Мир философии. Павел Семенович Гуревич

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке http://filosoff.org/ Приятного чтения! Мир философии. Павел Семенович Гуревич. ПРЕДИСЛОВИЕ. Сегодня, в условиях социального обновления и перестройки, утверждения нового мышления, способного целостно охватить глобальные и общечеловеческие проблемы, обеспечить их гуманистическое решение, неизмеримо повышается роль философского познания как способа всестороннего охвата действительности, проникновения в ее глубинный смысл и суть. Соответственно усиливается интерес к философии со стороны самых широких слоев общества. Но для того чтобы обрести способность к философскому познанию, к философствованию, недостаточно просто испытывать к нему интерес или даже любовь*. Важно, окунувшись в мир философской мысли, прочувствовать его своеобразие, особенности, стиль. Этот мир складывался, формировался и развивался в течение тысячелетий, он имеет свой специфический и довольно сложный язык, свою систему понятий, включает в себя великое множество разнообразных идей, выдвинутых мыслителями различных эпох и народов. * Как известно, древнегреческое слово "философия" означает "любовь к мудрости". Новичку весьма сложно сориентироваться в этом безбрежном мире. Ему нужно, как компас судну в открытом море, надежное "навигационное" средство, которое помогло бы ему при знакомстве с философскими идеями не упустить из виду самое важное, существенное, чтобы разобраться в многообразии философских мнений, подходов и оценок. Такую помощь и поддержку ему окажет прежде всего учебник "Введение в философию" (М., 1989. Ч. 1 и 2), где обстоятельно и последовательно раскрываются предназначение философии, исторические судьбы составляющих ее учений, структура и содержание философского знания, социальные функции и перспективы дальнейшего развития философской науки. Предлагаемая книга - своеобразное приложение к этому учебнику. Ее основное предназначение - дать читателю возможность непосредственно познакомиться с классическими философскими текстами, углубить с их помощью свои воззрения на природу, общество, человека, закономерности их существования и развития. Этим задачам и был подчинен отбор материала для книги. Однако с достаточной полнотой и наглядностью представить философскую мысль на всем протяжении ее исторического развития в сравнительно небольшом по объему издании оказалось непросто. Помимо всего прочего требовалось, чтобы представленные фрагменты отображали разнообразные подходы к предмету и назначению философии, к фундаментальным философским проблемам, чтобы они адекватно выражали взгляды соответствующих философов и при этом были доступными для понимания широкой читательской аудитории. В предлагаемую вниманию читателя книгу не включены фрагменты из философских трудов классиков марксизма - К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина. Все их философские произведения ("Анти-Дюринг", "Диалектика природы", "Материализм и эмпириокритицизм", "Философские тетради" и многие другие) неоднократно издавались массовым тиражом, в том числе в виде хрестоматий и антологий по диалектическому и историческому материализму, предназначенных для различных категорий читателей, в частности для студентов. Книга состоит из двух частей. Первая из них под названием "Исходные философские проблемы, понятия и принципы" включает фрагменты из философских трудов, посвященных таким проблемам, как смысл и назначение философии, основные вехи ее истории, важнейшие характеристики бытия и познания, особенности философского метода. Вторая часть книги носит название "Человек, общество, культура". Она содержит фрагменты из философских трудов, посвященных человеку и его месту в мире, смыслу и назначению его жизни, вопросам смерти и бессмертия. Много внимания уделено представлениям о фундаментальных проблемах социальной философии: чем определяется ход истории, каково соотношение исторической необходимости и сознательной деятельности людей, какую роль в историческом процессе играют личность и различные исторические общности и т.п. Большой раздел посвящен анализу культуры и таких ее компонентов, как наука, искусство, нравственность, религия и др. Наконец, читатель найдет здесь выдержки из тех философских работ, которые посвящены обсуждению глобальных проблем современности и путей их решения. Конечно, далеко не все разделы и направления философского познания действительности представлены в книге с одинаковой полнотой и всесторонностью. Тем не менее редакция и составители надеются, что она окажется полезной широкому кругу читателей, интересующихся философией, поможет им войти в мир философии и более уверенно ориентироваться в нем. * * * В предлагаемой читателю первой части антологии философских текстов представлены следующие мыслители разных эпох (их работы приводятся иногда полностью, но преимущественно в извлечениях): Античная философия Аристотель (384-322 до н. э.) Зенон Элейский (ок. 490- ок. 430 до н. э.) Лукреций Кар (ок. 99-55 до н. э.) Платон (428/427-348/347 до н. э.) Цицерон (106-43 до н. э.) Средневековая философия П. Абеляр (1079-1142) Августин (354-430) Фома Аквинский (1225/26- 1274) Философия эпохи Возрождения Д. Бруно (1548-1600) М. Монтень (1533-1592) Философия эпохи научной революции (XVII век) Ф. Бэкон (1561 - 1626) Т. Гоббс (1588-1679) Р. Декарт (1596-1650) Г. В. Лейбниц (1646-1716) Дж. Локк (1632-1704) Б. Спиноза (1632-1677) Философия эпохи Просвещения и немецкий классический идеализм (XVIII начало XIX века) Д. Беркли (1685-1753) Г. В. Ф. Гегель (1770-1831) К. А. Гельвеции (1715-1771) И. В. Гёте (1749-1832) Ф. Вольтер (1694-1778) П. Гольбах (1723-1789) Д. Дидро (1713-1784) И. Кант (1724-1804) Э. Б. де Кондильяк (1715-1780) Ж. Ламетри (1709-1751) И. Г. Фихте (1762-1814) Ф. Шеллинг (1775-1854) Ф. Шлегель (1772-1829) Д. Юм (1711 - 1776) Западная и русская философия XIX века М.А. Антонович (1835-1918) В.Г. Белинский (1811 - 1848) Л. Бюхнер (1824-1899) В. Виндельбанд (1848-1915) А.И. Герцен (1812-1870) О. Конт (1798-1857) П.Л. Лавров (1823-1900) Ф. Ницше (1844-1900) Г. В. Плеханов (1856-1918) B. С. Соловьев (1853-1900) C. Н. Трубецкой (1862-1905) Н. Ф. Федоров (1828-1903) Л. Фейербах (1804-1872) Н. Г. Чернышевский (1828-1889) А. Шопенгауэр (1788-1860) Философия XX века Г. Башляр (1884-1962) Н. А. Бердяев (1874-1948) Л. фон Берталанфи (1901 - 1972) Х.-Г. Гадамер (р. 1900) В. Гейзенберг (1901 - 1976) Э. Гуссерль (1859-1938) Р. Карнап (1891 - 1970) К. Поппер (1902-1989) Б. Рассел (1872-1970) Г. Рейхенбах (1891 - 1953) П. А. Флоренский (1882-1943) 3. Фрейд (1856-1939) М. Хайдеггер (1889-1976) К. Э. Циолковский (1857-1935) Л. И. Шестов (1866-1938) Раздел первый ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ И СМЫСЛ ФИЛОСОФИИ, ЕЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ 1. ЧТО ТАКОЕ ФИЛОСОФИЯ И ЗАЧЕМ ОНА? ПЛАТОН...В род богов не позволено перейти никому, кто не был философом и не очистился до конца, - никому, кто не стремился к познанию. Потому-то, милые мои Симмий и Кебет, истинные философы гонят от себя все желания тела, крепятся и ни за что им не уступают, не боясь разорения и бедности, в отличие от большинства, которое корыстолюбиво, и хотя они, в отличие от властолюбивых и честолюбивых, не страшатся бесчестия и бесславия, доставляемых дурною жизнью, они от желаний воздерживаются. - Так ведь иное было бы и недостойно их, Сократ! - воскликнул Кебет. 1 Сократ был предметом осмеяния таких комедиографов, как Аристофан, Эвполид, Теликид, Каллий. - Да, недостойно, клянусь Зевсом. Кто заботится о своей душе, а не холит тело, тот расстается со всеми этими желаниями. Остальные идут, сами не зная куда, а они следуют своим путем: в уверенности, что нельзя перечить философии и противиться освобождению и очищению, которые она несет, они идут за ней, куда бы она ни повела. - Как это, Сократ? - Сейчас объясню. Тем, кто стремится к познанию, хорошо известно вот что: когда философия принимает под опеку их душу, душа туго-натуго связана в теле и прилеплена к нему, она вынуждена рассматривать и постигать сущее не сама по себе, но через тело, словно бы через решетки тюрьмы, и погрязает в глубочайшем невежестве. Видит философия и всю грозную силу этой тюрьмы: подчиняясь страстям, узник сам крепче любого блюстителя караулит собственную темницу. Да, стремящимся к познанию известно, в каком положении бывает их душа, когда философия берет ее под свое покровительство и с тихими увещаниями принимается освобождать, выявляя, до какой степени обманчиво зрение, обманчив слух и остальные чувства, убеждая отдаляться от них, не пользоваться их службою, насколько лишь это возможно, и советуя душе сосредоточиваться и собираться в себе самой, верить только себе, когда, сама в себе, она мыслит о том, что существует само по себе, и не считать истинным ничего из того, что она с помощью другого исследует из других вещей, иначе говоря, из ощутимых и видимых, ибо то, что видит душа, умопостигаемо и безвидно. Вот то освобождение, которому не считает нужным противиться душа истинного философа, и потому она бежит от радостей, желаний, печалей и страхов, насколько это в ее силах, понимая, что, если кто сильно обрадован, или опечален, или испуган, или охвачен сильным желанием, он терпит только обычное зло, какого и мог бы ожидать, например, заболевает или проматывается, потакая своим страстям, - но и самое великое, самое крайнее из всех зол и даже не отдает себе в этом отчета. - Какое же это зло, Сократ? - спросил Кебет. - А вот какое: нет человека, чья душа, испытывая сильную радость или сильную печаль, не считала бы то, чем вызвано такое ее состояние, предельно ясным и предельно подлинным, хотя это и не так. Ты, я думаю, со мною согласишься, что, в первую очередь, это относится к вещам видимым. - Охотно соглашусь. - А согласишься ли ты, что именно в таком состоянии тело сковывает душу особенно крепко? - То есть как? - А вот как: у любой радости или печали есть как бы гвоздь, которым она пригвождает душу к телу, пронзает ее и делает как бы телесною, заставляя принимать за истину все, что скажет тело. А разделяя представления и вкусы тела, душа, мне кажется, неизбежно перенимает его правила и привычки, и уже никогда не прийти ей в Аид чистою - она всегда отходит, обремененная телом, и потому вскоре вновь попадает в иное тело и, точно посеянное зерно, пускает ростки. Так она лишается своей доли в общении с божественным, чистым и единообразным. - Верно, Сократ, совершенно верно, - сказал Кебет. - По этой как раз причине, Кебет, воздержаны и мужественны те, кто достойным образом стремится к познанию, а вовсе не те, о которых любит говорить большинство. Или, может, ты иного мнения? - Нет, что ты! - Да, душа философа рассуждает примерно так, как мы говорили, и не думает, будто дело философии - освобождать ее, а она, когда это дело сделано, может снова предаться радостям и печалям и надеть прежние оковы, наподобие Пенелопы , без конца распускающей свою ткань. Внося во все успокоение, следуя разуму и постоянно в нем пребывая, созерцая истинное, божественное и непреложное и в нем обретая для себя пищу, душа полагает, что так именно должно жить, пока она жива, а после смерти отойти к тому, что ей сродни, и навсегда избавиться от человеческих бедствий. В завершение такой жизни, Симмий и Кебет, ей незачем бояться ничего дурного, незачем тревожиться, как бы при расставании с телом она не распалась, не рассеялась по ветру, не умчалась неведомо куда, чтобы уже нигде больше и никак не существовать. 2 Пенелопа (греч.) - дочь спартанца Икария и нимфы Перибеи, супруга Одиссея. Одна из главных действующих лиц "Одиссеи", идеал женского благородства и супружеской верности. Во время двадцатилетнего отсутствия Одиссея всяческими хитростями отдаляла ответ на предложения домогавшихся ее руки представителей местной знати. Обещала выбрать себе нового мужа после того, как закончит ткать покрывало на гроб своего свекра. Однако ночью распускала все, что успевала наткать в течение дня. После этих слов Сократа наступило

Рассматриваются философские проблемы, которые сегодня являются наиболее актуальными, связанными с процессами, идущими в современном мире. Изложение материала имеет свою специфику, определяемую особенностями философии как области миропостижения, где весьма важно само рассуждение, обдумывание, развертывание мысли. Дает представление об основных сферах философского знания; значительное внимание уделяется антропологической теме, т.е. человеку. Соответствует действующему Федеральному государственному образовательному стандарту среднего профессионального образования нового поколения. Для студентов средних специальных учебных заведений, учащихся старших классов лицеев, гимназий, школ. Будет интересен студентам, аспирантам и преподавателям негуманитарных вузов, а также широкому кругу читателей.

