Л. создал обширную научную школу в психологии, его работы оказали заметное влияние на философов, педагогов, культурологов и представителей других гуманитарных наук. В 1986 г. было создано Международное общество исследований по теории деятельности. Л. также автор книг: Развитие памяти, М., 1931; Восстановление движения, всоавт., М., 1945; Избранные психологические произведения, в 2-х тт., М., 1983; Философия психологии, М., 1994. А.А.Леонтьев, Д.А. Леонтьев

Годы жизни: 1903 - 1979

Родина: Москва (Российская Империя)

Леонтьев Алексей Николаевич - психолог, действительный член АПН РСФСР (1950), доктор педагогических наук (по психологии) (1940), профессор (1932).

В 1924 г. окончил факультет общественных наук Московского университета. В 1924-31 гг. вел научную и преподавательскую работу в Москве (Институт психологии, Академия Коммунистического Воспитания им. Н. К. Крупской), в 1931-1935 гг. - в Харькове (Украинская Психоневрологическая академия, Педагогический институт). В 1936-1956 гг. - в Институте психологии АПН. В годы Великой Отечественной войны - начальник экпериментального госпиталя восстановления движений под Свердловском. С 1941 г. - профессор МГУ, с 1950 г. - зав. кафедрой психологии, с 1966 г. - декан факультета психологии МГУ. Академик-секретарь отделения психологии (1950-1957 г.г.) и вице-президент (1959-1961 г.г.) АПН РСФСР.

Профессиональное становление Леонтьева как ученого произошло в 1920-е гг. под влиянием его прямого учителя Л. С. Выготского, который буквально взорвал традиционную психологию своими методологическими, теоретическими и экспериментальными работами, заложившими основы новой психологии. Своими работами конца 20-х гг. Леонтьев также внес вклад в разработку созданного Выготским культурно-исторического подхода к становлению человеческой психики.

Однако уже в начале 1930-х гг. Леонтьев, не порывая с культурно-исторической парадигмой, начинает дискутировать с Выготским о путях ее дальнейшего развития. Если для Выготского основным предметом изучения было сознание, то для Леонтьева более важным представлялся анализ формирующей сознание человеческой практики, жизнедеятельности. В работах Леонтьева 30-х гг., опубликованных лишь посмертно, он стремился утвердить идею о приоритетной роли практики в формировании психики и понять закономерности этого формирования в фило- и онтогенезе. Его докторская диссертация была посвящена эволюции психического в животном мире - от элементарной раздражимости у простейших до человеческого сознания. Господствовавшей в старой психологии картезианской оппозиции "внешнее - внутреннее" Леонтьев противопоставляет тезис о единстве строения внешних и внутренних процессов, вводя категориальную пару "процесс-образ". Леонтьев разрабатывает категорию деятельности как действительного (в гегелевском смысле) отношения человека к миру, которая и выступает как основа этого единства. Это отношение не является в строгом смысле индивидуальным, а опосредованно отношениями с другими людьми и социокультурно выработанными формами практики.

Сама структура деятельности по своей природе социогенна. Идея о том, что формирование психических процессов и функций происходит в деятельности и посредством деятельности, послужила основой многочисленных экспериментальных исследований развития и формирования психических функций в онтогенезе, выполненных Леонтьевым и его сотрудниками в 1930-60-е гг. Эти исследования заложили основу для целого ряда новаторских психолого-педагогических концепций развивающего обучения и воспитания, которые в последнее десятилетие получили широкое распространение в педагогической практике.

К периоду конца 30-х - началу 40-х годов относится также разработка хорошо известных представлений Леонтьева о структуре и единицах анализа деятельности и сознания. Согласно этим представлениям, в структуре деятельности различаются три психологических уровня: собственно деятельности (акт деятельности), выделяемой по критерию ее мотива, действий, вычленяемых по критерию направленности на достижение осознанных целей, и операций, соотносящихся с условиями осуществления деятельности. Для анализа сознания принципиально важной оказалась введенная Леонтьевым дихотомия "значение - личностный смысл", первый полюс которой характеризует "безличное", всеобщее, социокультурно усвоенное содержание сознания, а второй - его пристрастность, субъективность, обусловленную неповторимым индивидуальным опытом и структурой мотивации.

Во второй половине 1950-60-х гг. Леонтьев формулирует тезис о системном строении психики и вслед за Выготским разрабатывает на новой концептуальной основе принцип исторического развития психических функций. Практическая и "внутренняя" психическая деятельность не только едины, но могут переходить из одной формы в другую. По сути, речь идет о единой деятельности, которая может переходить из внешней, развернутой формы во внутреннюю, свернутую (интериоризация) и наоборот (экстериоризация), может одновременно включать в себя собственно психические и внешние (экстрацеребральные) компоненты.

В 1959 г. вышла первым изданием книга Леонтьева "Проблемы развития психики", обобщавшая его работы 1930-50-х гг., за которую он был удостоен Ленинской премии.

В 1960-70-х гг. Леонтьевпродолжает разрабатывать "деятельностный подход" или "общепсихологическую теорию деятельности". Аппарат деятельностной теории он применяет для анализа восприятия, мышления, психического отражения в широком смысле слова. Рассмотрение их как активных процессов, имеющих деятельностную природу, позволило продвинуться на новый уровень их понимания. В частности, Леонтьевым была выдвинута и подкреплена эмпирическими данными гипотеза уподобления, гласящая, что для построения чувственных образов необходима встречная активность органов восприятия.

В конце 1960-х гг. Леонтьев обращается к проблеме личности, рассматривая ее в рамках единой системы с деятельностью и сознанием.

В 1975 г. выходит книга Леонтьева "Деятельность. Сознание. Личность", в которой он, подводя итоги своим работам 60-70-х гг., излагает философско-методологические основания психологии, стремится "психологически осмыслить категории, наиболее важные для построения целостной системы психологии как конкретной науки о порождении, функционировании и строении психического отражения реальности, которое опосредствует жизнь индивидов". Категория деятельности вводится Леонтьевым в этой книге как путь преодоления "постулата непосредственности" воздействия внешних раздражителей на индивидуальную психику, который нашел наиболее завершенное выражение в бихевиористской формуле "стимул - реакция". Деятельность выступает как "молярная, не аддитивная единица жизни телесного, материального субъекта". Ключевым признаком деятельности выступает ее предметность, в понимании которой Леонтьев опирается на идеи Гегеля и раннего Маркса. Сознание есть то, что опосредует и регулирует деятельность субъекта. Оно многомерно. В его структуре выделяются три основных составляющих: чувственная ткань, служащая материалом для построения субъективного образа мира, значение, связывающее индивидуальное сознание с общественным опытом или социальной памятью, и личностный смысл, связывающий сознание с реальной жизнью субъекта.

Основанием для анализа личности также выступает деятельность, вернее система деятельностей, осуществляющих разнообразные отношения субъекта с миром. Их иерархия, а точнее иерархия мотивов или смыслов, и задает структуру личности человека. В 1970-е гг. Леонтьев вновь обращается к проблемам восприятия и психического отражения, но по-иному. Ключевым для него становится понятие образа мира, за которым стоит прежде всего идея непрерывности воспринимаемой картины действительности и образов отдельных объектов. Невозможно воспринять отдельный объект, не воспринимая его в целостном контексте образа мира. Этот контекст задает перцептивные гипотезы, направляющие процесс восприятия и опознания. Это направление работ не успело получить какого-либо завершения. Леонтьев создал обширную научную школу в психологии, его работы оказали заметное влияние на философов, педагогов, культурологов и представителей других гуманитарных наук.

Мне чрезвычайно трудно выступать сегодня с вечерней лекцией. Трудно по крайней мере по двум причинам.

Первая из них - та, что существует написанная мной биография Алексея Николаевича , и просто кратко излагать то, что в ней сказано, едва ли имеет смысл. Значит, мою сегодняшнюю лекцию надо построить как-то по-другому.

Но есть и вторая трудность. Ведь я не просто биограф Алексея Николаевича - я и его сын. Пусть не просто сын, но и ученик, и льщу себя надеждой, что в каком-то смысле - продолжатель его научного дела, вернее, один из продолжателей. Но все-таки мое отношение к нему - более субъективное, чем у других его учеников и последователей. И я бы очень не хотел, чтобы моя лекция превратилась просто в рассказ сына об отце.

Во всяком случае, попытаюсь вместе с Вами пройти жизненный путь моего отца, следуя за его мыслями и чувствами, стремясь понять и раскрыть, почему его биография и научное творчество были такими, какими они были.

Несколько предварительных слов о тех материалах, которые будут использованы в сегодняшней лекции. Они разделяются на две группы. Часть документов и фотографий уже опубликована полностью или частично, в том числе (документы) в изданной биографии Леонтьева. Другая часть никогда не была опубликована, и вы впервые услышите эти документы и увидите эти фотографии. Работа над хранящимся в семье личным архивом А.Н. продолжается, и мы не теряем надежды на то, что в нем найдется еще много интересного. Что касается официальных государственных архивов и сохранившихся личных архивов соратников А.Н., то, кроме архива Психологического института (и то частично), они практически не исследованы.

Итак, приступаем к биографии А.Н.

В печатной биографии достаточно много рассказано о семье, в которой вырос Алексей Николаевич, и о его родителях. Люди старшего поколения, бывавшие в его доме, хорошо помнят их – и Николая Владимировича, и Александру Алексеевну. Это была зажиточная купеческая семья, - настолько зажиточная, что могла себе позволить ежегодный отдых в Ялте, а когда маленькому Алеше надо было лечиться в санатории, послать его за границу, в Австро-Венгрию, вместе с гувернанткой. Я хотел бы, чтобы вы увидели лица отца и матери А.Н. в их молодости. (№1, №2).

О школьных годах А.Н. мы знаем мало. Известно, что он учился в Первом Московском реальном училище, ставшем потом, когда он был старшеклассником, «единой трудовой школой»; вот его фотография в те годы (№5) . Он закончил ее досрочно, некоторое время работал конторщиком, а затем семья исчезла из Москвы примерно на три года – есть основания думать, что после начала гражданской войны она застряла в Крыму и смогла вернуться в Москву только в начале 1921 года. И семья, и сам А.Н. предполагали, что он станет инженером; в незаконченной, а вернее, лишь начатой автобиографии Леонтьев описывает свое детское увлечение авиамоделизмом. Кстати, потом технические увлечения А.Н. ему очень пригодились, когда пришлось конструировать, собирать и налаживать экспериментальные установки.

События первых лет революции привели юного реалиста к увлечению общественными науками, в первую очередь философией. Как он потом вспоминал, «общественные катаклизмы породили философские интересы. Это было у многих – сложился даже тип революционно настроенного еврея-романтика с философскими интересами (Столпнер)» Имеется в виду замечательный переводчик Гегеля на русский язык, друг Льва Семеновича Выготского Борис Григорьевич Столпнер. Продолжаю цитату: «Недаром на похоронах Столпнера встретились большевики и раввины. Интересовался анархизмом, бывал (до и после его разгрома) в центре анархистов на Малой Дмитровке (там продавали много анархистской литературы)» . Разумеется, в библиотеке А.Н. эта литература не сохранилась…

Во фрагментах автобиографии А.Н. писал о том, как в один прекрасный день он «пришел в психологический институт и спросил: куда нужно поступить, чтобы стать психологом? Кто-то ответил, что нужно поступить на историко-филологический факультет и учиться у профессора Челпанова. Я так и сделал и первая университетская лекция, которую я слушал, была именно лекция по психологии и читал ее именно Челпанов – в большой аудитории психологического института» . Факты он, естественно, изложил точно, но действительные мотивы поступления подменил мотивировкой. Ориентироваться в психологии настолько, чтобы сознательно пойти ей учиться, он просто не мог; и мне кажется более правдоподобным другой его рассказ о себе тех лет: «Занимался философскими проблемами аффектов, затем все это повернулось на психологию как философскую науку» . То-есть, в психологию А.Н. пришел уже в студенческие годы благодаря Георгию Ивановичу Челпанову.