Глава 3. Основной вопрос философии

Основной вопрос философии как проблема. Бытие как философская категория. Материя как философское понятие, изменение представлений о ней. Воля как первоначало мира в философии Шопенгауэра. Соотношение материи и сознания. Счастье как основной вопрос философии. Человек как главный вопрос философии.

Перед античными философами по сути дела открылись две реальности: многообразный мир природы и сфера всепроникающего разума. Философ обращался к действительности, размышляя над предметами, вещами, продуктами человеческого труда, над безбрежным космосом. Но этим не исчерпывалась любознательность философа. Он ощущал в себе огромный материк сознания, который также казался достойным внимания. Уже становилось очевидным, что между этими двумя мирами есть какая-то поразительная, непостижимая связь. Но какая?

3.1. отношение мышления к бытию

3.1.1. Обманчивая реальность

Каким прекрасным кажется этот реальный зримый мир! Чувствуешь ласковое прикосновение морской волны. Разглядываешь цветок, пробившийся из земли к солнцу. Ощущаешь прохладу пещеры. Напрягая все силы, лезешь на высокую гору. Сколь многообразна и прекрасна природа! Но мир вокруг – это не только природное. Высятся небоскребы. Уходят в небо иглы телевизионных вышек. В океанские глубины Антарктиды отправляются исследовательские зонды. По околоземной орбите с колоссальной скоростью летят космические корабли. Это культурная среда, которую создал человек.

Закрываешь глаза, и все исчезает. Напрягаешь воображение, не размыкая век. Теперь названные мною реальности живут как бы во мне. Их можно представить: память подскажет их образы. Сознание как бы удваивает мир – он существует сам по себе и еще внутри человека. Интересно, если бы меня не было, как отразилось бы это на окружающей реальности? Известное дело, никак. Человек умирает. А река по-прежнему течет меж берегов. О чем-то таинственном шепчет крона дуба. Звезды ведут свой неслышный разговор…

И вдруг меня обжигает парадоксальная мысль: мир именно таков, каким я его вижу? Но кто, вообще говоря, гарантировал, что я могу правильно видеть реальность? Может быть, она совершенно иная? Не обладает ли мое сознание каким-нибудь дефектом? Можно ли, рассуждая философски, задаться таким вопросом: «Мир действительно таков, каким я его воспринимаю»?

В Древнем Тибете была сложена легенда об одном властителе, который обладал необычайным даром: он мог создавать тюльпаны, не выращивая их. Стоило ему захотеть, и окружающее пространство становилось невероятно прекрасным. Да что цветы! Властитель мог умножить себя в сотнях слуг, лошадей, купцов. Он легко преображался в фантастические шатры и караваны. Мысль для того и дана, чтобы творить миры. В миге сознания проходят миллиарды фантасмагорий – невероятных фантастических картин.

Однако мечтания редко когда совпадают с самой реальностью. Смысл легенды состоит как раз в обратном. Миры, которые нас окружают, предельно условны, это скорее всего грёзы внутри грёз. Созидательный дух испытывает блаженство оттого, что способен преобразить не только мир, но и самого себя, создать нечто вроде космической игры воображения. Вот одна действительность, а рядом с ней – другая. Хотите, тысячелепестковые лотосы расцветут перед вашим взором…

Неужели между тем тюльпаном, который растет в оранжерее, и тем, который мы сотворили в нашем сознании, нет никакой разницы? Можно ли видение воспринимать как нечто действительное? Да, отвечают нам древнеиндийские философы. В индийских упанишадах встречается имя богини Майи, которая олицетворяла собой царящий в мире обман. Слово «майя» означает искусство, с помощью которого совершаются чудеса, а иногда означает и сами эти чудеса.

Позже в философии индийского религиозного философа Шанкары (конец VIII–IX вв.) слово «майя» стало употребляться в значении «иллюзия». Существует высшая реальность – Единое, но оно является нашему воображению в обманчивых ликах. То, что вокруг нас, – призрачный мир. Майя – это обозначение перевертывающего, преобразующего принципа, который определяет существование мира. За той повседневностью, которую мы наблюдаем вокруг, кроется иная реальность. Вот она-то подлинна, а эта – призрачна.

Вы идете по лесу, объяснял Шанкара, и вдруг на тропинке видите змею. Вы, естественно, пугаетесь, тело покрывается «гусиной кожей», волосы встают дыбом, дыхание прерывается, мышцы стынут… Но вглядываетесь и видите: никакая это не змея, а всего лишь корень дерева. Змея – иллюзия, а ваши чувства, ощущения – нечто похожее на испуг от иллюзии. Вечный корень – Брахман, только он – реальность, а мир – майя.

Не слишком ли радикально такое предположение? Разве этот мир обманчив? Погружаясь в морскую волну, я знаю, что могу захлебнуться. Сунув руку в костер, конечно, могу обжечься. И это совсем не иллюзии. Может быть, древнеиндийские мудрецы перемудрили? Наверное. Но разве мир столь прозрачен и прост? Обычный человек может без оговорок принять то, что он видит, ощущает, за реальность. Иное дело философ. Давайте мысленно перевернем мир. Что, вообще говоря, получится?

Согласно Платону, мудрый человек – тот, который познает истину и обретает бессмертие. Так, по Платону, происходит потому, что душа человека припоминает свою божественную природу. Для того чтобы обрести знание, надо заниматься философией и наукой. Когда же она (душа), говорит Платон в «Федоне» устами Сократа, ведет исследование сама по себе, она направляется туда, где все чисто, вечно, бессмертно и неизменно, и так как она близка и сродни всему этому, то всегда оказывается вместе с ним, как только остается наедине с собою и не встречает препятствий. Здесь наступает конец ее блужданиям, и в непрерывном соприкосновении с постоянным и неизменным она и сама обнаруживает те же свойства.

Эту мысль Платон поясняет в «Государстве»: «В науках очищается и вновь оживает некое орудие души каждого человека, которое другие занятия губят и делают слепым, а между тем сохранить его в целостности более ценно, чем иметь тысячу глаз, – ведь только при его помощи можно увидеть истину».

Творцы эзотерических учений исходят из двух реальностей – обычной, оцениваемой как нечто преходящее и иллюзорное, и истинной, реальной. Когда Платон создавал свои философские беседы, он исходил из этих эзотерических представлений. Познание и размышление – путь, ведущий душу от мрака и безумия к свету и разуму, который философ понимал как благо и божество. Всякий раз, писал Платон, когда душа «устремляется туда, где сияют истина и бытие, она воспринимает их и познает, а это показывает ее разумность. Когда же она уклоняется в область смещения с мраком, возникновения и уничтожения, она тупеет, становится подверженной мнениям, меняет их и так и этак, и кажется, что она лишилась ума». Истинная наука, исследуя законы движения светил, приводит людей, согласно Платону, не к безбожию, а наоборот, к познанию божественного.

3.1.3. Образ пещеры у Платона

Платон, как видим, размышлял над теми же вопросами, что и древнеиндийские мудрецы. У него родился совсем иной образ, который оказался весьма важным для европейской философии. В сочинении «Государство» античный мудрец пишет примерно следующее. Представим себе, что человека бросили в пещеру. Он закован и повернут спиной к входу. Теперь подумаем, как он воспринимает мир. Того, что находится за пределами пещеры, человек не видит. (Разве у нас есть гарантии, что реальность представлена перед нами во всей своей универсальности? Может быть, мы наблюдаем только то, что нам открыто?)

Итак, человек в пещере. Что он видит? Тени, которые маячат на стене, противоположной входу в пещеру. И ничего другого. Что же получается? Именно эти тени он и воспринимает как реальность.

Думай, философ, думай! Проверь себя. Представь, что ты прикован к пещерной скале. Слава богу, тебя освободили. Оковы сняты. Ты вышел из пещеры на свет. Глаза слезятся. Перед тобой некий мир. Конечно, ты воспринимаешь его как призрачный – ты ведь уже привык к другой реальности, к другим вещам…

Освобожденному от цепей, тебе неуютно. Твое сознание не позволяет сразу принять новую истину. Однако в конце концов ты все понял, прозрел. Что делать теперь – вернуться в пещеру и освободить людей из заточения, избавить их от химер. Но куда там! Разве они поймут тебя? «Погляди на эти тени, – скажут они, – разве ты не видишь, что это и есть реальный мир?» Тебе не поверят. Более того, Платон высказывает предположение, что люди прогневаются и, возможно, даже убьют философа, ведь их представления о мире совсем иные, чем у него.

Так что осторожнее с переворачиванием мира. Между тем это опасное занятие по-прежнему увлекает многих. В ХIХ в. Шопенгауэр, увлеченный индийской философией, употребил выражение «покрывало Майи». Он обозначил этим образом иллюзорный характер мира. За Шопенгауэром увлеченно пошли и некоторые другие европейские философы.

3.1.4. Другие миры

Современный американский философ Карлос Кастанеда (1925–1998) обучался у некоего индейца Хуана Матуса. Кастанеда изложил устами Хуана учение, уходящее в глубь веков и очень рассчитывающее на нашу наивность и способность первозданного восприятия. Согласно этому учению, видимый мир – лишь результат определенного способа описания, способа, навязанного нам еще в младенчестве.

Вы можете, как выясняется, заказать себе любую повседневность. Не нравятся серые будни, переключитесь на карнавальную пышность. Поток сознания способен сотворить любую реальность. Устали от праздничного великолепия, душа просит отдохновения – так добавьте в собственные миражи элегические, умиротворяющие тона. Жажда сильных потрясений – вступайте на тропу войны. Не буквально, конечно, а в калейдоскопе вызванных видений. Взалкали горечи – вот они, траурные муаровые ленты, созданные вашим воображением и призванные подчеркнуть хрупкость земного бытия. Творите…

«Ну и что тут нового?» – спросите вы. Возможности нашего воображения действительного беспредельны. Однако реальность – это одно, а фантазия – совсем другое. Но в том-то и дело, что те «другие» миры, в которые мы попадаем, оказываются не менее реальными, чем тот, который мы обжили и считаем за единственно возможный. Когда мистик вызывает своеобразные видения, это вовсе не означает, что он грезит. Страшные существа, эксцентрические создания, которые он видит внутренним взором, для него так же реальны, как и все земное. Он может поведать о них, передать их нам, они станут реальностью и для нас. Новый опыт, попросту говоря, позволяет открыть врата иной действительности.

Окружающую нас реальность, по рассуждению Кастанеда, нам навязывают с младых ногтей. Мы как бы сообща включаемся в сотворение действительности, и она становится для нас одинаковой. Восприятия, которые создают мир, образуют сплошной непроницаемый поток. Истинность возникшего мира не подвергается сомнению. Но стоит изменить практическую установку, и откроется неизведанное…

По мнению Кастанеды, любой взрослый, воспитывающий ребенка, учит его, непрестанно описывая мир, и вот наступает момент, когда чадо само начинает воспринимать реальность в соответствии с этим описанием. Но что мы слышим? «Братцы, нас просто обманули! Родители учили нас видеть и оценивать действительность так, как видели и оценивали ее сами. Мы могли узреть другие миры, но родители, учителя закрепили в нашем сознании иллюзию. Как теперь прорваться к реальности, к подлинности?»

Так что же в конце концов лежит в основе мира – некая действительность или мираж?

3.2. Бытие определяет сознание

Философские понятия нередко предельно абстрактны. Иначе говоря, они несут в себе некое умозрительное содержание. Вот, скажем, понятие «бытие». Оно происходит от слова «быть» (наличествовать, присутствовать) и обозначает беспредельную реальность – все, что нас окружает, независимо от конкретных объектов. Все, что есть, укоренено в жизни – реки, пустыни, горы космос, культура – можно назвать бытием. Итак, бытие – это философская категория, которая обозначает прежде всего существование в мире. Бытию противостоит наше сознание. Платон, возможно, первым в европейской философии задумался над вопросом: что же первично? Ответ мыслителя был однозначным: сознание первично, оно породило мир. Еще Сократ рассуждал о том, что познание есть припоминание. Сначала в мире царила некая истина, мир идей! Изначально существовали некие зрительные образы, духовные абстракции. Затем они превратились в вещи, предметы. Раньше, чем появилось море, уже существовал некий образ моря, его идея.

Платону возражали многие философы: нет, сначала появилось вещество, предметы. То, из чего устроен мир, можно назвать философским понятием «материя». Конкретное, естественно-научное представление о материи меняется, преобразуется. Поначалу думали: все, что составляет Вселенную, состоит из атомов. Потом оказалось, что есть гораздо более мелкие частички. Однако каким бы ни был мир с точки зрения физиков, философы обозначают реальность мира одним словом «материя». Итак, что было вначале – материя или сознание? Таков основной вопрос философии. Вообще понятие «основной вопрос философии» ввел в европейскую мысль Фридрих Энгельс (1820–1895). Анализируя историю западной философии, он обратил внимание на такой факт: мыслители, независимо от того, что они изучали – природу, общество, культуру, человека, – брали за основу нечто исходное, которое по их мнению, и можно назвать первичным. Тех философов, которые исходным началом признавали материю, стали называть материалистами, тех же, которые исходили из идеи, – идеалистами. «Философы, – писал Ф. Энгельс, – разделились на два больших лагеря сообразно тому, как отвечали они на этот вопрос. Те, которые утверждали, что дух существовал прежде природы… – составили идеалистический лагерь. Те же, которые основным началом считали природу, примкнули к различным школам материализма».