Вот снимок А.Н. в его студенческие годы (№6) .

Напомню, что Психологический институт входил тогда в состав университета.

Из своих университетских преподавателей Леонтьев вспоминал, кроме Челпанова, еще немногих. В их числе – причем на первом месте – Густав Густавович Шпет, знаменитые в то время историки Петрушевский, Покровский, Богословский, Преображенский, Волгин, логик Гордон, читавший методологию науки, историк философии Кубацкий. В устных мемуарах А.Н. весьма скептически отозвался о приват-доценте Циресе; между тем даже эта, по его словам, «комическая фигура» оставила след в истории российской науки – в середине 20-х годов он был членом философской секции Государственной Академии Художественных Наук (ГАХН), руководимой Шпетом, вместе с такими выдающимися учеными, как Губер, Габричевский, Борис Исаакович Ярхо, Ахманов, Николай Иванович Жинкин, Алексей Федорович Лосев. В библиотеке А.Н. сохранились книги Шпета, вышедшие в 1922-1927 годах. Преподавал на факультете тогда и Николай Иванович Бухарин, впервые читавший курс исторического материализма.

Когда Леонтьев учился в университете, как раз развертывалась борьба за создание материалистической психологии, вылившаяся в своего рода античелпановский путч. К власти в Психологическом институте в конце 1923 года пришел ученик Челпанова, в прошлом учитель в Омске, Константин Николаевич Корнилов. Для большинства это - только имя: вот его портрет, относящийся как раз к середине 20-х годов (№7) . Другим, если можно так выразиться, оппонентом Челпанова был Павел Петрович Блонский. Об этих событиях есть огромная литература. Остановлюсь только на двух моментах, непосредственно связанных с жизнью и деятельностью А.Н.

Первое. Именно в конце 1923 года Леонтьев был оставлен при университете «для подготовки к профессорской деятельности», т.е. в аспирантуре. Причем оставлен Челпановым. Интересно, что такого студента, который весной того же года был исключен из университета по чистке за розыгрыш, учиненный группой студентов на занятиях преподавателя исторического материализма; который был вынужден в том же году доучиваться экстерном и получил диплом с задержкой на два года, - такого студента в последующие десятилетия, да и сейчас, ни под каким видом не приняли бы в аспирантуру.

Второе. Хотя Леонтьев в студенческие годы интересовался аффектами и в качестве дипломной работы представил сочинение под названием «Исследование объективных симптомов аффективных реакций», хотя его, как мы видели, сразу приняли в аспирантуру Психологического института, психологом он в те годы был в сущности никаким. Он сам неоднократно признавался в этом. Устные мемуары: мой вопрос: - С чем ты пришел? (имелось в виду – в Институт). Ответ А.Н. короток и ясен: - Пустой. Просто с общей идеей проникновения в жизнь чувств. – В другом месте тех же мемуаров: о встрече с Выготским: - У меня было заполнение вакуума . План неосуществленных мемуаров: «путь без выбора: эмоции». О последней встрече Леонтьева с Челпановым после его увольнения, когда А.Н. спросил Челпанова, надо ли ему, Леонтьеву, тоже уходить, есть по крайней мере три варианта рассказов – вплоть до откровенно враждебных по отношению к А.Н. мемуаров Г.П.Щедровицкого. Но мне кажется, что именно зафиксированный мною в 1976 году рассказ самого Леонтьева наиболее правдоподобен. По этому рассказу, ответ Челпанова звучал так: «Не делайте этого. Это все дела для ученых, и Вы не имеете своего суждения. Передо мной у Вас обязательств нет» . То-есть: вы еще никакой не ученый, и не вмешивайтесь в дела ученых! Но ведь так оно и было…

Новый директор привел с собой массу научной молодежи, горевшей желанием строить марксистскую психологию. В конце 1923 года из Казани был вызван и сразу сделан ученым секретарем института А.Р.Лурия, а в первые месяцы 1924 года по инициативе Лурия из Гомеля приехал мало кому тогда известный Л.С.Выготский.

С эти приездом, почти совпавшим с зачислением Леонтьева в институт «внештатным научным сотрудником», в его биографии начинается новый этап.

О том, как и над чем Леонтьев работал в Психологическом институте с Выготским, а точнее - с Лурия, а потом они вместе работали с Выготским, - имеется гигантская литература, в том числе воспоминания Лурия и самого А.Н. (чтобы не запутывать вас, я буду говорить именно о Психологическом институте, хотя за время своего существования он переименовывался не меньше пяти раз. Самое экстравагантное имя этот институт носил в начале 30-х годов: он назывался Государственным институтом психологии, педологии и психотехники). И в опубликованной биографии об этом тоже сказано достаточно.

Я хочу показать вам фотографии людей, окружавших А.Н. в эти годы и несколькими годами позже, в преддверии харьковского периода его жизни.

После свадьбы молодые поселились вместе с родителями А.Н. на Большой Бронной улице, дом 5, квартира 6, и жили там почти 30 лет - до 1953 года. Я тоже провел детство и отрочество в этом доме. Он был известен всей психологической Москве, а кое-кто, например Д.Б.Эльконин, вообще жил там неделями. Вот как он выглядел в 1951 году (№16) . Перед домом стоит трофейный немецкий автомобиль «Опель П-4», который А.Н. купил по дешевке сразу после войны.

Двадцатые годы - это не только сотрудничество с Выготским, плодом которого явилась первая книга А.Н. - «Развитие памяти», написанная в 1929 году и реально вышедшая только в 1932, и другая ортодоксально культурно-историческая его работа - «К вопросу о развитии арифметического мышления у ребенка», опубликованная нами только в 2000 году в одном из сборников (она включена в книгу статей Леонтьева «Становление теории деятельности», выходящую в издательстве «Смысл» через несколько месяцев и охватывающую творчество Леонтьева довоенного времени). И это не только совместные публикации с Лурия по луриевской проблематике. К этому времени относится в числе других и замечательная статья «Опыт структурного анализа цепных ассоциативных рядов», впервые опубликованная в 1928 году в «Русско-немецком медицинском журнале», а потом переизданная в двухтомнике Леонтьева 1983 года. Леонтьев вспоминал об этой статье: «Лурия негативно относился к исследованию комплексов помимо Фрейда и Юнга. Поэтому статью... подготовил подпольно от Лурия. Здесь не Юнг, а ассоцианизм. Свободные ассоциации - не цепь, цепь во втором ряду (зачаток понятия личностного смысла)» . В сущности, это первая самостоятельная публикация А.Н.!

Хочу воспользоваться поводом, чтобы остеречь моих слушателей от этого двухтомного издания. Конечно, хорошо, что оно вышло - и я сам был в числе его редакторов, хотя только номинально. Но когда мы с Д.А.Леонтьевым начали работать над упомянутым томом ранних работ А.Н., то сразу же столкнулись с вопиющим произволом при публикации текстов Леонтьева в двухтомнике. Решительно все эти тексты пришлось перепроверять по оригиналам, и обнаружились значительные расхождения - никак не обозначенные пропуски, а иногда даже куски, написанные «за Леонтьева». Поэтому, повторю еще раз, текстологически двухтомник Леонтьева совершенно неудовлетворителен.

В Психологическом институте, который при Корнилове превратился в оплот реактологии и при этом сосредоточился на классовой психологии («психика пролетария»), группа Выготского очень быстро почувствовала себя неуютно. Как вспоминал Лурия, «расхождения с Корниловым начались почти сразу, его линия нам не нравилась». Впрочем, неприязнь была обоюдной. Корнилов обвинял Выготского и его сотрудников в отходе от марксизма, в протаскивании идеалистических понятий. Трудно поверить, но в качестве такого идеалистического понятия Корнилов рассматривал... волю!

Поэтому Выготский и его ученики, формально не покидая Психологический институт, в реальности перешли в другое место, а именно в Академию коммунистического воспитания имени Н.К.Крупской (АКВ). Лурия стал заведовать там психологической секцией, Выготский руководил лабораторией, а Леонтьев был доцентом. «Заработки на службе были крайне низки», вспоминал А.Н., и все они - как мы сейчас - бегали из одного учреждения в другое. Леонтьев, в частности, кроме АКВ, подрабатывал в Государственном центральном техникуме театрального искусства (будущий ГИТИС), в Московском государственном техникуме кинематографии, переросшем во ВГИК, где познакомился и сотрудничал с С.М.Эйзенштейном, в Медико-педагогической клинике профессора Россолимо, где дорос до руководителя научной части или, как это называлось в документах, «председателя Научного Бюро».

Вот две фотографии Леонтьева этого времени - конца 20-х годов (№17, №18) . Есть и третья, которая, по некоторым догадкам, относится к концу 30-х годов, но я хочу показать ее именно сейчас. Дело в том, что «Развитие памяти» еще в рукописи получило 1-ую премию Главнауки и ЦЕКУБУ (Центральная комиссия по улучшению быта ученых), составлявшую 500 рублей. На эти деньги, вспоминал Леонтьев, «я купил доху с жеребком на кенгуру и вывороткой» (честное слово, не знаю, что это такое!). И очень хотелось бы вообразить, что на этой фотографии А.Н. снят именно в этой самой «дохе с жеребком» (№19).

В самом конце 20-х и начале 30-х годов Выготский и все его ближайшее окружение впервые столкнулись с извращенной реальностью советской идеологии. Над ними стали сгущаться тучи.

В Психологическом институте развернулась ожесточенная критика культурно-исторической психологии, - как позже, в 1934 году, писал один из сотрудников Института, Размыслов, это была якобы «лженаучная реакционная, антимарксистская и классово враждебная теория». Впрочем, из института группа Выготского уволена не была: после «реактологической» дискуссии 1930 года Корнилов был снят с поста директора (его сменил известный педагог Залкинд), и кое-что из идей Выготского вошло даже в план научных исследований института, что вызвало большое беспокойство и у Выготского, и у Леонтьева. Последний писал Выготскому в начале 1932 года: «Сама система идей в огромной опасности...Институт работает (старается работать) по нашим планам. Это - отчуждение наших идей. Это начало полного падения, рассасывания системы» . В то же время группу Выготского громили за знаменитые экспедиции Лурия в Узбекистан (1931 и 1932 годы), за совместную книгу Лурия и Выготского «Этюды по истории поведения» («идеалистическая ревизия исторического материализма и его конкретизации в психологии»). Появилась статья некоего Феофанова «Об одной эклектической теории в психологии», разоблачительный накал которой был, впрочем, сильно дискредитирован смешной опечаткой в самом заглавии: «Об одной электрической теории в психологии». Интересно, что одним из авторов программы по психологии, вызвавшей такое беспокойство Леонтьева, был едва ли не самый ожесточенный критик культурно-исторической школы А.В.Веденов!