О чем бы ни рассуждал философ, он так или иначе возвращается к вопросу о том, что первично, а что вторично. Не здесь ли скрывается стержень всего философского мышления? Однако важно выяснить не только то, что считать первичным, материальное или духовное, но и то, как оно, это первичное, понимается. Как известно, Гегель (1770–1831) считал, что первичным является мышление, существующее вне человека, которое он называл «абсолютной идеей», «мировым разумом». По его мнению, все вещи разумны, логика – их подлинная природа. Мировой разум развертывает, проявляет себя во всем, что мы можем наблюдать. При этом сам он проходит последовательные стадии в своем развертывании, развитии. На ранних ступенях развития духа рождаются восточные культуры, позднее является на свет более зрелое обнаружение мирового разума – европейское сознание.

С Гегелем спорил Шопенгауэр. В основе мира, учил он, лежит вовсе не мировой разум, а Воля. Да, философский язык не прост. Обычный человек сразу готов спросить: чья воля? Шопенгауэр готов ответить: да ничья… Воля сама по себе, как таковая, как некая абстракция. Будучи первичным принципом устройства, существования мира, его державным началом, воля не зависит ни от каких установлений: она неизменна, тождественна самой себе, свободна в своих проявлениях, сама себя утверждает или отрицает. Человек прежде всего существо волящее, т. е. обладающее волей, вожделеющее, а уж потом познающее, мыслящее.

Однако важно сразу уяснить, что понятие Воли в рассуждениях Шопенгауэра выступает не в житейски тривиальном, упрощенном смысле. Известно, что у человека есть воля, разум и эмоции. Но Шопенгауэр трактовал волю не в психологическом значении, т. е. не как волю конкретного человека. Шопенгауэр считал, что слово «воля» должно иметь основополагающий смысл. Она – начало мира. Если хотите постичь основы мира, его бытийность, – везде обнаруживайте волю.

3.2.3. Онтология

Как устроен мир? Этот вопрос в истории философии обсуждался в рамках учения о бытии, т. е. онтологии. В самом деле, вокруг нас множество вещей, предметов. Какие они разные! Есть косная, неодушевленная материя: камни, вода, огонь. Но мир многолик. Феномен жизни присущ не всем предметам. Есть живая материя – растения, животные. Они живут и умирают. Но присущ ли им разум? Метерлинк, мы помним, утверждал, что цветы тоже наделены разумом. Но многие философы полагают, что одушевленная материя – это человек, наделенный рассудком.

Камни, люди, звери, вещество, предметы не просто различны. Они возникают, существуют и исчезают. Мир меняет свой облик. Но в то же время он в основе своей неизменен. Одни люди умирают, но рождаются другие. Выходит, в основе мира есть что-то вроде базового основания, некий стержень. Что скрепляет единство этого многообразия – мировой разум, некая идея, изначальное вещество? Шопенгауэр отвечает: ни то, ни другое, ни третье. По его мнению, в основе всего, что нас окружает, лежит, как мы помним, некое беспредельное и вездесущее начало – воля.

3.2.4. Воля как первоначало мира

Согласно Шопенгауэру, воля многолика. Огромна ее роль, например, в растительном царстве. Здесь, полагает философ, она воплощает стремление, желание, бессознательное вожделение. Дерево стремится постоянно расти только вертикально, верхушка тянется к свету, корень жаждет влаги и уходит вниз, в землю. Семя, брошенное в землю, пустит стебель вверх, а корень – вниз. Гриб пробивается через стену, цветок – сквозь асфальт. Все это, считал философ, и есть проявления воли.

Такого понимания воли в прежней философии не было. Предполагалось, что некое побуждение, порыв – это верительные грамоты сознательной личности, косная же природа не обладает никакой волей, поскольку не является мыслящей материей. У Шопенгауэра, напротив, и растения, и минералы одушевлены Волей. Вот почему, например, магнитная стрелка неизменно направляется к северу, а тело всегда падает вертикально.

Тепло и холод влияют на состояние вещества. Язык фиксирует волевое начало. Люди говорят, вода кипит, огонь не хочет разгореться. По мнению немецкого философа, это вовсе не образы, а реальные побуждения, возникающие в сфере стихий, минералов, предметов.

Воля – это сила, благодаря которой появляются существа, индивиды, живущие в пространстве и времени. Воля есть то, что стремится к существованию, становится бытием, воплощается во множестве различных объектов. Сама она не подчинена законам пространства и времени и не может быть познана. Однако ее реальные воплощения наш интеллект способен воспринимать.

Но много ли можно сказать о воле, если наблюдать, скажем, за скалой? Естественно, в человеке она обнаруживается с большей неповторимостью и конкретностью. Именно Воля, по мнению Шопенгауэра, определяет сознание человека, а не наоборот. Более того, если уж задуматься над человеческой природой, над тем, в чем заключается сущность человека, то, как считает Шопенгауэр, можно назвать Волю. Она, как ничто иное, предельно полно раскрывает человеческое существо.

Всеобщая воля последовательно развертывает себя во времени и в бесчисленном множестве феноменов. Они обнаруживают себя закономерно, в постоянных формах, в соответствии с теми неизменяющимися формами, которые Платон назвал идеями. Эта всеобщая воля проходит всю вереницу воплощений от элементарных существ до высших. Каждая ступень волевого феномена отстаивает свое право на бытие, что и порождает, по словам Шопенгауэра, борьбу за существование.

Воля, как считал философ, это неизменное вожделение бытия. Бытие жаждет воли, без которой она ничто, пока существует воля, сохраняется и Вселенная.

Философ считал, что воля наделена тремя главными свойствами: тождественностью, неизменностью и свободой. Иначе говоря, воля всегда тождественна, т. е. равна самой себе, она не может перестать быть собой и обладает свойством раскованности. О чем бы ни писал Шопенгауэр: о бытии, человеке, нравственности, – он постоянно возвращается к своему исходному положению; мир сначала обнаруживает себя как Воля, а уже потом как представление, как определенное знание. Основной труд философа так и называется «Мир как Воля и представление».

«Мир для нас, – писал Шопенгауэр, – именно лишь проявление, отображение воли к жизни, и через это отображение воля познает самое себя; ее собственная сущность дается как представление. Поэтому нам нужно рассмотреть, какое обратное действие на саму волю может иметь это познание, и лишь через это рассмотрение мы только и познаем конечную цель и смысл мира явлений». Без общего и кардинального понятия воли, полагал философ, нельзя подойти ни к одной проблеме.

Философия Шопенгауэра глубоко укоренена в европейской традиции и вовсе не отрицает значимости сознания, из которого исходит европейская культура, начиная с античности. Но есть нечто, что выше сознания, и этим нечто является воля. Волю можно определить как метафизическое, т. е. извечное глубинное начало мира. Сознание есть лишь обнаружение воли. Сначала захотел, а это «хотение» и есть «воление», т. е. проявление воли, потом осознал. Следовательно, по Шопенгауэру, воля первична, сознание вторично. Воля неизменна, разум же постоянно преображается. Воля может так воздействовать на разум, что он либо воспламенится, либо угаснет. Воля – это абсолютно свободное хотение, которое не имеет ни причины, ни основания.

3.2.5. Материализм и идеализм

История философии есть в известном смысле история противостояния материализма и идеализма или, говоря иначе, того, как разные философы понимают соотношение бытия и сознания. С точки зрения сторонников материализма материя, т. е. основа всего бесконечного множества существующих в мире объектов и систем, первична, поэтому справедлив материалистический взгляд на мир. Сознание же, присущее лишь человеку, отражает окружающую реальность.

Материалисты утверждают: идеи древнеиндийской философии о первенстве духа; разъяснения Сократа и Платона о том, что сначала возник мир идей, а потом – мир материи, мир вещей; мысль Шопенгауэра, будто некая воля породила весь мир, в котором мы живем, являются заблуждениями. Согласно материалистическому учению, фантомные, иллюзорные миры, которые можно назвать майей, всякого рода видения представляют собой не первичную, а вторичную реальность; основа же мира материальна.

Бытие – философская категория, которая обозначает реальность, существующую объективно, т. е. независимо от сознания человека. Помните: закрой глаза, и мир исчезнет. На самом деле он, конечно же, остается. Не будь людей, которые воспринимают мир, познают, оценивают его, он все равно существовал бы сам по себе как некая реальность. В этом смысле бытие первично и определяет наше сознание. Каков мир, таким он и предстает в наших мыслях, в процессе познания.

Наряду с материалистическими течениями в философии всегда существовало множество идеалистических течений. Если философ утверждает, что сначала в мире появилась некая идея, мировой разум, всеобщая воля, а от них родилось все многообразие реального мира, то это значит, что мы имеем дело с идеалистической точкой зрения по основному вопросу философии. Иногда спрашивают: а нельзя ли окончательно решить его, т. е. позволяет ли развитие науки признать первичность материи или, наоборот, сознания?

Любой философский вопрос потому и считается философским, что он вечен. Сколько бы наука ни доказывала, что мир изначально материален, все равно будут появляться философы, признающие, что он изначально духовный. Потому они и философы, чтобы ставить вечные вопросы. А если бы этот основной вопрос когда-нибудь был решен, то утратил бы свой философский статус. Его более основательно изучали бы ученые. Философы же обратились бы к иным вечным проблемным, нерешаемым вопросам, чтобы можно было на уровне определенных познаний строить предположения, выдвигать радикальные идеи, раскрепощающие мысль.

3.3. Материя неотличима от разума

3.3.1. Как устроен мир?

Теперь начнем рассуждать так: действительно ли вопрос о соотношении материи и сознания, первичности или вторичности их является основным вопросом философии? Можно ли сказать, что он столь захватывающе интересен, что немедленно воспламеняет наши чувства, рождает множество озарений и новых мыслей? Многим философам ХХ в., признаюсь, и мне тоже, эта проблема никогда не казалась первоначально окрыляющей. Да, конечно, она касается первого вопроса, который возникает перед философом: как устроен мир?

Но есть в данном вопросе заведомая абстрактность, умозрительность. Может быть, это и хорошо для философии. Но многие мыслители ХХ в. считали, что философия не может замыкаться на столь безличностных высотах. Можно, скажем, прийти к убеждению, что мировой разум правит миром. Но что должен сделать я сам, если передо мной раскрылась такая истина? Как жить? Ответ вроде бы готов: жить в соответствии с этим откровением. Но очень уж общим, условным кажется такой ответ. Ведь человек живет не только сознанием, знанием. У него есть воля, эмоции.

Однако можно назвать и другие аргументы, которые ставят под сомнение утверждение, что именно эта проблема и составляет основной вопрос философии. Новейшие открытия физиков создают такую естественно-научную картину мира, которая весьма похожа на откровения древних мистиков. Что это, случайное совпадение или свидетельство прорыва на качественно новый уровень познания?

Недавно умерший английский физик Д. Бом сделал множество открытий в области физики. Он пришел к выводу, что интересы ученых и мистиков стали в чем-то совпадать. Исследование тайн материи привело к вопросу: а вдруг существует что-то еще помимо материи? Или, может быть, материя настолько тонка, что она не укладывается в наше обычное представление о ней? Физики стремятся приоткрыть истинную природу вещей. Они подразумевают при этом, что мир един. Еще со времен древнегреческого философа Фалеса люди искали единство, которое прячется за множественностью проявлений природы. Одни, как мы говорили, ищут единство в материи, другие утверждают, что основа мира дух, сознание, идея, а материя была создана из ничего.

В современных исследованиях материя действительного становится все более тонкой и неотличимой от того, что называется разумом. Американский физик и философ М. Талбот в книге «Мистицизм и новая физика» утверждает, что наш мир – это мир грез и мечты. То же самое более 2000 лет назад обосновывала индийская традиция тантризма (тайной науки, возникшей в I в.): реальность – это иллюзия, майя.

Старая классическая физика строилась на вере в неизменность законов физического мира. Ученые были убеждены, что универсум в конечном счете выглядит одинаково в любом наблюдении, через любой прибор. Но оказалось, что сознание экспериментатора творит некие индивидуальные миры.

Представьте себе: вы закрыли глаза, и мир перестал существовать. Физики, погружаясь в глубины мироустройства, обнаружили нечто похожее: смотрит один наблюдатель через один прибор, и мир предстает как совокупность частиц; смотрит через другой – и видит мир как поле. Каждая вещь – это и волна, и корпускула. А может быть, и с этими двумя странными понятиями – материей и сознанием – дело обстоит точно так же?