Из ВГИКа Леонтьев был изгнан после появления сразу в двух центральных газетах статьи под угрожающим названием «Гнездо идеалистов и троцкистов». Но хуже всего было то, что главный оплот группы Выготского - АКВ - в 1930 году тоже оказалась под ударом. Как раз тот факультет, где они работали - факультет общественных наук - был объявлен «троцкистским». Через год ее превратили в институт и перевели в Ленинград, и с 1 сентября 1931 года Леонтьев был оттуда уволен - «вообще начался поход против комвузов», - вспоминал Леонтьев.

Погром происходил и в педагогике (главное, что прекратила свое существование «единая трудовая школа», главными теоретиками которой были Блонский и Выготский).

В конце 1930 года прекратила свое существование философская школа «диалектиков», возглавлявшаяся директором Института философии академиком Дебориным. Именно их позиции отразились в мыслях Выготского о развитии психики ребенка - у Выготского есть и прямые ссылки на Деборина. Был с ним знаком и Леонтьев. Лично Иосиф Виссарионович Сталин объявил деборинскую философию «левым уклоном» и обозвал деборинцев «меньшевиствующими идеалистами» - что сей ярлык должен был обозначать, не ясно и поныне. Одним из следствий разгрома деборинцев стало то, что «Развитие памяти» целый год не выпускали в свет - оно вышло только после того, как в экзепляры тиража была вложена брошюрка за двумя подписями - автора Леонтьева и научного редактора Выготского - с саморазоблачением...

Уже в 1932 году, явно по указанию сверху, партбюро Психологического института вознамерилось - цитирую документ того времени - «взять под обстрел марксистско-ленинской критики психотехнику и педологию» . А Выготский был - при всем его критическом отношении ко многому в теории и практике педологии - автором нескольких учебников по педологии для студентов!

Уже из всего этого ясно, что Выготский и его ученики оказались в более чем двусмысленном и по тем временам очень опасном положении. Они искали выход из этого положения: например, Выготский треть своего рабочего времени проводил в Ленинграде, читая там свои знаменитые лекции по истории развития психических функций. Лурия ушел в Медико-генетический институт и занимался там умственным развитием близнецов. Хуже всех оказалось Леонтьеву.

И тут ему - и всей группе Выготского - повезло. В конце 1930 года пришло приглашение от наркома здравоохранения Украины Канторовича переехать в Харьков (это была тогда столица УССР) и создать «психоневрологический сектор» в Украинском психоневрологическом институте. Позже сектор стал называться сектором психологии, а институт - Всеукраинской психоневрологической академией. Предполагалось, что в Харьков переедут Лурия, Выготский, Леонтьев, Божович, Запорожец и Марк Самуилович Либединский. Переговоры продолжались почти год, в них участвовал и Выготский. В результате Выготский так и не переехал, хотя вопрос этот в его семье серьезно обсуждался - вплоть до планов обмена его московской квартиры на харьковскую. Впрочем, он постоянно бывал в Харькове, а Леонтьев и Запорожец в свою очередь часто ездили в Москву, где принимали участие во «внутренних конференциях» Выготского. Лурия переехал, но ненадолго и вскоре вернулся в Москву, а занятый им пост заведующего сектором перешел к Леонтьеву. Божович сначала оставалась в Харькове, а потом перебралась в соседнюю Полтаву. Запорожец переехал вместе с женой, тоже психологом Т.О.Гиневской. Все они жили, как вспоминала Гиневская, «коммуной» - в одной большой квартире.

Я специально рассказал так подробно об обстоятельствах переезда, чтобы вам стало ясно - у них не было иного выбора. Как бы мы ни рассуждали о теоретических и личных расхождениях Выготского и Леонтьева, отнюдь не они были причиной переезда Леонтьева и его сотрудников в Харьков.

А расхождения были - теоретические по крайней мере. В печатном тексте автобиографии я детально - с опорой на ранее неизвестные документы - анализирую эту проблему, она очень подробно освещена и в нашей с Д.А.Леонтьевым публикации «Миф о разрыве: А.Н.Леонтьев и Л.С.Выготский в 1932 году» в первом номере «Психологического журнала» за этот год. Поэтому сейчас подчеркну только одно, главное: харьковская группа не противопоставляла себя Выготскому в теоретическом отношении; как еще в 1983 году правильно писал П.Я.Гальперин, исследования харьковчан привели «к существенному изменению в акценте исследований - Л.С.Выготский подчеркивал влияние высших психических функций на развитие низших психических функций и практической деятельности ребенка, а А.Н.Леонтьев подчеркивал ведущую роль внешней, предметной деятельности в развитии психической деятельности, в развитии сознания» . И многое из того, что в начале пути харьковские психологи трактовали как пункты расхождения с Выготским, а порой и как его «ошибки», они потом ассимилировали, осознав правоту Выготского. Это касается, например, проблемы эмоционального управления действиями, т.е. того, что Выготский называл единством аффекта и интеллекта. Другой вопрос, что харьковчане субъективно ощущали себя в некоторых вопросах оппонентами Выготского. До поры до времени, конечно.

В психоневрологической академии, а потом и в Харьковском педагогическом институте, именно вокруг А.Н. стали группироваться молодые харьковские психологи, часть из которых были аспирантами Леонтьева. Вот несколько фотографий.

К сожалению, у меня не оказалось фотографии молодого П.Я.Гальперина, бывшего одним из самых ярких представителей Харьковской группы. Чтобы потом не отвлекаться, покажу еще два групповых фото учеников Выготского, снятых тоже уже после войны.

Первое из них общеизвестно, я воспроизводил его еще в своей книге о Выготском 1990 года (№23) . А вот второе, насколько мне известно, никогда и нигде не публиковалось, Обратите внимание на портрет Выготского, на фоне которого они фотографируются (№24) .

Не буду описывать исследования Харьковской группы и, следовательно, Леонтьева в первой половине 30-х годов. Подробно об этом говорится в опубликованной биографии. А подвести общий итог этим исследованиям лучше всего словами С.Л.Рубинштейна из его знаменитой книги «Основы общей психологии». Вот что он писал: «...эти исследования устанавливают, что практические интеллектуальные действия детей уже на самых ранних ступенях развития носят специфически человеческий характер. Это определяется тем фактом, что ребенок окружен с первого же дня своей жизни человеческими предметами - предметами, являющимися продуктом человеческого труда, и прежде всего практически овладевает человеческими отношениями к этим предметам, человеческими способами действия с ними... Основой развития специфически человеческих практических действий у ребенка является прежде всего тот факт, что ребенок вступает в практическое общение с другими людьми, с помощью которых он только и может удовлетворить свои потребности. Именно это... является той практической основой, на которой строится и самое речевое его развитие» .

За три месяца до смерти Выготский вел переговоры о создании во Всесоюзном институте экспериментальной медицины (ВИЭМе), а вернее, в его московском филиале (ВИЭМ базировался в основном в Ленинграде) психологического отдела. В него, по мысли Выготского, должны были перейти все его ученики, разбросанные по разным местам; Леонтьев должен был стать заместителем заведующего отделом. Отдел открылся, но переезд А.Н. затянулся, и только в октябре 1934 года, уже после смерти Выготского, в ВИЭМ были зачислены Лурия (как заведующий лабораторией патопсихологии) и Леонтьев (как заведующий лабораторией возрастной психологии). 16 февраля Леонтьев выступает в ВИЭМе с докладом «Психологическое исследование речи». В нем он говорил (цитирую неопубликованный очень подробный автоконспект, по которому читался доклад): «Каковы действительные теоретические предпосылки психологического исследования?... Нужно...понять, что деятельность человека опосредствуется в идеальном отображении ее предмета в сознании (практически осуществляемом в слове)... Понять действительное соотношение между психологическим и физиологическим...».

Первая из перечисленных предпосылок возвращает нас к Выготскому. «Работы Выготского и его сотрудников, на которые мы опираемся и от которых мы отправляемся...». Наша же задача - «понять развитие слова не как движение, обусловленное внешней причиной, но как вещь саморазвивающуюся...» . Сравните: через два года в погромной книжке Е.И.Рудневой «Психологические извращения Выготского» говорилось, что методологической основой высказываний Выготского «является махистское понимание интеллекта, саморазвитие его, независимость от внешнего мира...», а про Леонтьева - как последователя Выготского - было сказано, что он «до сих пор не разоружился».

Об отношениях же психологии с физиологией А.Н. говорил так: «Физиология отвечает на вопрос, КАК происходит реализация (по каким законам организма) той или другой деятельности. Психология отвечает на вопрос, что подлежит реализации, как и по каким законам возникает эта действительность... Что сказать о той физиологии, которая высокомерно отворачивается от той действительности, законы реализации которой ей надлежит изучить».

Как вы полагаете - как эти заявления могли быть встречены в 1935 году в физиологическом институте, которым в основном и являлся ВИЭМ? Правильно; руководство ВИЭМа и особенно работавшие там физиологи выдержать их не могли. Еще год Леонтьев проработал в ВИЭМе, но в начале 1936 года его лаборатория была закрыта, а сам он уволен. Кто-то нажаловался в Московский комитет партии, но, вспоминал А.Н., «все прошло без особого скандала». Больше того - уже после увольнения тот же Ученый Совет ВИЭМа, который разгромил его доклад, присвоил Леонтьеву без защиты диссертации ученую степень кандидата биологических наук. Но это было слабое утешение...

Одновременно с поступлением в ВИЭМ А.Н. стал профессором Высшего коммунистического института просвещения (ВКИПа). Но и там он не удержался - возглавляемую им лабораторию в октябре того же 1936 года разогнали. Так что почти на год Леонтьев остался вообще безработным. К тому же в июле 1936 года грянуло знаменитое постановление ЦК ВКП/б/ «О педологических извращениях в системе наркомпросов». Летом того же года, после постановления, был рассыпан набор тома «Ученых записок» Харьковского НИИ педагогики - статьи Леонтьева, Божович, Зинченко, Аснина, Хоменко, Мистюк и Запорожца (совместно с Асниным). Слава богу, сохранилась корректура этого сборника!. В те же дни в редакции журнала «Под знаменем марксизма» собрали «совещание» ведущих психологов, где присутствовали В.Н.Колбановский (тогда директор Психологического института), Лурия, Леонтьев, Гальперин, Эльконин, Блонский и Теплов. Шел посмертный разгром Выготского и его школы: про Леонтьева, в частности, говорилось, что он-де не счел возможным подвергнуть критике свою теоретическую концепцию и вскрыть конкретные ошибки в своей работе. А его выступление на совещании было образцом того, как не должно было вести себя по отношению к важнейшим вопросам на психологическом фронте... Ну, а в январе знакового 1937 года вышла уже упомянутая брошюрка Е.И.Рудневой.

«Я был взят под подозрение», - вспоминал А.Н., но ни он, ни Лурия, ни Колбановский, по его словам, «не завязли»: «мы не были ни жертвами, ни прокурорами - нас не могли побудить к выступлениям» .

Осенью директором Психологического института снова стал Корнилов, и он взял А.Н. на работу в институт. Конечно, занимался он методологически безобидными темами, в особенности фоточувствительностью кожи как частью более общей проблемы генезиса чувствительности. Но занимался. Зарплата, конечно, была мизерная, опять-таки приходилось подрабатывать. Да и положение А.Н. в институте было неустойчивое. Поэтому когда Эльконин в 1939 году передал Леонтьеву приглашение возглавить кафедру психологии в Ленинградском пединституте им. Н.К.Крупской, он с радостью принял это приглашение, как и приглашение возглавить такую же кафедру в Институте коммунистического воспитания. График у него был такой же, как в свое время у Выготского: 20 дней в Москве, 10 в Ленинграде.

В воспоминаниях Эльконина говорится: «Помню, что А.Н. почти каждый приезд посещал С.Л.Рубинштейна, возглавлявшего в то время кафедру психологии в педагогическом институте им. Герцена» .

Вот, кстати, фотография Сергея Леонидовича (№26) .

Отношения А.Н. с С.Л. стали предметом такого же, я бы сказал, нездорового интереса у публики, как отношения А.Н. с Выготским. Я дважды обращаюсь к этим отношениям в своей книжке о Леонтьеве. Если суммировать сказанное там, можно сказать следующее.

Во-первых, у Леонтьева и Рубинштейна было всегда больше общего, чем противоположного. Не забудем, что оба они еще в 30-е годы отстаивали деятельностный подход и само понятие деятельности. А большинство советских психологов (я не говорю сейчас об учениках Выготского) вообще это понятие, как говорится, на дух не принимали. Это видно по обсуждению книги Рубинштейна в 1947 году, где половина выступавших, в частности Добрынин и Ананьев, критиковала С.Л. за излишнее внимание к деятельности, а половина (Эльконин, Леонтьев, Теплов) - за то, что принцип деятельности, по словам Теплова, «недостаточно пронизывает его книгу». Не могу не процитировать в этой связи К.Н.Корнилова, который в 1944 году, выступая в Психологическом институте в качестве вице-президента Академии педагогических наук, говорил буквально следующее: «В Институте выдвинута проблема деятельности, но я не понимаю ее смысла, как не понимал и раньше, не понимаю и на сегодняшний день, и не только я, но и те, кто работает в Институте» . Леонтьев не только часто посещал Рубинштейна в Ленинграде - их связывали достаточно прочные деловые отношения. Так, в «Основах общей психологии» С.Л. сочувственно опирается на многие положения Харьковской группы, и совершенно не случайно, что именно Рубинштейну принадлежит лучшее резюме идей этой группы, процитированное мной выше. И, став заведующим кафедрой психологии МГУ, он первым делом пригласил на эту кафедру Леонтьева и Запорожца, а затем даже Гальперина, которого Рубинштейн откровенно не любил. Рубинштейн был одним из оппонентов А.Н. на докторской защите в мае 1941 года (другими были Теплов и Леон Абгарович Орбели). В восстановительном госпитале в Коуровке у Леонтьева работала любимая ученица С.Л. А.Г.Комм. Конечно, личные отношения у них оставляли желать лучшего, - например, Рубинштейн в 1935 году провалил защиту диссертации Эльконина, которой руководил Леонтьев, и А.Н. добился пересмотра решения. Были и какие-то иные, вероятно, чисто личные трения, большинство из которых нигде не зафиксированы и остаются неизвестными, - когда в последние годы под руководством Е.Е.Соколовой собирались мемуарные материалы о Леонтьеве, по крайней мере двое из мемуаристов намекали на причины этого, но по существу о них не говорил никто.

Хотел бы оставаться объективным. Да, Леонтьев был главным оппонентом Рубинштейна на обсуждении его книги в 1947 году. Но и Рубинштейн был главным критиком Леонтьева на обсуждении «Очерка развития психики» годом позже, и критика эта была еще более острой! Кстати, оба оставались в рамках академической полемики, что тогда было редкостью. Рубинштейн очень остро критиковал Леонтьева в печати в 40-х годах - Леонтьев по отношению к Рубинштейну этого не делал. Знаменитое заседание президиума Ученого Совета МГУ 17 января 1949 года, стенограмма которого была опубликована в «Вопросах психологии» под несколько тенденциозным заглавием «Страницы истории: о том, как был уволен С.Л.Рубинштейн» , состоялось по инициативе самого С.Л., вернее, по его жалобе ректору на то, что Леонтьев является вдохновителем его, Рубинштейна, травли на кафедре - хотя по ходу обсуждения выяснилось, что ничего такого Леонтьев не делал, и в постановлении заседания Леонтьеву достается не меньше, чем Рубинштейну. Строго говоря, Рубинштейн вообще не был уволен ни из университета, ни из Института философии. Естественно, что с началом кампании против «безродных космополитов» (это - конец января 1949 года) по решению вышестоящих инстанций университет был вынужден освободить С.Л. от заведования кафедрой, но это было сделано более или менее по-джентльменски - Рубинштейн даже остался профессором кафедры. А в Институте философии он через месяц был восстановлен. Заведующим кафедрой был назначен Теплов и оставался им до 1951 года.

Для понимания отношений А.Н. и С.Л. интересно познакомиться с письмом Леонтьева Рубинштейну, датированным 10 апреля 1943 года. Оно очень деловое и чуть-чуть холодное, но в то же время вполне доброжелательное по отношению к адресату. Кончается письмо так: «Искренно Вас приветствую, Сергей Леонидович, с радостью жду возможности Вас повидать. Ваш А.Леонтьев».

Характерен рассказ А.Г.Асмолова, относящийся к последнему году жизни Леонтьева. Уже тяжело больной А.Н. однажды при нем сказал: «Вот бы посоветоваться с Сергеем Леонидовичем!» Удивленный Асмолов переспросил: «С Рубинштейном? Но ведь он давно умер». «В том-то и дело…», - ответил Леонтьев.

Следующий, можно сказать, критический момент в биографии А.Н. связан с Великой Отечественной войной. Я подробно написал об этом периоде в биографии. Скажу только, что в первый месяц войны, а именно 19 июля, А.Н. вообще чудом уцелел. А в октябре произошло то, чего еще никогда не было в истории Психологического института: Леонтьев был избран общим собранием сотрудников института исполняющим обязанности директора и первым делом вернул институт в лоно университета. (Потом, когда образовалась АПН РСФСР, новый директор – Рубинштейн – передал институт в эту академию.). Главное, что А.Н. совершил в эвакуации – это знаменитый Коуровский восстановительный госпиталь. Опять-таки не буду о нем сейчас говорить, как и об известной книге Леонтьева и Запорожца. Приведу только слова А.Н. из уже упомянутого – неопубликованного - письма Рубинштейну 1943 года. Объясняя причины неприезда в Москву, Леонтьев пишет: « Но главная причина одна, она серьезна и управляет мной: это – госпиталь, это – наша «Восстановительная поэма». Он родился, живет и радует сердце.

О нем я везу Вам большой доклад. Дни его жизни оказались плодотворны как годы. Я не умею говорить о нем без пафоса, за него я буду стоять «насмерть» - hier stehe ich, как говорил Лютер!».

Покажу Вам две фотографии, относящиеся к эвакуации. На первой из них вся семья Леонтьевых, включая шестилетнего меня, на веранде домика, где нас поселили в Ашхабаде (№27) .

На второй нет ни А.Н., ни других Леонтьевых: она интересна тем, что снята за несколько минут до коллективного выезда преподавателей МГУ в пустыню, где они отлавливали – больше для еды, чем для науки – крупных каракумских черепах, составлявших значительную часть нашего меню в эти месяцы (№28) .

Дальнейшие моменты в биографии А.Н. сороковых годов связаны с профессурой на вновь образованной университетской кафедре психологии и с огромной работой в Психологическом институте. Наступает конец сороковых, и вновь жизнь начинает сталкивать Леонтьева с непростым выбором и с принятием непростых решений. Этому уже был свидетелем я сам – в это время я был старшеклассником и многое понимал.

Конец сороковых ассоциируется у большинства с антикосмополитической, по существу антисемитской, кампанией, со снятием Рубинштейна с заведования кафедрой и так далее. Все это было и подробно описано в тексте биографии. Но и для Леонтьева это время оказалось переломным – вне всякой зависимости от отношений с Рубинштейном.

Я имею в виду состоявшийся в 1949 году крупный разговор А.Н. с заведующим Отделом науки ЦК ВКП/б/ Юрием Андреевичем Ждановым, только что печатно обвинившем Леонтьева в субъективном идеализме. Рассказ А.Н. об этом разговоре приведен на с.82 биографии. Чем он мог закончиться – бог весть: вероятнее всего, арестом и заключением (шутка ли – острый конфликт с всесильным партийным чиновником, к тому же сыном Андрея Александровича Жданова). Но судьба – или сам Юрий Андреевич – решила иначе: с этого дня начался «карьерный» взлет А.Н. В марте 1950 года он избирается действительным членом АПН РСФСР, в июле его делают академиком-секретарем Академии, а потом он становится и ее вице-президентом.

Надо сказать, что для советской психологии это оказалось неожиданной удачей. Ибо тем же летом 1950 года состоялась знаменитая Павловская сессия (официально именовавшаяся так: Объединенная научная сессия АН СССР и АМН СССР, посвященная учению И.П.Павлова). Она знаменита прежде всего тем, что А.Г.Иванов-Смоленский и примкнувший к нему К.М.Быков на этой сессии отлучили от павловской физиологии всех наиболее талантливых учеников И.П., в особенности П.К.Анохина и Л.А.Орбели. (О явных «антипавловцах» вроде Н.А.Бернштейна и говорить нечего). Но она чуть не стала и поминками психологии как науки: всерьез планировалось отменить ее по накатанному образцу педологии, психотехники, генетики и кибернетики и полностью заменить физиологией высшей нервной деятельности. И то, что именно в это время Леонтьев стал одним из руководителей Академии педагогических наук, оказалось немаловажным фактором ее спасения. (А насколько все это было серьезно, показывает обсуждение в университете работы кафедры психологии в феврале 1951 года, когда судьба психологической науки еще не определилась: ее предполагали разделить на три кафедры. Самое интересное, какие? Физиологии высшей нервной деятельности, анализаторов человека и физиологии органов чувств… Слава богу, ничего этого не произошло).

А вот это уже начало 60-х: маленький мальчик, которого ведет за руку А.Н. – это его внук и мой сын, теперь профессор, доктор психологических наук Дмитрий Алексеевич Леонтьев (№31) .	Примерно в то же время снята следующая фотография, зафиксировавшая еще один очень характерный жест А.Н. (№32).	А на этой фотографии, датируемой 24 мая 1969 года, Леонтьев читает лекцию в университете (№33) .

Наконец, к 1973 году относится снятая в Будапеште фотография, где рядом с ним опять Дима Леонтьев, теперь уже подросток (ему 13 лет) (№34) .

Но я уклонился от, так сказать, внутренней логики развития концепции Леонтьева.

В сущности, весь его творческий путь связан с реализацией двух больших исследовательских и одной, так сказать, организационной программы. Первая из них была зафиксирована самим А.Н. в 1940 году и приведена на с.58 биографии. Первый том огромной, практически завершенной рукописи был в мае 1941 года защищен в качестве докторской диссертации; второй и третий были утеряны во время войны. Но их содержание отразилось в «Очерке развития психики» (1947) и в цикле статей, опубликованных в 40-50 годах и потом частично собранных в «Проблемах развития психики». Кстати, композиция этой книги совершенно не случайно повторяет намеченную в 1940 году программу. Книга эта знаменита – она, как известно, получила в 1963 году Ленинскую премию и выдержала четыре издания. Не буду говорить об этой книге подробнее – ее знает чуть ли не наизусть каждый студент-психолог. Обращу ваше внимание только на то, что книга эта по содержанию скорее ретроспективна – она подводит итог тому, что уже было сделано Леонтьевым к концу 50-х годов . И поэтому ее никак нельзя трактовать как изложение его теоретических позиций именно этого периода.