3.3.2. Антропный принцип

Изложенное не следует понимать в том смысле, что физика перестает быть наукой о природе или шире – наукой о взаимодействии человека и природы. Речь идет о важной роли человека не только в познании, но и во Вселенной. Утверждается даже привилегированное положение человека во Вселенной. Можно сказать, что Вселенная – дом человека. Это так называемый антропный принцип (Б. Картера и Дж. Уилера) в физике.

Разумеется, данный принцип в физике во многом дискуссионен. Однако мало-помалу он все больше приобретает академический статус.

Сегодня многие физики признают, что структура материи не может быть независимой от разума. Мы проникли в глубь материи, нашли немного майи и неожиданно… самих себя. Реальность, как выясняется, не одна, их множество, и мы способны проникнуть в них. В индийской мистике можно найти представления, аналогичные представлениям современной космологии (наука о космосе) о черных дырах. Чем становится в результате коллапса (катастрофического сжатия) Вселенная? Превращается в некую математическую точку, не имеющую величины, не ограниченную. Таким образом, концепция тантры вновь обнаруживает прямое сходство с концепцией, обоснованной современной физикой.

Исследования Д. Бома в области физики опровергают традиционное описание бытия как мозаики разъединенных элементов. Мир в его понимании оказывается целостной и неделимой реальностью. Казалось бы, в данной точке зрения нет ничего неожиданного. Но Бом считает ограниченной и незавершенной любую теорию космоса, если она не включает в себя сознание как существенный компонент бытия. Скажем еще определеннее: Бом, как и многие другие физики, склоняется к мысли, что Вселенная сама похожа на какой-то всепроникающий разум. Не о том ли говорит и попытка польского писателя Станислава Лема изобразить некий мыслящий океан?

Работы Бома отражают новые представления физиков о природе сознания, складывавшиеся в рамках так называемой голографической модели сознания. В чем ее существо? В конце 1960-х гг. американский психолог и нейрофизиолог К. Прибрам задался вопросом: в какой части мозга закрепляется память? Последовательно «отсекая» в экспериментах разные участки мозга, он пришел к выводу, что накопленная информация фокусируется везде, в любой клетке, по принципу голограммы: каждая часть общей структуры воспроизводит структуру целого.

Д. Бом воспринял идею Прибрама о том, что материальная структура Вселенной подобна гигантской голограмме. Это слово стало паролем новой научной картины мира. Многие современные физики считают себя материалистами. Но если действительно электрон обладает разумом, то надо как-то определяться. Что делать, если конкретное достижение в области физики или психологии не укладывается в рамки определенной философской традиции или даже взрывает ее? Может быть, отбросить опознавательные знаки, раскрепостить мысль? Прекратить бесплодный, иссушающий спор материалистов и идеалистов, убрать разъединительные метки, отбросить сковывающие мысль символы? В такой постановке вопроса содержится, как мне кажется, немало соблазнительного. Но все-таки тут есть о чем подумать. Лично мне мысль о том, что ни одно мировоззренческое направление не обладает монополией на полную истину, представляется заманчивой.

3.3.3. Спор материалистов и идеалистов

Материя становится неотличимой от разума – таков итог размышлений Бома над новыми открытиями физики. Еще раз подчеркнем, что эти проблемы имеют сугубо дискуссионный характер. С данной мыслью согласны идеалисты и материалисты, но реагируют они на нее по-разному: в соответствии со своими принципами, опытом размышления, мыслительными установками. Идеалисты сразу сводят материю к одной из форм разума, материалисты же, напротив, сводят обнаруженные феномены к преображенным формам материального.

Может быть, настало время упразднить деление философов на материалистов и идеалистов? Едва ли. Для решения определенных теоретических задач такое разграничение важно. Наконец, как бы внушительны ни были открытия в физике, они не закрывают дорогу философии. Не стоит сразу устранять традиции, снимать вывески. Пусть эти два философских направления – материализм и идеализм – в результате названных открытий поднимаются на новую ступень познания. Идеализму надлежит объяснить материальность мира. Но и материализм, коль скоро есть тенденция потеснить его, должен ответить на этот вызов, более основательно выявить собственный потенциал, дав такую трактовку материи, которая более соответствовала бы научным открытиям. Пусть в диалоге, не утрачивая своей природы, соперничают между собой разные духовные традиции.

3.4. Фундаментальные вопросы философии

3.4.1. Вездесущ ли разум?

Мир, несомненно, находится на пороге создания новой научной картины мира. Эта смена взглядов, судя по всему, будет иметь невиданные масштабы, поскольку в корне изменит все наши воззрения на мир, природу, человека. Вполне возможно, что она устранит пропасть между древней мудростью и современной наукой, между восточной мистикой и западным прагматизмом.

Действительно ли разум присутствует во всех формах материи? Можно ли полагать, что материю, жизнь и сознание вообще нельзя рассматривать как уровни эволюционного развития? Верно ли утверждение о том, что современная наука продвинулась к радикальным изменениям традиционных воззрений? В частности, Бом полагает, что жизнь присутствует везде, а не только в растениях, животных и человеке. Она таится в свернутом виде. Даже в косной мертвой материи есть некое провозвестие жизни. Например, молекула двуокиси углерода, пересекающая границу клетки в листе, отнюдь не внезапно становится «живой», поскольку предпосылки (возможность) жизни в ней уже заложены, и при определенных условиях может начаться сама жизнь, которая, как сказали бы современные естествоиспытатели, есть обмен веществ энергией и информацией. И молекула кислорода не умирает неожиданно при переходе из листа в атмосферу.

По мнению Бома, материя, жизнь и сознание вообще не сводимы друг к другу и не выводимы друг из друга по закону причинной связи, т. е., например, материя не является причиной возникновения и существования сознания. Некоторые открытия Бома из разряда академических новаций постепенно переходят в разряд хрестоматийных очевидностей. Но еще много в них гипотетического. Пока эта ситуация напоминает ту, о которой некий разочарованный ученый муж по имени Фауст сказал:

Не смейтесь надо мной, деленья шкал,

Естествоиспытателей приборы

Я, как ключи к замку, вас подбирал,

Но у природы крепкие затворы…

Каковы же перспективы материализма? Этой духовной традиции предстоит преодолеть прежде всего устаревшие, механистические воззрения и установки. По мере углубления в материю представление о том, что мир якобы состоит из твердого вещества, т. е. материя и есть это твердое вещество, исчезает. Квантовая теория дает возможность выдвинуть гипотезу о том, что Вселенная – бесконечное множество миров, которые не всегда находятся в непосредственном контакте друг с другом.

Материя же это не только вещество, из которого состоят различные предметы, но и поля (электромагнитные, гравитационные, биологические и т. д.), и потоки энергии, и многое-многое другое. В необъятном бескрайнем космосе материя существует в бесконечном множестве форм, системных образований и проявлений. Космос, можно полагать, определенным образом закодирован в каждой клетке, в каждом атоме.

3.4.2. Полифонизм различных принципов

Новые открытия современных естественных наук позволяют говорить не о дискредитации материалистической традиции, а о ее переосмыслении, выведении на новый уровень. Полифонизм различных принципов помогает развертыванию внутреннего потенциала материализма, который пронизан сегодня пафосом одухотворения материи.

Теперь поставим вопрос совсем в другой плоскости. Мы проникли в тайны мироздания. Удовлетворили свою любознательность. Поразили собственное воображение. Это, конечно, потрясающе. Но чего-то все-таки нам недостает. Какое-то неясное томление ощущается в философии. Ставя глубинные, абстрактные вопросы, она постоянно стремится приблизить их к человеку, его переживаниям и чувствованиям. Общая многомерная картина мира может возникнуть в наши дни и в каком-нибудь компьютерном устройстве. Но одно дело – познает машина и совсем другое – человек.

Даже самые далекие, умозрительные проблемы человек решает для себя, для глубинного понимания собственного существования.

Основной вопрос философии, следовательно, не может остаться только в сфере теории познания, стремящейся понять, как устроен мир, что в нем первично, а что вторично, как соотносятся материя и сознание. Естественно, дальше рождается другой ряд вопросов: а каково мое место в этом мире? Для чего я познаю мир? Почему природа в процессе своего развития породила дух, способный постигать тайны мироздания? Скажем проще, в философии постоянно возникает желание придать всем метафизическим проблемам человеческое измерение, т. е. выяснить, каким образом, в какой степени они связаны с человеческим существованием.

3.4.3. Счастье как основной вопрос философии

Некоторые древние мудрецы полагали, что окружающий нас мир несовершенен, но человек все-таки может достичь счастья. Для всех философов вопросы о том, что такое счастье, как его достичь, и были основными вопросами всякого философского размышления. Зародившись в древности, эта традиция прошла сквозь века и существует поныне. Некоторые считают, что быть счастливым означает быть здоровым, благополучным, испытать земные радости во всем их объеме. Однако древние мудрецы полагали иначе: счастье – это состояние отрешенности, достигаемое при жизни благодаря отказу от земных устремлений. Такое состояние они называли атараксией, безмятежностью.

Но почему же отказ от земного счастья рождает немыслимое блаженство? Потому, оказывается, что жизнь состоит не только из одних наслаждений, в ней есть место горю, утратам, болезням, увяданию. Наконец, к каждому из нас приходит неизбежная смерть. «Человек есть испытатель боли» – эти слова принадлежат поэту И. Бродскому. Чем хороша нирвана – состояние отрешенности, достигаемое при жизни благодаря отказу от земных стремлений? Из этого состояния невозможно новое рождение после смерти. Слейся с миром, сотри все индивидуальное. Именно в этом глубинный смысл счастья, так рассуждали на Востоке. Только вот незадача: уж очень непохожа восточная нирвана на европейское небытие.

В европейской философии складывалось совсем иное представление о счастье. Оно трактовалось как состояние полного, высшего удовлетворения, как некий идеал, которого можно достичь путем разумных коллективных усилий. И. Кант отмечал, что каждое разумное конечное существо ставит перед собой в виде желанной цели счастье. По мнению философа, счастье является высшим благом и конечной целью чистого практического разума. А поскольку достижение его зависит от нас, то искать этого высшего блага следует «не только в том, что может доставить природа, а именно в счастье (в наибольшей сумме удовольствий), но и в том, что составляет высшее требование, т. е. условие, при котором разум только и может признать за существами в мире право на счастье, а именно в нравственно законосообразном поведении их».

Немецкий поэт Фридрих Шиллер (1759–1805) писал:

Мужа зову я великим, кто сам творец и ваятель,

Доблестно силой своей парку сумел одолеть…

Но не достичь ему счастья, и то, что хариты ревниво

Берегут от него, силой у них не отнять.

От недостойного ты храним суровою волей,

Высшее счастье богов вольно слетает к тебе.

Может быть, действительно, обретение счастья и есть основной вопрос философии? Не исключено, что мудрецы разных веков для того и раскрывали тайны мира, чтобы понять, в чем же истинное блаженство для человека? Цель, конечно, достойная, почему бы не направить усилия мыслителей на постижение этой проблемы? Пусть все будут счастливы. Возможно, вот он основной вопрос.

Однако выясняется, что проблема эта многогранна. Возможно ли счастье? Если достижимо, то всеми ли и каким образом? Ставя эти вопросы, мы как бы заведомо исходим из предположения, что человек тянется к радости. «В чем состоит счастье – вот вопрос, который еще с незапамятных времен не перестает волновать умы», – пишет современный немецкий философ Роберт Шпеман в очерке о счастливой жизни. Еще римский философ, историк, ученый Варрон (116-27 до н. э.), а позднее, в эпоху Средневековья, христианский теолог и церковный деятель Августин Блаженный (354–430) насчитали 289(!) разных точек зрения на счастье. Вывод Шпемана: «Всякое человеческое существо желает быть счастливым».

Однако так ли это на самом деле? В истории человечества были люди, которые с предельной опаской относились к счастью, понимаемому как постоянное ликование. Счастье, вообще говоря, – это миг, редкий дар. Аскеты, отшельники уходили в пустыню, заведомо обрекали себя на тяжелую жизнь. Так действительно ли достижение счастья есть общечеловеческий вопрос?

Человеческое счастье вовсе не сводится только к положительным эмоциям. В жизни каждого человека бывает немало горестных минут. Да и само блаженство можно оценить лишь на фоне утрат, скорби, горечи. Счастье, вообще говоря, состояние зыбкое, каждый понимает его по-своему. Кто-то полагает, что истинное блаженство заключается в том, чтобы быть богатым и здоровым. Но вот многие страны в нашем столетии достигли процветания. У людей отменное питание, налаженный быт, масса цивилизационных услуг. «Счастливы ли вы?» – спрашивают социологи жителей этих стран. «Нет, – отвечают они, – увы, нам плохо». И статистика самоубийств подтверждает это: самый высокий показатель их, как ни покажется странным, наблюдается именно в наиболее развитых странах.