Все дело в том, что уже через десять лет после выхода этой книги и сам А.Н., и практически все его соратники почувствовали неудовлетворенность состоянием развития теории деятельности. Поэтому они собрались в квартире Лурия (вернее, собирались три раза в ноябре-декабре 1969 года) и провели, как когда-то при Выготском, своего рода «внутреннюю конференцию» по проблеме деятельности – под магнитофон (сохранившиеся записи были опубликованы в 1990 году в сборнике «Деятельностный подход в психологии: проблемы и перспективы»). И вот с чего начал свое выступление Леонтьев. «Если эта система понятий представляет известное значение, то есть способна работать в психологии, то, по-видимому, эту систему нужно разрабатывать – что в последние годы, в сущности, не делается. Эта система понятий оказалась замерзшей, без всякого движения. И я лично оказался очень одиноким в этом отношении. Все движение идет по разным проблемам, которые более или менее соприкасаются с проблемой деятельности, скорее более, чем менее, но в упор понятие деятельности разрабатывается в высшей степени недостаточно…».

Так что в начале 70-х годов Леонтьев и вместе с ним деятельностная психология оказался в ситуации кризиса. Он не раз критически высказывался о «деятельностном подходе». Приведу только несколько таких высказываний. 1976 год: «Вы знаете, слова «деятельностный подход» и прочие слова о деятельности, последнее время мне приходится встречать огорчительно часто и много и не всегда в значении, достаточно очерченном, определенном… Они поэтому теряют свою определенность, которую они еще не теряли 15 и 20, может быть, лет тому назад, когда эти две или три позиции были очерчены; понятно, о чем можно было дискутировать, что надо было разрабатывать, а теперь – непонятно. Я теперь, когда вижу фразу «и с точки зрения деятельностного подхода» – скажу вам откровенно – меня это беспокоит» .

Мемуары В.А.Иванникова, относящиеся примерно к тому же периоду: «На факультете проходил семинар с довольно узким составом психологов Москвы и, придя с него, я заглянул в кабинет А.Н. Он сидел за своим рабочим столом и что-то писал. Я удивился и спросил: «Почему Вы не на семинаре, где обсуждается деятельностный подход? В ответ он как-то с хитрецой улыбнулся и спросил меня: «Вячеслав Андреевич, можете мне объяснить, что это такое?» Я растерялся, потому что считал его автором А.Н. И, не удержавшись, сказал: «А разве не Вы это ввели?». А.Н. пожал плечами и сказал, что он никогда не писал про деятельностный подход. Вначале мне показалось это игрой, но потом в автобиографии он ни слова не написал про деятельностный подход, а в представлении на орден, подготовленном факультетом, исправил наши слова о деятельностном подходе, но свое авторство в создании теории деятельности подчеркнул».

Когда я писал текст биографии А.Н., никому, в том числе и мне, еще не была известна его рукопись, датируемая февралем 1973 года – днями, когда Леонтьев отмечал свое семидесятилетие. Эта рукопись – нечто вроде дневниковой записи – настолько важна для понимания жизненной и научной судьбы А.Н., что я приведу ее почти полностью. Вот что пишет А.Н., раздумывая над своей биографией.

«В 1954 году после моей первой поездки в Канаду на Международный психологический конгресс у меня стала складываться некоторая программа организационного развития психологической науки в стране. Мне представилось, что наша психология должна войти «на равных» в мировую. Отсюда и возник первый пункт «программы»: организация национального психологического общества, которое станет членом Международного союза научной психологии.

2. Создать настоящую университетскую подготовку специалистов – факультетов или институтов психологии на правах факультетов.

3. Определить статус психологии как особой области знания, т.е. ввести ее в официальный перечень наук и установить ученые степени кандидата и доктора психологических наук.

4.Включить психологию в число наук, представленных в АН СССР.

Итак, программа из 4-х пунктов.

Сегодня, накануне моего 70-летия, думается о том, что программа эта является выполненной и, главное, что другой, дальнейшей организационной программы у меня нет. Здесь подведена черта.

…Это написано перед 5 февраля 1973 г., накануне 70-летия. Начал писать в контексте раздумий над собственной жизнью, которая переламывается на настоящую старость (до сих пор это слово звучит для меня как-то непривычно; оно еще по-настоящему не приобрело личностного смысла, хотя это – странно).

Я не думаю, что из продолжения записей в эту тетрадь получится что-то вроде мемуара или завещания. Может быть, вообще ничего не получится. Даже скорее всего – так.

Но какая-то потребность в этой тетради существует же. А какая именно – будет видно из того, что в ней запишется. Запишется само по себе – без специального намерения, без плана и цели.

Конечно, и цель какая-то тоже есть, но только смутная и – главное – которая вовсе не «идет на осознание»…

…Совсем иначе обстоит дело с программой внутреннего развития психологической науки. Генеральная программа у меня только-только начала складываться, но все еще в ней множество смутных переходов и белых пятен.

Иногда кажется, что эта теоретическая программа – дело ближайшего будущего и что нужно только найти правильный способ ее изложить, отточить терминологию, уточнить определения и прочее. А чаще кажется, что это – синяя птица, что субъективное видение ее не более чем иллюзия.

Все же о программе думается. Она получила даже словесную метку – “ProPsy” (так назвал свой проект развития психологии Р.Рассел, представленный на исполком Международной ассоциации в 1970 или 71-м году). Кстати: это был очень слабый проект.

В грубом приближении материал для “ProPsy” изложен в десятке (или около того) теоретических статей, но я писал их без замысла создать теоретическую программу, кроме, пожалуй, двух последних статей в «Вопросах философии» 72 г. и третьей, еще не законченной, из того же цикла; ее тема «деятельность и личность».

Конфликтность ситуации состоит сейчас в том, что создалась сильнейшая интенция доделать этот цикл, а на мне угнетающее ярмо – учебник психологии для университетов. Создается настоящий «невроз учебника»!»

Вы уже поняли, что три названных статьи – это как раз и есть книга «Деятельность. Сознание. Личность». А учебник так никогда и не был написан. Н.Ф.Талызина вспоминает об одном разговоре с А.Н. незадолго до его смерти. «…Я не помню, в какой связи зашел разговор о том, что надо перестраивать психологию, что у нас теория деятельности – это только одна глава психологии, а деятельностной психологии у нас нет, она должна быть еще построена…. И я, помню, сказала: «Алексей Николаевич, кто же, как не Вы, должны это сделать». Он задумался и сказал: «Вы, конечно, правы, но для этого слишком много надо перелопатить»» .

Середина и конец 70-х годов – это как раз и есть время лихорадочного поиска Леонтьевым новых путей, конкретизация программы, намеченной в его последней монографии. Я подробно пишу об этом в тексте биографии Леонтьева. Но ему не было суждено довести эту исследовательскую программу до завершения – даже на этапе плана, не говоря уже о его реализации. И это – а также «висящий» над ним учебник – фрустрировало его. Отсюда жутковатая фраза, сказанная им в речи над гробом А.Р.Лурия: «Да, ты ушел с чувством совершения. Я не мог не сказать об этом. Увы, я слишком остро чувствую, как горько не иметь права на это чувство» .

Не буду говорить о его, так сказать, внешней биографии в последние десятилетия его жизни. Только покажу снятую в 70-е годы его фотографию, где он задумчиво сидит на каком-то заседании (№35) .

Подходя к ее концу, я хотел бы немного поразмышлять вслух о Леонтьеве.

Его последняя теоретическая программа так и не была, в сущности, ни завершена, ни тем более реализована. Все его соратники старшего поколения ушли из жизни почти одновременно с ним – в течение пяти лет. На факультете психологии и в Психологическом институте начались закручивание гаек, разброд и шатание, Давыдов был уволен и лишен партбилета, Зинченко вынужден был покинуть университет, а поколение нынешних пятидесятилетних, конечно, не могло тогда полностью вынести на своих плечах груз, который в 1979 году уронил со своих плеч А.Н. Не они определяли в 80-х годах научную погоду на факультете и вообще в нашей психологии. Сейчас другое время, и выросло новое поколение психологов, обогащенное владением всем лучшим в мировой психологии. Не пора ли нам вновь вернуться к теоретическому и методологическому наследию Леонтьева и, пусть через четверть века после его кончины, хотя бы частично реализовать его замыслы? Одной из форм такой реализации мог бы быть постоянный Леонтьевский теоретический семинар на факультете психологии МГУ, на котором мы, конечно, будем рады видеть и слышать и психологов из других вузов и научных учреждений.

И в заключение об А.Н. как человеке.

С самого дня его кончины и доныне находились и находятся люди, как будто поставившие себе жизненной целью дискредитировать личность и деятельность А.Н., усердно создавая вокруг него определенный ореол. Для этой малопочтенной цели искусственно подбираются и тенденциозно интерпретируются какие-то отдельные факты его биографии. А такие факты, как самоотверженная борьба Леонтьева за судьбы его прямых и даже непрямых учеников или демонстративный его отказ уволить с факультета М.К.Мамардашвили; как то «прикрытие», которое создавал своим немалым весом А.Н. для спокойной работы факультета, - сошлюсь на воспоминания Софьи Густавовны Якобсон, где говорится: «С появлением отделения психологии я попала из этой малоприятной советской действительности, с ее доносами, персональными делами и прочей возней в совершенно другой мир – мир вечных ценностей, стремления к истине, в мир совершенно других людей»; как почти невероятный в советское время поступок, когда по инициативе Леонтьева была провалена докторская диссертация секретаря факультетского партбюро, - все эти и многие другие факты, рисующие подлинный образ А.Н. как кристально честного, глубоко порядочного и редкостно принципиального человека и руководителя, попросту игнорируются.

Нет, не потому я говорю сейчас об этом, что моя фамилия – тоже Леонтьев. Присутствующие здесь ученики и соратники А.Н., хорошо знавшие его, подтвердят, что этот непростой человек, умевший быть нетерпимым, жестким и непримиримым, но, когда надо было для дела, гибким, толерантным и компромиссным, - Алексей Николаевич Леонтьев - был именно таким, как я только что сказал, - честным, смелым, порядочным и принципиальным, - и таким он остался в нашей общей памяти о нем.

Его бывший студент Федор Ефимович Василюк говорит в своих опубликованных воспоминаниях о Леонтьеве: «…Мы интуитивно чувствовали его необыкновенный масштаб и профессиональный, и человеческий… Он был человеком из какого-то другого мира, Мира Великих Людей…».

Этот необыкновенный масштаб личности А.Н., наверное, и есть то главное, что заставляет нас снова и снова возвращаться к его мыслям и поступкам и мерить себя его мерой.

Спасибо Алексею Николаевичу Леонтьеву за то, что он был, и за то, что он сделал для всех нас.

Источники:

1. А.А.Леонтьев. Жизненный и творческий путь А.Н.Леонтьева. М.: Смысл, 2003.
2. А.А.Леонтьев. Алексей Николаевич Леонтьев рассказывает о себе. // Вопросы психологии, 2003, №2, с.35-36.
3. А.А.Леонтьев. Алексей Николаевич Леонтьев рассказывает о себе, с.36.
4. Указ.соч.,с.36.
5. Указ.соч., с.37.
6. Указ.соч., с.35.
7. А.Н.Леонтьев. К вопросу о развитии арифметического мышления ребенка. // «Школа 2100». Приоритетные направления развития Образовательной программы. Вып.4. М.: Баласс, 2000.
8. А.А.Леонтьев. Алексей Николаевич Леонтьев рассказывает о себе, с.36-37.
9. Указ.соч., с.38.
10. А.А.Леонтьев, Д.А.Леонтьев. Миф о разрыве: А.Н.Леонтьев и Л.С.Выготский в 1932 году. // Психологический журнал, 2003, №2, с.19.
11. Цит. по кн.: Психологический институт на Моховой. (Исторический очерк). М.: ИЧП ЕАВ, 1994, с.18.
12. П.Я.Гальперин. К воспоминаниям об А.Н.Леонтьеве. // А.Н.Леонтьев и современная психология. М.: МГУ, 1983, с.241.
13. С.Л.Рубинштейн. Основы общей психологии. М.: 1940, с.317-318.
14. Рукопись (в архиве семьи А.Н.Леонтьева).
15. Цит. по записи А.А.Леонтьева (в архиве семьи А.Н.Леонтьева).
16. Д.Б.Эльконин. Воспоминания о соратнике и друге. // А.Н.Леонтьев и современная психология. М.: МГУ, 1983, с.247.
17. Цит. по: Психологический институт на Моховой, с. 21.
18. 1989, №№4 и 5.
19. Рукопись в архиве семьи А.Н.Леонтьева.
20. Ранее она была опубликована дважды. См. А.А.Леонтьев. Творческий путь Алексея Николаевича Леонтьева. // А.Н.Леонтьев и современная психология. М.: МГУ, 1983, с.17-18; А.А.Леонтьев, Д.А.Леонтьев. А.Н.Леонтьев и его теория филогенеза психики. // А.Н.Леонтьев. Эволюция психики. Избранные психологические труды. М.- Воронеж: Московский психолого-социальный институт, «МОДЭК», 1999, с.16-17.
21. См. об этом А.А.Леонтьев. Деятельный ум. М.: Смысл, 2001.
22. А.Н.Леонтьев. Философия психологии. М.: МГУ, 1994, с.247.
23. Там же, с.274-275.
24. В.А.Иванников. А.Н.Леонтьев глазами студента и сотрудника. // Мир психологии, 1999, №1, с.14.
25. Рукопись (в архиве семьи А.Н.Леонтьева).
26. Н.Ф.Талызина. «Деятельностный подход еще не реализован. Надо строить психологию действий». // Журнал практического психолога, 2003, №1-2, с.15.
27. А.А.Леонтьев. Жизненный и творческий путь А.Н.Леонтьева. М.:Смысл, 2003, с.113.

» Теория деятельности

Теория ведущей деятельности и развитие психики.
Алексей Николаевич Леонтьев (1903-1979)

Алексей Николаевич Леонтьев - советский психолог, ученик основателя культурно-исторической школы в психологии Льва Выготского.

Свой вклад в науку А.Н. Леонтьев сделал в области общей психологии и методологии психологического исследования. Исследовал проблемы развития психики, ее генезис, биологическую эволюцию, общественно-историческое развитие. Изучал также вопросы инженерной психологии, психологии восприятия, памяти, мышления и т.д. В первую очередь Алексей Леонтьев известен своей теорией ведущей деятельности и понятием «сдвига мотива на цель».

Человеческая субъективность, человеческая деятельность и их связь были выходным пунктом психологических исследований А.Н. Леонтьсва. Он писал: «Психологическая наука никогда не поднималась над уровнем чисто метафизического противопоставления субъективных психических явлений явлениям объективного мира. Поэтому она никогда не могла проникнуть в их действительную сущность, растерянно останавливаясь перед тем рвом, который разделяет сущность и явление или причину и следствие». Леонтьев определяет важное положение психологического познания: «Деятельность практически связывает субъекта с окружающим миром, воздействуя на него и подчиняясь его объективным свойствам». В связи с этим было отвергнуто представление о психике как сущности, которая имеет свое особое существование, не зависящее от внешних воздействий.

Леонтьев продолжает и развивает идею Л.С. Выготского об интериоризации, указывая, что интериоризация как постепенное превращение внешних действий во внутренние , умственные, есть процесс, который вынужденно осуществляется в онтогенетическом развитии человека. Его необходимость Леонтьев определяет тем, что центральным содержанием развития ребенка является усвоение им достижений исторического развития человечества, в том числе достижений человеческой мысли, человеческого познания.

Чтобы ребенок мог построить новое умственное действие, его надо предварительно подать ребенку как действие внешнее, то есть эскстериоризовать ее. В такой экстериоризованной форме, в форме развернутого внешнего действия возникает действие умственное, мыслительное. Впоследствии, в результате его постепенных преобразований - обобщения, специфического сокращения звеньев и изменения уровня, на котором оно выполняется, - происходит его интериоризация, которая уже происходит в разуме ребенка.

Этот процесс по Леонтьеву имеет принципиальное значение для понимания характера формирования человеческой психики. Ведь ее главная особенность заключается именно в том, что она развивается не в плане проявления врожденных способностей, не путем приспособления наследственного видового поведения к переменных элементам среды. Она представляет собой продукт передавания и присвоения индивидами достижений общественно-исторического развития, опыта предыдущих поколений. Творческое движение мысли вперед, которое человек осуществляет самостоятельно, возможно лишь на основе овладения этим опытом.

Для подтверждения своих положений Леонтьев использует вероятные факты, свидетельствующие о том, что дети, которые с раннего возраста развиваются вне общества и созданных им явлений, остаются на уровне животной психики. У них не только не формируются речь и мышление, даже их движения ничем не напоминают человеческие. К тому же такие дети не приобретают свойственной людям вертикальной осанки.

Леонтьев приводит убедительные примеры того, что те способности и функции, которые имеют социальный характер, не фиксируются в мозге людей и не передаются по законам наследственности. Эта идея открывает путь к теории самосознания человека. Последний приобретает свободу от рефлекторной реактивности и активно планирует свое поведение. Здесь содержатся зачатки принципов, которые помогут найти новые теоретические основы научной психологии, продвинут вперед ее общую теорию.

В связи с этим Леонтьев отвергает плоский биологизм, возлагая в основу человеческой деятельности не элементарные физиологические функции мозга, а их сочетания, которые возникают в ходе индивидуального развития. 1 «Кора человеческого мозга с ее 15 миллиардами нервных клеток стала... органом, способным формировать функциональные органы». Функционирование последних осуществляется на базе человеческой деятельности.

Существенный вклад Леонтьева в психологию состоит в том, что он раскрыл характер и формы этой деятельности, показал ее мотивационную движущую силу и выдвинул понятие ведущей деятельности. Последней он называет такую деятельность, которая вызывает самые главные изменения в психике ребенка. Ведущая деятельность связана с психическими процессами, которые подготавливают переход ребенка к новой, высшей ступени развития.

В книге «Проблемы развития психики» Леонтьев дает подробную характеристику деятельности вообще, ее структуры и мотивационных осложнений. Деятельность состоит из действий. Действия разлагаются на отдельные операции. В деятельности существуют предмет и мотив. Как утверждает автор, генетически отделения предмета и мотива индивидуальной деятельности является результатом вычленения из сложной и многофазовый, но единой деятельности отдельных операций.

Исторически, по способу своего возникновения, связь мотива с предметом действия отражает не естественные, а объективно-социальные связи и отношения, то есть разделение труда приводит к разделению предмета и мотива. Это поясняется тем, что в процессе разделения труда человек выполняет лишь часть общей деятельности. Осознание действия, его смысла как сознательной цели выводит человека за пределы только данного действия. На этой основе субъекту впервые открывается связь предмета действия (его цели) и того, что побуждает к деятельности, открывается в непосредственно чувственной форме - в форме деятельности человеческого трудового коллектива. Эта деятельность и отображается теперь в мозге человека уже не в своей субъективной слитности с предметом, а как объективно практическое отношение к нему субъекта.

Леонтьев приходит к необходимости включить в понятие мотивации идею «значения». Следует выяснить, какое значение имеет предмет для меня, что предопределяет мое действие в отношении к нему. С психологической стороны значение является обобщенным отражением действительности, которое стало достоянием моего сознания, отражением, которое выработало человечество и зафиксировало в форме понятия, знания или даже умения, как обобщенного «образа действия», нормы поведения и т. п. В частности, английский психолог Ф. Бартлетт определяет смысл как «значение, которое создается целостностью ситуации». Леонтьев формулирует положение о том, что «сознательный смысл выражает отношение мотива к цели».

Термин «мотив», по Леонтьеву, означает то объективное, в чем конкретизируется потребность в данных условиях и на что направляется деятельность как на то, что возбуждает ее. Леонтьев различает также смысл и значение. Так, понимание значения определенной исторической даты может иметь разный смысл, например, для школьника и для воина. «Смысл» для Леонтьева несет личностную нагрузку. Вводя для психологической характеристики сознания различие личностного смысла и собственно объективного значения, Леонтьев отмечает, что дифференциация этих понятий касается не всего отображаемого содержания, а только того, на что направлена деятельность субъекта. Ведь личностный смысл выражает именно отношение к осознаваемым объективным явлениям. Подчинение действий и целей исходящим мотивам расширяет сферу осознаваемого.

С расширением этой сферы Леонтьев связывает понятие «сдвиг мотива на цель »: человек под влиянием определенного мотива начинает выполнять действие, а затем выполняет его ради него самого. В данном случае мотив словно смещается на цель, а действие превращается в деятельность. Мотивы деятельности, имеющие такое происхождение, Леонтьев называет сознательными мотивами. Он характеризует их установкой отношения мотива узкой деятельности к мотиву деятельности и более широкой.

Тот факт, что сдвиг мотивов на цели действий можно наблюдать в человеческих поступках, делает психологически понятным, как могут возникать новые потребности и как меняется тип их развития. Поскольку потребность находит в предмете свою определенность, или, другими словами, опредмечивается в нем, Леонтьев раскрывает в данном предмете мотив деятельности, то есть то, что именно возбуждает ее. Таким образом, возникновение новых, более высоких мотивов происходит в форме переноса мотивов на цели и их осознания.

Указывая на различия между действием и деятельностью, Леонтьев отмечает, что в действии мотив не совпадает с предметом. ЦС происходит только в деятельности. Поскольку предмет действия не вызывает деятельность, для того, чтобы действие возникла, необходимо, чтобы ее предмет выступил перед су Объекта в своем отношении к мотиву деятельности, в которую это действие входит. В таком случае предмет действия осознается как цель.

Леонтьев отличает мотивы «только осознаваемые» от «реально действующих». Только при определенных условиях одни мотивы могут превращаться в другие. Это превращение происходит так: иногда результат действия оказывается более значительным, чем мотив, реально побуждающий это действие. Ребенок добросовестно готовит домашние задания, желая быстрее пойти на прогулку. В результате это приводит к значительно большему, то есть к хорошим оценкам. Происходит новое опредмечивание потребностей ребенка, а это значит, что они меняются, развиваются, поднимаются на ступень выше. Здесь Леонтьев делает педагогический вывод: искусство воспитания и состоит в том, чтобы предоставить более высокое значение успешному результату деятельности. Так осуществляется переход к более высокому типу реальных мотивов. Если перед ребенком поставить задачу запомнить определенные слова, а потом ту же задачу дать в игровой деятельности, то во втором случае задача будет выполнена с двойной эффективностью. Здесь играет роль конкретный мотив конкретной деятельности.