А вот отшельник, одолевший свои вожделения, утративший все на свете, оказывается, испытывает необыкновенный подъем духа. Он окрылен идеей. Несколько лет назад в Египте меня поразили нищие. Их было мною, одеты кое-как. Но не было привычной для нашего глаза приниженности, убогости. Взгляд, полный достоинства. Глаза, выражающие глубокое удовлетворение. Что за причуда? Счастье – вот загадка. Не случайно в свое время с экрана слетела фраза, которая сразу была воспринята как откровение. Я имею в виду мальчика из кинофильма «Доживем до понедельника». Он написал в школьном сочинении: «Счастье – это когда тебя понимают».

3.4.4. Человек как основной вопрос

Наверное, основной вопрос философии и не должен быть простым, прозрачным, легко угадываемым. Хорошо, что уже в нем сразу обнаруживаются сложности, и пусть философы размышляют. Этот вопрос не изначален. Иначе говоря, он не воспринимается как исходный, рождающий множество других вопросов.

В самом деле, мы говорим о счастье, разумеется, человека. Но мы еще даже не успели спросить: что такое человек? Вопросы, которые мы только что обсуждали, были неясными для нас не сами по себе, а из-за неопределенности других вопросов: каков на самом деле человек? Чего он хочет? К чему стремится? Почему желает этого, а не чего-то другого? И так далее. Пожалуй, вопрос о счастье, сам по себе, конечно, предельно важный, не обладает статусом универсальности. В таком случае не стоит ли поискать основной вопрос философии в человеческой природе?

Главная проблема философии – постижение человека. Такая точка зрения стала утверждаться в ХХ столетии. Многие приходят к убеждению, что философа должно интересовать человеческое существование во всем богатстве его проявлений. Надо размышлять о счастье и горе человека, его жизни и смерти, величии и ничтожности. «Основной, изначальной проблемой является проблема человека, – писал Бердяев, – проблема человеческого познания, человеческой свободы, человеческого творчества».

Кстати, Бердяев считал началом мира, первоосновой всего не дух, не атомы, не волю, не иллюзию. И даже не Бога, а… свободу. Для философа именно свобода есть первичная реальность. Таково еще одно мнение о том, что же составляет основной вопрос философии и каким может быть его решение. Бердяев как философ очень последователен. Для него свобода – это сущность мира и сущность человека. Поэтому, вопрошая о человеке, мы постигаем мир. Причем более точно, чем тогда, когда, вопрошая о мире, постигаем человека.

Мыслители разных времен с самого начала четко заявляют о своем приоритете в философии. Одни разгадывают секреты природы, полагая, что таким образом постигнут тайны мироздания (натурфилософия). Другие мучительно пытаются определить природу знания (теория познания). Третьи изучают теорию общества, они, как правило, занимаются социальной философией.

Может ли какая-либо одна из мировоззренческих установок (а их на самом деле гораздо больше трех, которые мы указали) претендовать на формулирование основного вопроса философии? Не обернется ли это сознательным упрощением проблемы? Я полагаю, что нет. На мой взгляд, антропоцентрическая установка имеет здесь свои преимущества. О чем бы мы ни размышляли, мы не можем устранить проблему человека. Например, мы говорим о природе знания. Но кто познаёт? – человек. Рассуждаем о культуре или обществе, так ведь это творения человеческих рук и разума. Толкуем о природе. Но человек – ее частица. И как бы то ни было, любой философский вопрос имеет своим первоисточником проблему человека.

Выходит, антропоцентрическая установка – самая главная. Однако не почувствуют ли себя ущемленными те философы, которые занимаются проблемами познания, общества, культуры, природы, Бога? Вообще говоря, какие проблемы исследовать – это вопрос индивидуального выбора философа. Однако напомним, философия никогда не провозглашает окончательных решений. Она всегда в поиске. Вечно предлагает разные варианты.

Мир существует реально, он материален и все результаты его экспериментов повторимы. Может быть, в философии вообще нет никакого основного вопроса? Ведь на протяжении долгих столетий мыслители в большинстве своем не придавали этой теме столь важного значения, хотя, конечно, подспудно, косвенно так или иначе затрагивали ее. Но в ХIХ в. такая проблема была поставлена четко и определенно. Более конкретно наметились (в зависимости от ответа на этот основной вопрос) разные позиции. Кто-то полагает, что стремление вывести всю философию из одной, пусть безумно важной загадки сомнительно. В этом случае будет затронута неисчерпаемость философии, множественность ее подходов. Другие возражают: отчего же нельзя создавать разные модели философии? Можно попытаться сформировать ее вокруг проблемы: что первично – материя или дух? Но не исключено, что определенную целостность философия обретет и в том случае, если начинать всякое рассуждение с постижения феномена человека. Наконец, вполне правомерно задуматься и над тем, не является ли философия обыкновенным ристалищем умов, на котором люди фехтуют парадоксами, а истина постоянно ускользает. Достоверно ли обретенное нами знание? Можно ли ему довериться? Это уже новые вопросы. Одним словом, процесс формулирования основного вопроса философии продолжается.

Основные понятия

Материя – предельно обобщенное представление о «вещественно-телесном», о мире природы и космоса.

Мышление – способ постижения объективной реальности, процесс творческого воссоздания целостных структур окружающего мира.

Онтология – учение о сущем или бытии в целом.

Прагматизм – философское направление, согласно которому истинно только то, что имеет практические следствия и пользу.

Сознание – высший уровень психической активности человека, способность человеческого ума осознавать мир.

Вопросы и задания

1. Поразмышляйте над словами Гегеля: «Всякая философия есть постижение абсолютного». Что имел в виду Гегель? Какое понятие является для него главным?

2. Немецкий философ Иоганн Готлиб Фихте (1762–1814) писал: «Вся философия не имеет в виду никакой цели как только ответ на поставленные вопросы, и в особенности на последний, высший: каково назначение человека вообще и какими средствами он может вернее всего его достигнуть?» Какой подход использовал Фихте при формулировании основного вопроса философии? Согласны ли вы с ним? Есть ли у вас возражения?

3. Предположим, что объявлен конкурс на лучшую формулировку основного вопроса философии. Предложите свои варианты. Попробуйте обнаружить то смысловое поле, на котором можно отыскать основной вопрос философии: судьба человека, любовь, жизнь, бессмертие, познание, вечность природы, нравственность, сущность бытия.

4. А. Шопенгауэр писал: «Едва бы люди стали философствовать, если бы не было смерти».

Может быть, конечность человеческого существования и есть основной вопрос философии? А каково ваше мнение? Есть ли у вас возражения против мысли Шопенгауэра? Может быть, бренность человеческого существования рождает чувство тревоги, которое и заставляет человека задуматься над жизнью, ее смыслом? Не с этого ли начинается всякая философская рефлексия (размышление)? А коли так, то, может быть, проблемы смерти и бессмертия и являются основным вопросом философии?

5. Вспомните, какие современные открытия в физике заставляют заново осмыслить соотношение бытия и сознания. Почему понятие «материя» становится иным, когда происходят важные открытия в физике? Отчего мы вкладываем в понятие «материя» самый обобщенный смысл? Какие задачи стоят сейчас перед материалистами и идеалистами?

Рыманов Д.М. Курс философии в графиках и таблицах (Документ)

Тесты по истории философии (Шпаргалка)

Радугин А.А. Философия. Курс Лекций (Документ)

Гуревич П.С. Философия человека. Часть 2 (Документ)

Петрова О.Г. Кознова И.Е. Культурология (Документ)

Кучерук А.С. Аудио-книга - Философия (Документ)

n1.doc

Гуревич П.С.

ФИЛОСОФИЯ КУЛЬТУРЫ

Введение......................................... 1

Глава 1. Феномен культуры........................ 2

Глава 2. Философия и культурология............... 10

Глава 3. Философия культуры и социология......... 20

Глава 4. Генезис культуры........................ 31

Глава 5. Культ и культура........................ 43

Глава 6. Ценностная природа культуры............. 55

Глава 7. Святыни разных культур.................. 65

Глава 8. Природа и культура...................... 80

Глава 9. Идея универсальности культуры........... 91

Глава 10. Типология культур...................... 103

Глава 11. Культура и цивилизация................. 115

Глава 12. Культура и история..................... 126

Глава 13. Элитарная и демократическая культура... 138

Глава 14. Распространение и восприятие культуры.. 151

Заключение....................................... 163

В ходе обсуждения наметилась определенная последовательность проблем, которые в совокупности отражали спектр дисциплины. Что такое культура? Это основной диапазон проблем. Следующая группа вопросов: почему культура, будучи уникальным и отно­сительно целостным феноменом, существует сегодня в столь значительном многообразии? Последующее размышление подво­дило к вопросу: как должен вести себя человек перед фактом распыления культур? Должен ли он обрести собственную куль­турную нишу или обязан выйти в беспредельный космос куль­турных миров?

Культуры давно перестали быть герметически закрытыми ареалами. Неслыханная миграция населения, в результате которой экзотические духовные веяния опоясали земной шар. Грандиоз­ные кросс-культурные контакты. Межнациональные браки. Экуменические волны. Божественное слово, несущееся с экрана. Поиск межрелигиозного вселенского диалога. Может быть, важно противостоять этим тенденциям? Именно так рассуждают фундаменталисты. Не происходит ли порча великих заветов? Не рождается ли бессмысленная мозаика культурных веяний?

Эти вопросы предполагают обсуждение исторических судеб культуры. Сохранится ли множественность культур? Будут ли они восприниматься как равноправные, или останется некая иерархия культурных доминионов? Эти вопросы имеют еще один аспект: должны ли национальные культуры сохранить собственную суверенность, или им предстоит образовать некую общепланетную, универсальную культуру?

Наконец, философия культуры немыслима без критического отношения к метафизике. Она неукоснительно обсуждает вопрос о возможностях философии распознать феномен культуры. Уча­стники монреальского конгресса, в частности, говорили о том, располагает ли философия достаточными ресурсами, чтобы по­нять культуру, или для этого нужны иные формы миропостижения. Названные проблемы обсуждаются на страницах этой книги.

Глава 1. ФЕНОМЕН КУЛЬТУРЫ

Что такое культура? Почему этот феномен породил такое множество разноречивых определений? Отчего культурность как некое свойство оказывается неотъемлемой чертой различных сторон нашего социального бытия? Можно ли, вообще говоря, выявить специфику данного антропологического и общественно­го явления?

Многообразие дефиниций

Понятие культура относится к числу фундаментальных в современном обществознании. Трудно назвать другое слово, которое имело бы такое множество смысловых оттенков. Для нас вполне привычно звучат такие словосочетания, как «культура ума», «культура чувств», «культура поведения», «физическая культура». В обыденном сознании культура служит оценочным понятием и относится к таким чертам личности, которые точнее было бы назвать не культурой, а культурностью… В науке принято говорить о «культурных чертах», «культурных системах», «развитии, расцвете и упадке культур»…

Американские культурологи Альфред Кребер и Клайд Клакхон в их совместном исследовании, посвященном критическому обозрению концепций и определений культуры, отметили ог­ромный и всевозрастающий интерес к этому понятию. Так, если, по их подсчетам, с 1871 по 1919 г. было дано всего 7 определений культуры (первое из них, как они считают, принадлежит выдающемуся английскому этнографу Эдуарду Тайлору), то с 1920 по 1950 г. у различных авторов они насчитали 157 определений данного понятия. Позже названные авторы значительно увеличили общее количество разноречивых определений. В отечественной литературе готовность сопоставить различные дефиниции культуры позволила Л.Е.Кертману насчитать свыше 400 определений.

Чем можно объяснить такое многообразие трактовок? Прежде всего тем, что культура выражает глубину и неизмеримость человеческого бытия. В той мере, в какой неисчерпаем и разнолик человек, многогранна, многоаспектна и культура. С другой стороны, и сам подход к культуре обусловлен во многом исследовательскими установками. Культура нередко оказывается объек­том изучения со стороны не только философов, но и социологов, аксиологов, историков, культурологов. В зависимости от теоре­тической методики вырастает и способ, помогающий постигать феномен.

Назовем некоторые специфические подходы к культуре, рож­дающие, как нам кажется, несовпадающие определения этого феномена. Первый среди них - философско-антропологический . Культура в этом случае понимается как выражение человеческой природы. Она выводится из особенностей самого человека как особого рода сущего. Различные черты культурного процесса непосредственно вычитываются из человеческой натуры. Культура при этом оценивается как развернутая феноменология человека .

На этой основе в истории философии нередки попытки осуществить «редукцию» культуры, то есть свести ее к человечес­кой природе, устранив все нечеловеческое, случайное. Так, один из ведущих теоретиков немецкой школы культурфилософской антропологии Арнольд Гелен считал, что человек отчужден от самого себя. Он почти полностью забыл о своей трансцендентной природе. Что означает в этом случае требование возврата к культуре? Не что иное, как культивирование человечности, то есть максимально полный и разносторонний, а главное - адекватный учет человеческой природы. Последняя берется в качестве некоей умозрительной конструкции, предшествующей всем результатам человеческой активности.