Устанавливая мотивы действий и мотивы деятельности, Леонтьев показывает их взаимный переход. Мотивы деятельности, подчиняясь более высоким мотивам, становятся мотивами лишь отдельных действий и дополнительно поддерживают их выполнения. Конечно, можно наблюдать и обратный процесс. Соподчинение мотивов отрицает чисто реактивное поведение, в чем Леонтьев видит большой смысл. Вместе с тем он уделяет значительное внимание не только проблемам индивидуального в развитии. В не меньшей степени его интересует извилистый и колоритный путь исторического развития психики.

Развивая марксистские взгляды на историческое развитие психики, Леонтьев подвергает обстоятельному анализу натуралистические и социологические теории, касающиеся этой проблемы. Спенсер, Газри, Скиннер и другие в своих теориях психики прежде всего биологизируют человека. Теории приспособления, адаптации ярко выражают «натурализм» этих исследователей. Если они иногда говорят о языке как о специфическом свойстве приспособительных действий человека, то сам язык не выходит за пределы биологических определений.

Французская школа в психологии развивает социологическое направление. «Общество является объяснительный принципом индивида», - утверждают ее представители. Однако само общество рассматривается только в плане сознания и, в частности «коллективного сознания» Дюркгейма. По Пиаже, возникновение связанных систем интеллектуальных операций рассматривается как продукт перенесенного во внутренний план сотрудничества (кооперации), что возникает в условиях социальной жизни. Даже в трудах французских психологов марксистского направления (Политцера, Валлона, Майерсона) заметна оторванность природного от социального.

Леонтьев вспоминает, что в 1920-х годах в Советском Союзе господствовала теория «биосоциального». Уже Выготский подверг ее серьезной критике. Его школа, к которой относится и Леонтьев, подробно развила положение о том, что психическое является продуктом, дериватом развития материальной жизни, внешней материальной деятельности, которая превращается в ходе общественно-исторического развития во внутреннюю деятельность, в деятельность сознания. Была выдвинута центральная задача исследования - строение деятельности и ее интериоризация. После дискуссии на тему научного наследия И. Павлова состоялся неправомерный поворот в сторону физиологизации человеческой психики. Проблема индивида и среды была упрощена на основе биологических принципов. Критикуя биологизацию в психологии, Леонтьев отмечает, что понятие среды нельзя понимать только как совокупность внешних раздражений в их физических значениях. То, чем является для организма среда, зависит от природы данного организма, от его конкретной ситуации, а главное - от его деятельности.

На большом опытном материале Леонтьев показывает, что в ходе антропогенеза все более набирали силу социальные законы. Темпы социального развития человека все менее зависели от темпов его биологического развития. В конце концов, общественно-исторический прогресс человека освобождается от этой зависимости. Наступает эра господства исключительно социальных законов

Накопление и закрепление достижений общественно-исторического развития человечества в корне отличается от биологической формы накопления и фиксации филогенетически возникших свойств. Леонтьев показывает также коренное отличие форм передачи достижений человечества отдельными индивидами. Эти достижения не закрепляются в морфологических особенностях в форме наследственно фиксированных изменений. Они закрепляются во внешней, экзотерической форме. Мир социальных отношений стоит перед каждым человеком как задача, которая решается через деятельность, направленную на овладение этим миром.

Развивая марксистское толкование психического, Леонтьев пишет: «Духовное, психическое развитие отдельных людей является продуктом... усвоения, которого вовсе не существует у животных, как не существует в них и противоположного процесса опредмечивания их способностей в объективных продуктах их деятельности». Психические способности и функции, которые формируются в ходе усвоения, представляют собой психологические новообразования, отношения которых унаследованы, врожденные механизмы и процессы являются лишь необходимыми внутренними (субъективными) предпосылками. Но они не определяют ни их состава, ни их специфического качества. Здесь Леонтьев подразумевает речевой слух, логическое мышление и др. Возможность усвоения возникает в результате общения.

Если индивидуальное поведение животных зависит от видового опыта (инстинкты) и индивидуального, причем видовое поведение приспосабливается к изменяющимся элементам внешней среды, то у человека усвоение общественно-исторического опыта осуществляется «механизмами формирования механизмов». Возникает система действий орудийного типа.

Историческое развитие психики Леонтьев связывает с формированием умственных действий, которое происходит при помощи интериоризации - постепенного преобразования внешних действий в действия внутренние. Ведь во внешних предметах уже опредмечена деятельность. Для распредмечивания ребенок должен провести адекватную деятельность. Это же касается и духовных продуктов (понятий, представлений и т. п.). В связи с этим Леонтьев критикует наивно-ассоцианистские концепции обучения и настойчиво подчеркивает роль взрослых в психическом развитии ребенка. Взрослый разворачивает умственное действие перед ребенком, а такие процессы, как обобщение, сокращение звеньев умственного действия, изменение уровней выполнения, происходят уже в уме самого ребенка. Так человек с детства усваивает общественно-исторический опыт, что дает ему возможность творчески двигаться вперед.

Наконец, Леонтьев подходит к определяющей психологической проблеме - мозг и психическая деятельность человека. Принципиально она решается так, что в историческое время мозг не претерпевает существенных морфологических изменений. Достижения исторического развития закрепляются в объективных - материальных и идеальных - продуктах человеческой деятельности. Человек овладевает ими в порядке прижизненных приобретений. Леонтьев показывает беспочвенность попыток локализовать высшие психические функции в духе наивного психоморфологизма. В связи с этим он критикует идею «наложения психологического узора на физиологическую канву». Ведь мозг работает как единое целое в случае любого психического процесса. Леонтьев последовательно развивает идею «формирования функциональных объединений». Речь идет о динамике процессов возникновения и угасания систем связей между реакциями на последовательно действующие комплексы раздражителей. Эти прижизненные образования, будучи сложенными, функционируют как одно целое и являются своеобразными органами, специфические отправления которых и выступают в виде психических способностей или функций.

Еще Ухтомский отмечал, что не обязательно связывать с понятием «орган» что-то морфологически статичное. Органы, развивает эту мысль Леонтьев, складываются, подобно процессу интериоризации, с определенной редукцией эффекторных действий. Их полная рефлекторная структура может быть развернута. Врожденные структуры этого не допускают. Между прочим, в патологических случаях происходит не выпадение функций, а дезинтеграция функциональной системы, одно из звеньев которой оказывается разрушенным. Даже И. Павлов не противопоставлял жестко «конструкцию» и «динамику». Они непосредственно переходят друг в друга.

Подытоживая свои рассуждения относительно мозгового субстрата психического, Леонтьев пишет: «Психика человека является функцией тех высших мозговых структур, которые формируются у человека онтогенетически в процессе овладения им исторически сложившихся форм деятельности в отношении к окружающему его человеческому миру».

Основные труды Алексея Николаевича Леонтьева:

1. Леонтьев А.Н. Восприятие и деятельность. - М., 1976.
2. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. - Москва: Политиздат, 1975.
3. Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. - М., 1992.
4. Леонтьев А.Н. Умственное развитие ребенка. - Москва, 1950.

Роменець В.А., Маноха И.П. История психологии XX века. - Киев, Лыбидь, 2003 .

Алексей Николаевич Леонтьев (1903-1979) - российский психолог, доктор психологических наук, профессор, действительный член АПН РСФСР (1950), АПН СССР (1968), почетный член Венгерской академии наук (1973), почетный доктор Парижского университета (1968).

Разработал общепсихологическую теорию деятельности.

Основные научные труды: «Развитие памяти» (1931), «Восстановление движения» совместно с А.В. Запорожцем (1945), «Очерк развития психики» (1947), «Потребности и мотивы деятельности» (1956), «Проблемы развития психики» (1959, 1965), «Об историческом подходе к изучению психики человека» (1959), «Потребности, мотивы и эмоции» (1971), «Деятельность. Сознание. Личность» (1975).

Основные теоретические положения учения А.Н. Леонтьева:
психология - это конкретная наука о порождении, функционировании и строении психического отражения реальности, которое опосредует жизнь индивидов;
объективным критерием психики является способность живых организмов реагировать на абиотические (или биологически нейтральные) воздействия;
абиотические воздействия выполняют сигнальную функцию по отношению к биологически значимым раздражителям;
раздражимость - это способность живых организмов реагировать на биологически значимые воздействия, а чувствительность - это способность организмов отражать воздействия, биологически нейтральные, но объективно связанные с биологическими свойствами;
в эволюционном развитии психики выделяются три стадии: 1) стадия элементарной сенсорной психики, 2) стадия перцептивной психики, 3) стадия интеллекта;
развитие психики животных - это процесс развития деятельности;
особенностями деятельности животных являются:
а) вся активность животных определяется биологическими моделями;
б) вся деятельность животных ограничена рамками наглядных конкретных ситуаций;
в) основу поведения животных во всех сферах жизни, включая язык и общение, составляют наследственные видовые программы. Научение у них ограничивается приобретением индивидуального опыта, благодаря которому видовые программы приспосабливаются к конкретным условиям существования индивида;
г) у животных отсутствует закрепление, накопление и передача опыта поколений в материальной форме, т.е. в форме материальной культуры;
деятельность субъекта является тем содержательным процессом, в котором осуществляются реальные связи субъекта с предметным миром и который опосредует связи между объектом и воздействующим на него субъектом;
деятельность человека включена в систему общественных отношений и условий;
основной характеристикой деятельности является ее предметность; деятельность определяется предметом, подчиняется, уподобляется ему;
деятельность - это процесс взаимодействия живого существа с окружающим миром, позволяющий удовлетворять ему свои жизненно необходимые потребности;
сознание не может рассматриваться как замкнутое в самом себе: оно должно быть выведено в деятельность субъекта;
поведение, деятельность нельзя рассматривать в отрыве от сознания человека (принцип единства сознания и поведения, сознания и деятельности);
деятельность - это активный, целенаправленный процесс (принцип активности деятельности);
действия человека предметны; они реализуют социальные цели (принцип предметности человеческой деятельности и принцип ее социальной обусловленности).