Первым антропологическую трактовку феномена культуры дал в 1871г.Эдуард Тайлор (1832-1917), определивший куль­туру как совокупность знаний, искусства, морали, права, обычаев и других особенностей, присущих человеку как члену общества.

Тайлор, как исследователь, разделял господствовавшие в то время установки позитивизма и эволюционизма. Он рассматривал человеческий род как целостное понятие, сохраняющее свою однородность в результате действия всеобщего закона эволюции.

Именно поэтому Тайлор пытался упорядочить этнографичес­кий материал хронологически, толкуя его как историю становле­ния человеческой цивилизации. Наиболее продуктивным в этом смысле оказалось применение его метода для исследования истории религий. В соответствии с эволюционистскими установ­ками, Тайлор полагал, что исторические религии ведут свое происхождение из идеи души («примитивный анимизм», «эволю­ционный анимизм»). Человеческая природа определяет кругозор человечества. Примитивное представление о душе рождает феномен культуры, который развивается до обобщенного понятия духа (монотеизм, пантеизм).

Однако последовательный философско-антропологический подход к культуре реализуется крайне редко. Дело в том, что культура как феномен не выводится из биологической природы человека. Французский религиозный философ, представитель неотомизма Жак Маритен подчеркивает, что разум и добродетель в высшей степени отвечают человеческой природе. Но в том-то и парадокс, что результаты ума и плоды нравственности в человеческой натуре не заложены изначально. Они прибавляются к тому, что производится чувственной, инстинктивной природой. Стало быть, переход к культуре предполагает поиск в человечес­ком существе чего-то такого, что не заключено в нем как в животном.

Так вырастает еще один подход к культуре, который можно условно назвать философско - ucmop ическим . Он претендует на то, чтобы раскрыть механизмы порождения, возникновения самой человеческой истории. Человек каким-то непостижимым путем делает скачок от животного к самому себе, от природы к истории. Вероятно, какое-то качество в человеческой природе оказывается необычным, радикально исключающим «животность». Оно-то и обеспечивает движение человека от стада в историческое про­странство.

В отечественной литературе такой подход часто называют деятельностным. Строго говоря, он складывается прежде всего в самой философской антропологии . Тот же А. Гелен считал, построение всеобщей антропологии невозможно без осмыслен того, что он называл «действием». Он понимал под ним предусмотрительное, планирующее изменение действительности. При этом получалось, что «совокупность измененных таким образом или вновь созданных фактов вместе с необходимыми для это средствами - как «средствами представления», так и «вещными средствами», - должна называться культурой» (А.Гелен).

Тайлор создал философско-антропологическую базу для истолкования культуры и свел все разнообразие естественных явлений к деяниям человека, к культуре. Он соединил это понятие с историей, которая понималась как совокупность культурно процессов и феноменов, как история цивилизации. Именно он поставил проблему культуры на антропологический фундамент превратил человека в субъект культуры. Культура оказала антропологическим понятием. Она понималась как совокупность разнообразных деяний homo faber.

Концепция Тайлора по своему содержанию близка позитивной философии истории, которая восходила к позднему Просве­щению и немецкому предромантизму. Именно в XVIII в. была заложена основа глобального воззрения на историю человечества в целом. Отталкиваясь от теолого-спиритуалистических концепций Августина и теолого-экклезиастических концепций Боссюэ новые социальные теоретики искали критерии исторического развития в самой истории, во внутренних ее законах. Лейбниц, Вико, Вольтер и Монтескьё были предшественниками И.Г.Гердера (1744-1803) и И.Х.Аделунга(1732-1806).

«Уже в эпоху Просвещения слово «культура», - отмечает В.М.Межуев, - используется (Аделунгом, Гердером, Кантом) качестве центральной категории философии истории, понимает мой как «история духа», духовного развития человечества. Куль­тура здесь - синоним интеллектуального, нравственного, эстети­ческого, короче, разумного совершенствования человека в ходе его исторической эволюции. Не ставя перед собой задачу детального и подробного изучения этой истории, философы стремились лишь к выработке общей «идеи культуры», объясняющей им смысл и направленность человеческой истории».

Философский взгляд на культуру был развит И.Г.Гердером, который рассматривал ее в контексте эволюции. Смысл культуры в этом контексте - отграничение человеческого от животного. Культура истолковы­валась как второе рождение человека. «Если бы человек, - писал И.Г. Гердер, - все извлекал из себя самого и развивал это без связи с внешними предметами, то, правда, была бы возможна история человека , но не людей , не всего рода человеческого. Но наш специфический характер заключается именно в том, что, рожден­ные почти без инстинктов, мы только путем упражнения в течение всей жизни воспитываемся до уровня человечности, и на этом основывается наша способность как к совершенствованию, так и к порче и разложению…

Мы можем при желании дать этому второму рождению человека, проходящему сквозь всю его жизнь, название, связан­ное либо с обработкой земли- «культура», либо с образом света - «просвещение» (И.Г.Гердер).

Таким образом, в истолковании феномена культуры проявля­ется желание сопоставить ее с человеком , природой , историей , социумом . В этом смысле можно указать на еще один подход к трактовке культуры - социологический . Культура здесь тракту­ется как фактор организации и образования жизни какого либо общества. Подразумевается, что в каждом обществе (как и в каждом живом организме) есть некие культуротворческие «силы», направляющие его жизнь по организованному, а не хаотическому пути развития. Культурные ценности создаются самим общест­вом, но они же затем и определяют развитие этого общества, жизнь которого начинает все больше зависеть от произведенных им ценностей. Таково своеобразие общественной жизни: над челове­ком часто господствует то, что рождено им самим.

Вот некоторые определения культуры, характерные для со­циологического ее понимания. Культура - это:

- «прочные верования, ценности и нормы поведения, которые организуют социальные связи и делают возможной общую интерпретацию жизненного опыта» (У.Бекет);

- «наследуемые изобретения, вещи, технические процессы, идеи, обычаи и ценности» (Б.Малиновский);

- «язык, верования, эстетические вкусы, знания, профессиональное мастерство и всякого рода обычаи» (А.Радклифф Браун);

- «общий и принятый способ мышления» (К.Юнг).

Еще в глубокой древности люди поняли, что разные общества живут по разному. Первый же человек, попавший в чужое стойбище, обнаружил, что он не может ни говорить с чужаками, ни понимать увиденное, то есть осознал факт их культурного своеобразия. «Величайший из всех говорунов, Геродот, значитель­ную часть своей «Истории» посвящает тому, что мы сегодня назвали бы описанием культуры. Ему даже удается выявить ряд наиболее заметных отличий в обычаях греков и египтян, он непритворно удивляется, что, выполняя экскреторные (выдели­тельные) функции, варвары прячутся в доме, вместо того, чтобы, подобно цивилизованным грекам, выходить на улицу» (Р.Линтон).

Термин «культура» в социологическом смысле не заключает в себе никакой оценки. Он относится к образу жизни любого общества в целом. У каждого общества есть своя культура, и каждый человек культурен в том смысле, что участвует в той или иной культуре.

В отечественной литературе исследователи, пытающиеся дать определение культуры, естественно, подчеркивали либо фило­софско-антропологическую, либо философско-историческую, либо социологическую природу данного феномена. Здесь можно на­звать имена С.С.Аверинцева, В.Д.Губина, В.В.Иванова, Л.Е.Кертмана, М.С.Кагана, Ю.М.Лотмана, Э.С.Маркаряна, В.М.Межуева, Г.О.Нодиа, В.И.Полищука, В.Н.Топорова.

«Мир культуры - это мир самого человека», - утверж­дает В.М.Межуев. Э.С.Маркарян отождествляет культуру с технологией воспроизводства и производства человеческого общества. Иначе говоря, под культурой понимается не просто средство освоения мира, а функциональная обращенность этих средств на развитие самого общественного целого. Культура у Маркаряна - это «…внебиологически выработанный способ общительности». Особый характер адаптирующего, преобразующего воздействия человека на природную среду был обусловлен по мнению Э.С. Маркаряна, в первую очередь тем, что оно, так же как и другие специфические проявления активности людей, стало внегенетически программироваться и осуществляться благодаря механизмам культуры.

Некоторые отечественные ученые связывают культуру с ее социальным содержанием. «Для меня культура, - отмечает В.С.Степин, - это геном социальной жизни. Чтобы возник новый тип общества, должна возникнуть новая культурная матрица. Подобно тому, как геном определяет, каким будет организм, так тип культуры определяет, как будет воспроизводиться деятельность человека».

Более развернутое истолкование культуры находим у Ю.Н.Давыдова. Он рассматривает ее как основу, гармонизи­рующую отношения двух противоборствующих (хотя и взаимосвязанных и взаимозависимых) сторон: природы и социума. Социум («естественно-историческое» бытие человека), стремясь сохранить себя во что бы то ни стало, несет в себе угрозу «пригодно-космическому» началу в человеке (или в крайнем варианте - угрозу гибели самой природы). Природа же, со своей стороны, стремится «поглотить» социум, растворить его в своих первозданных стихиях.

«В культуре как целом, как органе самоконституирования человечества, - подчеркивает Ю.Н.Давыдов, - речь всегда идет о том, чтобы найти высшее начало, в котором природа и социум оказались бы соразмерными обрести ту универсальную меру, которая не нарушила бы собственную внутреннюю меру каждой из конфликтующих сторон». Таким образом, в многочислен­ных интерпретациях феномен культуры предстает как историчес­ки определенный уровень развития общества, творческих сил и способностей человека, выраженный в типах организации жизни и деятельности людей.

Культура как поиск смысла

В своем этимологическом значении понятие культуры восхо­дит к античности. Его можно обнаружить в трактатах и письмах Древнего Рима. Понятие «культура» в переносном значении (и производное от него понятие «культ») аналогично хозяйству изначально соотносилось с культурой чего-то: культура души, культура разума, культ богов или культ предков. Такие сочетания существовали в течение многих столетий, пока в латинских странах не стал входить в употребление термин «цивилизация» в широком понимании. Он охватывал совокупность социального наследия в области техники, науки, искусства и политических учреждений.

Если попытаться перевести с латыни название трактата о земледелии, который написал римский государственный деятель и писатель Марк Порций Катон (234-149 гг. до н.э.), то получилось бы, вероятно, слово «агрикультура». Речь идет не только об обработке земли, но, главным образом, об уходе за ее участком. Возделывание почвы, как утверждает автор, невозможно без особого душевного настроя. Без предельного интереса к участку не будет и культуры, иначе говоря, должного возделывания.

Затем слово «культура» отрывается от земной почвы. Оно метафорически соотносится с разумностью. Римский оратор философ Цицерон (106-43 гг. до н.э.), говоря о возделывании, имел в виду не землю, а духовность. Именно поэтому о рассматривал философию как культуру духа и ума. В основном все историки культуры сходятся на том, что подразумевает воздействие философии на ум с целью его обработки, воспитания, развития умственных способностей. Но здесь можно обнаружить и другой смысл, если вспомнить Катона. Философия - это не только обработка или образование ума, но и его почитание, уважение и поклонение ему. И действительно: философия родилась из предпочтения духовного начала в человеке, из почтения к этому началу.

В античном сознании понятие культуры отождествляется с пайдейей , то есть образованностью. Пайдейя , по плaтoнoвcкoму определению, означает руководство к изменению всего человека в его существе. М.Хайдеггер ставил вопрос о том, чтобы вернуть этому слову его исходную именовательную силу, забыв о том истолковании, которому оно подверглось в конце XIX в. Платон, по мнению Хайдеггера, хочет показать, что существо пайдейи не в том, чтобы загрузить неподготовленную душу голыми знаниями словно первый попавшийся пустой сосуд. «Пайдейя означает обращение всего человека в смысле приучающего перенесения его из круга ближайших вещей, с которыми он сталкивается, в другую область где сущее является само по себе. Это перенесение возможно лишь благодаря тому, что все прежде открытое человеку и тот способ, каким оно стало ему известно, делаются другими. То, что является человеку так или иначе непотаенным, и род этой непотаенности должны перемениться» (М.Хайдеггер).

В эпоху средневековья слово «культ» употреблялось чаще, чем «культура» . Оно выражало способность человека раскрыть собст­венный творческий потенциал в любви к Богу. «С непосредственной религиозной точки зрения совокупный порядок бытия воссоздается в культе. Здесь в каждый данный исторический момент как бы заново совершаются в символической форме все вечно значимые события священной истории» (М.Хайдеггер). Рождается представление о рыцарстве как о своеобразном культе доблести, чести и достоинства.

В эпоху Возрождения воскрешается античное представление о культуре. Оно выражает прежде всего активное творческое начало в человеке, который тяготеет к гармоничному, возвышен­ному развитию.