А.Н. Леонтьев о структуре деятельности:
деятельность человека имеет сложное иерархическое строение и включает следующие уровни: I - уровень особых деятельностей (или особых видов деятельности); II - уровень действий; III - уровень операций; IV - уровень психофизиологических функций;
деятельность человека неразрывно связана с его потребностями и мотивами. Потребность - это состояние человека, выражающее его зависимость от материальных и духовных предметов и условий существования, находящихся вне индивида. В психологии потребность человека рассматривается как переживание нужды в том, что необходимо для поддержания жизни его организма и развития его личности. Мотив - это форма проявления потребности, побуждение к определенной деятельности, тот предмет, ради которого осуществляется данная деятельность. Мотив по А.Н. Леонтьеву - это опредмеченная потребность;
деятельность как целое - это единица жизни человека, активность, отвечающая определенному мотиву;
тот или иной мотив побуждает человека к постановке задачи, к выявлению той цели, которая, будучи представлена в определенных условиях, требует выполнения действия, направленного на создание или получение предмета, отвечающего требованиям мотива и удовлетворяющего потребность. Цель - это представляемый им мыслимый результат деятельности;
действие как составная часть деятельности отвечает осознаваемой цели. Любая деятельность осуществляется в форме действий или цепи действий;
деятельность и действие жестко не связаны между собой. Одна и та же деятельность может реализовы-ваться разными действиями, и одно и то же действие может входить в различные виды деятельности;
действие, имея определенную цель, осуществляется разными способами в зависимости от тех vo ловий, в которых это действие совершается. Способы осуществления действия называются операциями. Операции - это преобразованные, ставшие автоматизированными действия, которые, как правило, не осознаются, например, когда ребенок учится писать буквы, это написание буквы является для него действием, направляемым сознательной целью - правильно написать букву. Но, овладев этим действием, ребенок использует написание букв как способ для написания слое и, следовательно, написание букв превращается из действия в операцию;
операции бывают двух видов: первые возникают из действия путем их автоматизации, вторые возникают путем адаптации, прилаживания к окружающим условиям, путем непосредственно» го подражания;
цель, данная в определенных условиях, в теории деятельности называется задачей;
соотношение структурного и мотивационного компонентов деятельности представлено на рисунке 9.
деятельность может утратить свой мотив и превратиться в действие, а действие, при изменении его цели, может превратиться в операцию. В данном случае говорят об укрупнении единиц деятельности. Например, при обучении управлению автомобилем первоначально каждая операция (например, переключение передач) формируется как действие, подчиненное сознательной цели. В дальнейшем это действие (переключение передач) включается в другое действие, имеющее сложный операционный состав, например, в действие изменения режима движения. Теперь переключение передач становится одним из способов его выполнения - операцией, его реализующей, и оно уже перестает осуществляться в качестве особого целенаправленного процесса: его цель не выделяется. Для сознания водителя переключение передач в нормальных условиях как бы вовсе не существует;
результаты составляющих деятельность действий при некоторых условиях оказываются более значительными, чем мотив деятельности, в которую они включены. Тогда действие становится деятельностью. В данном случае говорят о дроблении единиц деятельностинаболее мелкие единицы. Так, ребенок может своевременно выполнять домашние задания первоначально лишь для того, чтобы пойти гулять. Но при систематическом обучении и получении положительных отметок за свою работу, повышающих его ученический «престиж», у него пробуждается интерес к изучаемым предметам, и он начинает готовить теперь уроки, чтобы лучше разобраться в содержании материала. Действие приготовления уроков обрело свой мотив и стало деятельностью. Этот общепсихологический механизм развития действий А.Н. Леонтьев назвал «сдвигом мотива на цель» (или превращением цели в мотив). Суть этого механизма состоит в том, что цель, ранее побуждаемая к ее осуществлению каким-то мотивом, со временем приобретает самостоятельную силу, т.е. сама становится мотивом. Дробление единиц деятельности может проявляться и в превращении операций в действия. Например, в ходе разговора человек не может найти нужного слова, т.е. то, что было операцией, стало действием, подчиненным осознаваемой цели.

А.Н. Леонтьев о сущности и структуре сознания:
сознание в своей непосредственности есть открывающаяся субъекту картина мира, в которую включен и он сам, его действия и состояния;
первоначально сознание существует лишь в форме психического образа, открывающего субъекту окружающий его мир, деятельность же остается практической, внешней. На более позднем этапе предметом сознания становится также и деятельность: осознаются действия других людей, а через них и собственные действия субъекта. Теперь они коммуницируются, означаясь с помощью жестов или звуковой речи. Это и является предпосылкой порождения внутренних действий и операций, протекающих в уме, в «плане сознания». Сознание - образ становится также сознанием - деятельностью. Именно в этой своей полноте сознание и начинает казаться эмансипированным от внешней, чувственно-практической деятельности и, более того, - управляющим ею;
другое капитальное изменение претерпевает сознание в ходе исторического развития. Оно заключается в разрушении первоначальной слитности сознания трудового коллектива (например, общины) и сознания образующих его индивидов. В то же время психологические особенности индивидуального сознания только и могут быть поняты через их связи с теми общественными отношениями, в которые вовлечен индивид;
структура сознания включает: чувственную ткань сознания, значения и личностные смыслы;
чувственная ткань сознания образует чувственный состав конкретных образов реальности, актуально воспринимаемой или всплывающей в памяти, относимой к будущему или только воображаемой. Образы эти различаются по своей модальности, чувственному тону, степени ясности, большей или меньшей устойчивостью и т.д.;
особая функция чувственных образов сознания состоит в том, что они придают реальность сознательной картине мира, открывающейся субъекту. Именно благодаря чувственному содержанию сознания мир выступает для субъекта как существующий не в сознании, а вне его сознания - как объективное «поле» и объект его деятельности;
чувственные образы представляют всеобщую форму психического отражения, порождаемого предметной деятельностью субъекта. Однако у человека чувственные образы приобретают новое качество, а именно - свою означенность. Значения и являются важнейшими «образующими» человеческого сознания;
значения преломляют мир в сознании человека. Хотя носителем значений является язык, но язык - не демиург значений. За языковыми значениями скрываются общественно выработанные способы (операции) действия, в процессе которых люди изменяют и познают объективную реальность;
в значениях представлена преобразованная и свернутая в материи языка идеальная форма существования предметного мира, его свойств, связей и отношений, раскрытых совокупной общественной практикой. Поэтому значения сами по себе, т.е. в абстракции от их функционирования в индивидуальном сознании, столь же «не психологичны», как и та общественно познанная реальность, которая лежит за ними;
следует различать осознаваемое объективное значение и его значение для субъекта. В последнем случае говорят о личностном смысле. Другими словами личностный смысл - это значение того или иного явления для конкретного человека. Личностный смысл и создает пристрастность сознания. В отличие от значений личностные смыслы не имеют своего «непсихологического существования»;
сознание человека, как и сама его деятельность не является неким слагаемым входящих в него частей, т.е. оно не аддитивно. Это не плоскость, даже не емкость, заполненная образами и процессами. Это и не связи отдельных его «единиц», а внутреннее движение его образующих, включенное в общее движение деятельности, осуществляющей реальную жизнь индивида в обществе. Деятельность человека и составляет субстанцию его сознания. Исходя из сказанного выше, соотношение различных компонентов деятельности можно представить следующим образом (рис. 10):

Идеи А.Н. Леонтьева о структуре сознания были развиты в отечественной психологии его учеником - В.Я. Зинченко. В.П. Зинченко выделяет три слоя сознания: бытийный (или бытийно-деятельностный), рефлексивный (или рефлексивно-созерцательный) и духовный.

Бытийный слой сознания включает чувственную ткань образа и биодинамическую ткань, а рефлексивный - значения и смыслы.
Понятия чувственной ткани образа, значения и личностного смысла раскрыты выше. Рассмотрим понятия, введенные в психологию сознания В.П. Зинченко.

Биодинамическаяткань-этообобщенноенаиме-нование для различных характеристик живого движения и предметного действия. Биодинамическая ткань - это наблюдаемая и регистрируемая внешняя форма живого движения. Термин «ткань» в данном контексте используется для подчеркивания мысли о том, что это материал, из которого строятся целесообразные, произвольные движения и действия.

Духовный слой сознания в структуре сознания, по мнению В.П. Зинченко, играет ведущую роль, одушевляя и воодушевляя бытийный и рефлексивный слой. В духовном слое сознания человеческую субъективность представляет «Я» в его различных модификациях и ипостасях. В качестве объективной образующей в духовном слое сознания выступает «Другой» или, точнее, «Ты».

Духовный слой сознания конструируется отношениями Я - Ты и формируется раньше или, как минимум, одновременно с бытийным и рефлексивным слоями.

А. Н. Леонтьев о соотношении сознания и мотивов:
мотивы могут осознаваться, но, как правило, не осознаются, т.е. все мотивы можно разбить на две больших класса - осознаваемые и неосознаваемые;
осознание мотивов - это особая деятельность, особая внутренняя работа;
неосознаваемые мотивы «проявляются» в сознании в особых формах - в форме эмоций и в форме личностных смыслов. Эмоции - это отражение отношения результата деятельности к ее мотиву. Если с точки зрения мотива деятельность проходит успешно, возникают положительные эмоции, если неуспешно - отрицательные. Личностный смысл - это переживание повышенной субъективной значимости предмета, действия или события, оказавшихся в поле действия ведущего мотива;
мотивы человека образуют иерархическую систему. Обычно иерархические отношения мотивов не осознаются в полной мере. Они проявляются в ситуациях конфликта мотивов.

А.Н. Леонтьев о соотношении внутренней и внешней деятельности:
внутренние действия - это действия, подготавливающие внешние действия. Они экономизируют человеческие усилия, давая возможность достаточно быстро выбирать нужное действие, дают человеку возможность избежать грубых, а иногда и роковых ошибок;
внутренняя деятельность имеет принципиально то же строение, что и внешняя деятельность, и отличается от нее только формой протекания (принцип единства внутренней и внешней деятельности);
внутренняя деятельность произошла из внешней практической деятельности путем процесса интериоризации (или переноса соответствующих действий в умственный план, т.е. их усвоения);
внутренние действия производятся не с реальными предметами, а с их образами, а вместо реального продукта получается мысленный результат;
для успешного воспроизведения какого-либо действия «в уме» нужно обязательно освоить его в материальном плане и получить сначала реальный результат. При интериоризации внешняя деятельность, хотя и не меняет своего принципиального строения, сильно трансформируется, сокращается, что позволяет осуществлять ее значительно быстрее;
внешняя деятельность переходит во внутреннюю, а внутренняя - во внешнюю (принцип взаимных переходов внешней деятельности во внутреннюю и наоборот).

А.Н. Леонтьев о личности:
личность = индивид; это особое качество, которое приобретается индивидом в обществе, в совокупности отношений, общественных по своей природе, в которые индивид вовлекается;
личность есть системное и поэтому «сверхчувственное» качество, хотя носителем этого качества является вполне чувственный, телесный индивид со всеми его прирожденными и приобретенными свойствами. Они, эти свойства, составляют лишь условия (предпосылки) формирования и функционирования личности, как и внешние условия и обстоятельства жизни, выпадающие на долю индивида;
с этой точки зрения проблема личности образует новое психологическое измерение:
а) иное, чем измерение, в котором ведутся исследования тех или иных психических процессов, отдельных свойств и состояний человека;
б) это исследование его места, позиции в системе общественных связей, общений, которые открываются ему;
в) это исследование того, что, ради чего и как использует человек доставшееся ему от рождения и приобретенное им;
антропологические свойства индивида выступают не как определяющие личность или входящие в ее структуру, а как генетически заданные условия формирования личности и, вместе с тем, как то, что определяет не ее психологические черты, а лишь формы и способы их проявления;
личностью не рождаются, личностью становятся,
личность есть относительно поздний продукт общественно-исторического и онтогенетического развития человека;
личность есть специальное человеческое образование;
реальным базисом личности человека является совокупность его общественных отношений к миру, тех отношений, которые реализуются его деятельностью, точнее, совокупностью его многообразных деятельностей;
становление личности - это становление связной системы личностных смыслов;
существуют три основных параметра личности: 1) широта связей человека с миром; 2) степень РОС иерар-хизованности и 3) их общая структура;
личность рождается дважды:
а) первое рождение относится к дошкольному возрасту и знаменуется установлением первых ие рархических отношений между мотивами, первы ми подчинениями непосредственных побуждений социальным нормам;
б) второе рождение личности начинается в под ростковом возрасте и выражается в появлении стремления и способности осознавать свои мотивы, а также проводить активную работу по их подчине нию и переподчинению. Второе рождение личное ти предполагает наличие самосознания.

Таким образом, А.Н. Леонтьев внес огромный вклад в развитие отечественной и мировой психологии, а его идеи развиваются учеными и в настоящее время.

В то же время представляются дискуссионными следующие положения учения А.Н. Леонтьева:
а) мотив - это опредмеченная потребность;
б) мотивы, в основном, не сознаются;
в) личность - это системное качество.