В современном значении слово культура стало употребляться в XVII в. В качестве самостоятельного оно появилось в трудах немецкого юриста и историографа С.Пуфендорфа(1632-1694).

Философы обычно относят к культуре все рукотворное. Природа создана для человека. Он же, неустанно трудясь, сотво­рил «вторую природу», то есть пространство культуры. В целом это самоочевидно… Но в таком подходе к проблеме присутствует некий изъян. В традиционном представлении о культуре как «второй природе» обнаруживаются фундаментальные противоречия.

Толкуя культуру как нечто, надстраивающееся над природой, исследователи создали эффект их взаимного отчуждения. Возникает парадоксальный ход мысли: для сотворения культуры нужна предельная дистанция от природы. Не в таком ли воззрении на культурное творчество истоки хищнического, разрушительного отношения к природе? Культура прежде всего - природный феномен хотя бы потому, что ее творец - человек - биологическое создание.

Природа и культура действительно противостоят друг другу. Но, по выражению П.А. Флоренского, они существуют лишь вместе друг с другом. Ведь культура никогда не дается нам без стихийной подосновы своей, служащей ей средой и материей. В основе всякого явления культуры лежит некое природное явление, возделываемое культурой. Человек как носитель культуры не творит ничего, но лишь образует и преобразует стихийное.

С другой стороны, по мнению русского философа, природа никогда не дается нам без культурной своей формы, которая сдерживает ее и делает доступной познанию. Природа не входит в наш разум, не делается достоянием человека, если она не преображена предварительно культурною формою. П.А.Флоренский приводит такой пример. Мы видим на небе не просто звезды, а нечто, что уже имеет культурную форму. Звезды - это форма, приданная природе культурою. Здесь обнаруживает себя ряд предусловий созерцания - понятий, схем, теорий, методов, выработанных культурою. «Явление культуры всё расслояется на ряды естественных, природных предусловий своего бытия; явление природы, напротив, все расслояется на ряды исторических, культурных предусловий своего осмысливания» (П.Флоренский).

Противоположностью культурного человека является вовсе не природный человек , а варвар . Никакого природного человека нет вообще. Есть или человек культурный, или варвар. Если отно­сить к культуре только все внеприродное, то многие феномены культуры окажутся как бы несуществующими. Представим себе для примера йогическую культуру. В ней нет никаких артефак­тов. Йог развивает собственные психологические и спиритуальные ресурсы. Ничего рукотворного при этом не возникает. Однако достижения йогов, несомненно, входят в сокровищницу культуры.

Человеческие творения возникают первоначально в мысли, в духе и лишь затем объективируются в знаки и предметы. В культype всегда есть нечто конкретное: это определенный род и способ творчества. А поэтому в конкретном смысле есть столько культур, сколько творящих субъектов. Поэтому в пространстве и времени существуют различные культуры, разные формы и очаги культуры. Культура вообще - понятие чисто абстрактное. Если бы однажды на земле была установлена единая форма культуры, то это была бы также некоторая особая форма культуры, а не культура вообще . Однако из того, что существуют лишь различ­ные формы культуры, а не абстрактная культура, не следует, что эти формы замкнуты сами на себя и недоступны чужому влиянию.

Природа, так же как и культура, основана на акте творения. Когда мы пытаемся изобразить великий процесс становления жизни в согласии его с природой, нам все время приходится сталкиваться с препятствием в нашем языке. Дело в том, что, как подчеркивает К.Лоренц, словарь культурных языков сложился в то время, когда единственным известным видом развития был онтогенез, то есть индивидуальное развитие живого организма.

В самом деле, такие слова, как Entwicklung, development, evolution, в этимологическом смысле означают, что развивается нечто, уже бывшее прежде в неразвитом или свернутом состоянии, подобно цветку внутри почки или цыпленку внутри яйца. Эти выражения удовлетворительно описывают названные онтогенети­ческие процессы. Но они просто отказываются служить, когда мы пытаемся правильно изобразить сущность творческого процесса, то есть акта культуры, состоящего именно в том, что все время возникает нечто совершенно новое, чего прежде попросту не было.

Даже прекрасное немецкое слово Schapfung («творение») этимологически означает, что нечто уже существующее черпается из некоторого также существующего резервуара. Некоторые философы эволюции, осознав недостаточность всех этих слов, ухватились за еще худшее слово «эмерженция», вызывающее по логике языка представление о чем-то заранее сформировав­шемся и внезапно появившемся, наподобие кита, вынырнувшего для вдоха на поверхность моря, которое при буквальном рассмот­рении кажется пустым.

Философы-теисты и мистики средневековья ввели для акта сотворения новое выражение «fulguratio», что означает «вспышка молнии». Несомненно, они хотели выразить этим непосредственное воздействие свыше, со стороны Бога.

Как человеческое творение культура превосходит природу, хотя ее источником, материалом и местом действия является природа . Культурная деятельность - это деятельность прирожденная в том смысле, что разум и человеческие творческие способности принадлежат человеческой природе. Но эта деятельность тем не менее не дана природой всецело, хотя и связана с тем, что природа дает сама по себе. Природа человека, рассматриваемая без этой разумной деятельности, ограничена только способностями чувственного восприятия и инстинктами или же рассматривается в состоянии зачаточном и неразвитом.

Человек претворяет и достраивает природу. Поэтому сущность культуры можно постигнуть по аналогии с аристотелевскими формой и материей. Если природа является материей, человеческие усилия овладеть природой и облагородить ее предстают формирующим принципом. Культура - это формирование и творчество. Антитеза «природа и человек» не имеет исключительного смысла, так как человек в определенной мере есть природа, хотя и не только природа… Не было и нет чисто природного человека. От истоков и до заката своей истории был, есть и будет на свете только «человек культурный», то есть «человек творящий».

Однако овладение внешней природой само по себе еще не является культурой, хотя и представляет собой одно из условий культуры. Освоить природу означает овладеть не только внешней, но и внутренней, то есть человеческой, природой, на что способен только человек. С этой точки зрения возможно следующее. приближение к определению культуры, которое дает лидер французских «новых правых» А.де Бенуа:

«Культура - это специ­фика человеческой деятельности, то, что характеризует человека как вид. Напрасны поиски человека культуры, появление его на арене истории само по себе надлежит рассматривать как феномен культуры. Она глубочайшим образом сопряжена с сущностью человека, является «частью определения человека как такового». Человек и культура, как отмечает А.де Бенуа, неразрывны, подобно растению и почве, на которой оно произрастает.

Человек сделал первый шаг к разрыву с природой, начав строить над ней свой человеческий мир, мир культуры как яснейшую ступень мировой эволюции. С другой стороны, подчеркивает А.де Бенуа, он служит соединительным зве­ном между природой и культурой. Более того, его внутренняя принадлежность к обеим этим системам свидетельствует о том, что между ними существует отношение не противоречия, а взаимной дополнительности.

Культура - это природа, которую «пересоздает» человек, утверждая посредством этого себя в качестве человека. Всякое их противопоставление наносит ущерб достоинству человека. В еще большей степени это касается современных «неоруссоистских» призывов «возвратиться к природе», под экологической озабочен­ностью которых кроется, как считает А.де Бенуа, стремление осуществить редукцию культуры. Всякое противокультурное действие неизбежно превращается в противочеловеческое.

А.де Бенуа полемизирует с современными структуралистами-этнологами, которые превратили противопоставление культуры и природы в основной оппозиционный их учению тезис. Он подчеркивает, что неправомерно считать, как это часто делается, что у истоков такого противопоставления стоял Ж. Ж.Руссо, который на самом деле не культуру противопоставлял природе, а искусственное - естественному. В связи с антипросветитель­скими настроениями Ж.-Ж. Руссо, близкими А.де Бенуа, искус­ственное осуждается им как воплощение «чистейшего универса­лизма». А.де Бенуа предлагает заменить оппозицию «культура - природа» более корректным противопоставлением «культура - некультура».

Структуралисты считают, что в цивилизованных обществах культура - носительница нововведений - встречает резкое противодействие со стороны склонной к консерватизму природы людей. А.де Бенуа оспаривает эту экспертизу. Он полагает, что, чем более сложным является по своему культурному потенциалу общество, тем в большей мере культура в нем играет роль воспитания и образования, то есть идентификации индивида, а не персонализации и побуждения, то есть инновации.

«Новые правые» определяют человека как единственное существо, предопределенное к непрестанному новаторству. Чело­век - уникальный творец истории, придающий ей смысл через регулярную смену символов. По мнению А.де Бенуа, для человека как такового культура первичнее природы, история первичнее биологии. Оспаривая натуралистически-биологическую трак­товку человека, в основе которой лежит редукционизм, и усмат­ривая ее черты в структурализме, А.де Бенуа отмечает, что лишь культура придает реальность бытию человека, «та самая культура, которую не уничтожают природные предпосылки ее строения, которая, возводя самое себя, конструирует иную область сущест­вования, чисто человеческую».

В отечественной литературе противоречие между природой и культурой преодолевается зачастую через категорию деятельности . Многие ученые отмечают, что культура как феномен стала возможной только благодаря такой способности человека,какдеятельность. В этом смысле культура определяется как результат всей человеческой деятельности. Этот тезис также нуждается в критической оценке. Дело в том, что расширительное истолкование деятельности как подосновы культуры не позволяет выявить специфику культуры как феномена. Можно ли в этом контексте сопоставить, скажем, культуру и общество? И то и другое является продуктом человеческой деятельности. Однако эти феномены НЕ тождественны.

Культура немыслима без человека: он ее создал. Но что при этом его одушевляло? Желание утвердить себя в природе в качестве властелина, способного изменять дарованное? Бессознательная игра творческих сил, способных бесконечно развертывать свой потенциал? Стремление пересотворить мир? Как только возникает вопрос: ради чего? - человеческая активность оказывается вовсе не одинаковой по собственной нацеленности и истокам.

Не всякая деятельность порождает культуру, а только та ее часть, которая носит сакральный характер и связана с поиском смыслов, вычитываемых в бытии. Чтобы проникнуть в тайну культуры, надо выйти за ее пределы и найти критерии, трансцен­дентные ей. Занимаясь жизнеустроением, человек далеко не всег­да задается вопросом о предназначенности бытия и своей собственной судьбы. Культура не все, что способен предъявить человек, увлеченный переделыванием изначального порядка вещей.

На вопрос, что же такое культура, B.C.Соловьев недоуменно отвечал: «Тут и Вольтер, и Боссюэ, и Мадонна, и Папа, и Альфред Мюссэ, и Филарет. Как же это все в одну кучу свалить и вместо Бога поставить?» Что же такое, в самом деле, культура? Это - все, решительно все, производимое человечеством. Тут - мирная Гаагская конференция, но тут и удушающие газы; тут Красный Крест, но тут и обдавание друг друга струями горящей жидкости. Тут Символ Веры, но тут и Геккель с «Мировыми загадками».

Продолжая эту мысль, П.А. Флоренский подчеркивает: «Тут Евангелие от Иоанна, но тут и люциферическое евангелие Пайка. Как в плоскости культуры отличить церковь от кабака или американскую машину для выламывания замков от заповеди «Не укради» - тоже достояния культуры? Как в той же плоскости различить великий покаянный канон Андрея Критского от произведений маркиза де Сада? Это все равно есть в культуре, и в пределах самой культуры нет пределов для выбора критериев различения одного от другого: нельзя, оставаясь верным культуре, одобрять одно и не одобрять другого, принимать одно и отвергать другое…».

Деятельность человека многообразна, многолики продукты человеческой активности. Можно указать на такие деяния чело­века, которые сопряжены с напряженным творческим актом, прорывом в новое духовное пространство, вычитыванием смысла в окружающем. Это и есть культура. Но есть такие артефакты, которые не содержат в себе сакрального смысла, не рождают горения человеческого духа. Разумеется, такое разграничение условно, но концептуально оно предельно важно для определения культуры.

В самой культуре есть некая тайная пружина. В человеческой деятельности многое рождается впервые как обнаружение смысла. Но многое служит в процессе тиражирования однажды найденно­го. Между башенным краном и храмом - несомненная разница. В храме воплощена иерархичность бытия, нечто, стоящее над человеком, над его мирскими потребностями. «Явления культа - храм, утварь храмовая, другие принадлежности храма и домашней молитвы, а также все элементы культа вроде текста и напева песнопений, молитв, освященных веществ и так далее и так далее, - объединенные в конкретно целостные единства, они суть орудия этой культурной деятельности: ими, чрез них и в них культ как деятельность проявляется и осуществляется».

В истолковании П.А.Флоренского деятельность обнаруживает себя во множественном числе: речь идет о деятельностях. Когда мы говорим слово «орудие», то ближайшим образом припоминаются нам молоты, пилы, плуги или колеса. Это в грубейше смысле слова материальные орудия технической цивилизации П.А.Флоренский называет их для большей определенности машинами или инструментами. Такое понимание орудий труда русской религиозной философии расходится с марксистский взглядом на эту проблему. Продукты человеческой деятельности рассматриваются не как технические инструменты, а как «прояв­ление орудиестроительной деятельности нашего духа» (П.Флоренский).

Не создание орудий труда как таковое выступает в качестве обнаружения культуры. И дело не только в том, что природа орудий разная. Создание полезных для выживания человека приспособлений приобретает сакральный, то есть культурный смысл только тогда, когда орудие рассматривается как «проекция вовне творческих недр человеческого существа, построяющая все его собственное эмпирическое бытие - его тело, его душевную жизнь» (П.А.Флоренский). Суть палки, молота, пилы, насоса не видна непосредственно. Творчество разума обнаруживается в производстве вещей, смысл которых не очевиден. Это производство смыслов, то есть сотворение культуры.

Деятельность человека многообразна. В одном случае она порождает культуру, в другом - нечто иное - формы социальнос­ти, цивилизации и так далее. Далеко не всегда человеческая активность сопряжена с прорывом в области духа. «Вторая природа» включает в себя акты простого воспроизведения, копирования. Здесь издавна обнаруживала себя тема, которая в ХХ в. получила освещение как проблема культуры и цивилизации.

Да и в самой культурной деятельности можно провести различие между духовным и интеллектуальным. Нередко в литера­туре гуманитарные науки, искусство, этика, религия объединяются в единое целое. Как говорит Д.Андреев, нельзя отнести к духовной культуре творчество Калидасы и Ч.Дарвина, Г.Гегеля и Т.Эдисона, А.Алехина, И.Сталина, М. Ганди, А.Данте и И.Павлова. Здесь два совершенно различных ряда явлений - духовный и интеллектуальный. «Почти вся область науки и тем более техники принадлежит ко второму ряду; в него входят также философские, эстетические и моральные построения в той мере, в какой они высвобождаются из под представлений и пережива­ний иноприродного, иноматериального, запредельного, духовно­го в точном смысле этого слова. В той же точно мере входят в него общественные движения, политические программы, экономичес­кая и социальная деятельность, даже искусство и художественная литература. Духовный же ряд состоит из человеческих проявле­ний находящихся в связи именно с понятием многослойности бытия и с ощущением многообразных нитей, которыми связан физический план жизни с планами иноматериальными и духов­ными.

Сюда полностью относятся области религии, спиритуалисти­ческой философии, метаистории, магии высокой этики и наибо­лее глубокие творения литературы, музыки, пространственных искусств» (Д.Андреев).

Исходя из вышеизложенного, следует скорректировать пред­ставление о культуре, которое сложилось в отечественной лите­ратуре. Она, как правило, рассматривается в качестве социального феномена. Иначе говоря, речь идет о том, что культура связывает природу и общество через развертывание творческой деятельности человека. При этом «в основу понимания культуры кладется исторически активная творческая деятельность человека и, сле­довательно, развитие самого человека в качестве субъекта деятель­ности. Развитие культуры при таком подходе совпадает с разви­тием личности… в любой области общественной деятельности».

Между тем культура не только социальный, но прежде всего антропологический феномен. Ее основанием служит неукоренен­ность человека в природе, потребность человека в реализации тех побуждений, которые не являются инстинктивными. Культура в этом смысле выступает как продукт открытой человечески природы , не имеющей окончательной фиксированности. Это означает, что рассуждение о культуре важно начинать имение антропологических данностей, а не с вхождения в пространство социальной истории.

В работе Н.С. Злобина говорится о том, что культура с позиции деятельностного подхода может быть «определена как социально значимая творческая деятельность вдиалектической взаимосвязи ее результативности (опредмеченной в нормах, ценностях, традициях, знаковых и символических системах и т.д.) выражения ее процессуальности, предполагающей освоение (распредмечивание) людьми уже имеющихся результатов творчества, т. превращение богатства, опыта человеческой истории во внутреннее богатство индивидов, вновь воплощающих содержание этого богатства в своей социальной деятельности, направленной на преобразование действительности и самого человека».

Концептуальное осмысление культуры в названных определениях связано с историческим подходом к человеку и к его деятельности. Справедливо подчеркивается социальная сущность культуры. Сошлемся на В.М. Межуева: «Культура - это производство самого человека во всем богатстве и многосторонности его общественных связей и отношений, во всей целостности его общественного бытия». В этом контексте феномен культуд раскрывается через анализ отчужденных форм деятельности.)

Другой подход к истолкованию культуры сопряжен в отечественной литературе с ееценностной природой . «Культура есть не что иное, как реализация идеально ценностных целей, - отмечает Н.З. Чавчавадзе, - как «переселение» ценностей из мира дольнего в мир сущий, не что иное, как осуществление идеала». Культура по своей сущности и в самом деле ценностна. Но эту ее особенность невозможно вывести непосредственно ни из харатера творческой деятельности человека, ни из феномена истории как развертывания сущностных сил человека.

Стало быть, в приведенных определениях культуры не обозначены два важнейших момента, о которых уже говорило» Выявление специфики культуры невозможно без антропологических констатаций и без выявления сакрального смысла человеской деятельности. Следовательно, можно определить культуру екак феномен , рожденный незавершенностью , открытостью челове­чной природы , развертыванием творческой деятельности человека , направленной на поиск сакрального смысла бытия .

Литература

Баткин Л.М. Тип культуры как историческая целостность /Вопросы философии. 1969. № 9, с.99-109.

Гуревич П.С. Культура как объект социально философского анализа /Вопросы философии. 1984. №5.- С.48-63.

Давыдов Ю.Н. Культура - природа - традиция /Традиция в истории культуры. М., 1978.

Маркарян Э.С. Теория культуры и современная наука. М., 1983.

Межуев В.М. Культура и история. М., 1977.

Сильвестров В.В. Философское обоснование теории и истории культуры. М., 1990.

Соколов Э.В. Культура и общество. Л., 1972.

Как соотносятся между собой различные научные дисциплины, посвященные теории и практике мировой культуры? Сложившаяся система преподавания этих дисциплин смешала все жанры. Обычно в вузах читается базовый предмет - культурология , который охватывает и сумму философских представлений о культуре. Однако кроме культурологии существуют еще культурная антропология , этнология и другие отрасли знания. Как разграничить их между собой? Можно ли оптимально соотнести различные сведения, накопленные конкретными науками? И вообще - причем тут философия?

Специфика философии

Соотношение философии культуры и культурологии составляет особой загадки. Отграничение философского ракурса от конкретного знания - процедура довольно знакомая. Различные объекты познания - природа, человек, культура, общественная история, техника, знание воскрешают одно и то же противостояние между философией и наукой. Возможен взгляд на природу со стороны натурфилософии и естествознания. Человек оказывается предметом внимания в философской антропологии и в теоретической антропологии. Конкретное знание о культуре не культурология, метафизическое - философия культуры. Об истории рассуждает философ истории, а историк описывает события. Философия техники противостоит техниковедение. Философия истории сопоставляется с социологией. Философия знания надстраивается над описанием и осмыслением знаний.

Нужна ли философия в эпоху информационных моделей сложнейших мегатрендов, эффективных научных выкладок. Возможно, цивилизация такого типа предполагает совсем иной способ мышления, другую форму всеохватного миропостижения. В культуре XX века эта идея высказывалась довольно часто. В начале века позитивисты пытались построить философию по меркам науки. Естественно, они пришли к убеждению, что наука способна потеснить метафизику. Потом идея верховенства точного знания как последней истины завладела учеными умами, и сами философы стали сомневаться порой в универсальности любомудрия.

Во все века, даже при очередном расцвете философии, в головах многих рождалась крамольная мысль: не проще ли, не целесообразнее ли обойтись без метафизических изысков, без абстрактных философских провозвестий? «Поистине трагично положение философа». Это слова Н.А. Бердяева. «Его почти никто не любит. На протяжении всей истории культуры обнаруживается вражда к философии и притом с самых разнообразных сторон. Философия есть самая незащищенная сторона культуры». Последняя фраза просто великолепна по отточенности формулировки…

Религия обслуживает запросы духа. Человек обращает свой взор к Богу, когда испытывает жуткие муки одиночества, страх перед смертью, напряжение душевной жизни. Мистика чарует возможностью глубинного, обостренного богообщения. Она дарит надежду на чудо. Наука демонстрирует неоспоримые успехи познающего ума. Будучи опорой цивилизации, она не только разъясняет одухотворяющие истины, но и обустраивает людей, продлевает им жизнь.

Философия же, напротив, нередко отбирает у человека последнее утешение. Она выбивает индивида из жизненной колеи, безжалостно предлагая ему жестокие констатации. Ей по самому своему предназначению приходится разрушать обустроенность, сталкивать человека с трагизмом жизни. Высоковольтное освещение, само собой понятно, непосредственно от философии не исходит. Что касается таинств мироздания, их загадочной, мистической природы, то философия в силу своей рассудочности пытается осмыслить их до самого основания. Так рождается еще одна формула философии: «В сущности говоря, вся философия есть лишь человеческий рассудок на туманном языке». Однако человеческий рассудок постоянно выражает себя на туманном языке. Разве ему недостает других форм самовыражения? Может быть, в результате философ обретает какие-то окончательные истины? Ничуть не бывало. Если бы любомудр добрался до неких последних установлений, он бесповоротно исчерпал бы собственное ремесло. В том-то и парадокс, что философ размышляет над проблемами, которые не имеют окончательного решения. С той же последовательностью, с какой червь прядет шелковую нить, мыслитель вытягивает из сознания все новые и новые парадоксы, заведомо зная, что они никогда не будут разгаданы. Странное, вообще говоря, занятие …

Может быть, отказаться от этой причуды? Сколько просвещенные умы советовали поступить именно так. Зачем туманное возвещение, когда наука развертывает свой бесконечный потенциал? К чему отзывчивость к абстракции при наличии богословия? Какой смысл в накоплении мудрости, в которой нет ничего постижимого, бесповоротного? Философию критикуй разных сторон и все время пытаются вытолкать ее из культуры. Много ли проку от этой праздности?

Чем объясняется живучесть философии? Существует мноя ство определений человека. Он и разумное животное , и создатель символов , и политическое животное . Можно указать, пожалуй, еще на одну черту, без которой человек не был бы самим собой. Он, как бы ни старался, не может не философствовать. Такова антропологическая природа, если угодно, некая странность. Он пытается осмыслить вопросы, которые как будто не имеют значения для него лично. Откуда взялся мир? Куда движется история? Чем вызваны проблески сознания в человеке?

Человек множит эти вопросы. Когда же рождается относительная ясность, он немедленно затемняет ее новым противоречием, еще одним измышлением. Зачем? Чтобы получить ответ? В едь философ на это совершенно не рассчитывает. Несмотря на яростные недавние споры, приходится констатировать: философия - не наука… Это совсем иной, весьма эксцентричный способ мышления, погружения в тайны мира. Человек философствует, потому что охвачен этой страстью. В ней он выражает самого naay. Человек делает это для собственного удовольствия, для самовыражения, ибо он рожден философом.

Но тогда чем продиктованы слова Бердяева? Культура, как выясняется, не может в равной степени поддержать все стороны человеческой жизни. Она, можно полагать, ищет более надежные опоры, нежели метафизические зигзаги, и сам человек, разгадывая собственную природу видит перед собой зыбкий, неустоявшийся образ. Он страшится признаться себе, что именно эта поразительная способность к рефлексии и есть самое ценное в нем…

«Странное дело, но в наш век философия всего лишь пустое слово, которое, в сущности, ничего означает; она не находит себе применения и не имеет никакой значимости ни в чьих либо глазах, ни на деле». Слова принадлежат мыслителю эпохи Возрождения М.Монтеню, однако похоже, что сказано это в наши дни. Тема, казалось бы, парадоксальная и неожиданная: мир намерен перебраться в новое тысячелетие, оставив любомудрие за бортом.

Публицистов волнуют сегодня политические распри, бюджетные хитрости. Политики опираются не на мудрые максимы, а на охлократические тенденции. Общественное сознание утратило глубинное метафизическое измерение. В годы тоталитаризма лидеры, издав очередное постановление, вещали: только время способно выявить истинный и непреходящий смысл принимаемого решения. Пустота набрасывала на себя философский убор. Власть имущие в наши дни убеждены, что назначение философии именно в том, чтобы обслуживать каждый изгиб конъюнктурной политики. Интеллектуальная честность и независимость редко привлекают сторонников.

Философию теснят отовсюду. Представители точных наук, обескураженные грандиозными открытиями нашего века, полагают, что проникновение в ядро клетки важнее отвлеченных размышлений. Рефлексии ставится предел. Философское возвещение оценивается как удел староверов. Утрачивается и без того зыбкое представление о специфике философского мышления.

Парадоксально, но стремительное развитие гуманитарного знания дает тот же эффект. Обогащение истории, культурологии, психологии, социологии и других дисциплин подрывает верховенство философии. Герберт Уэллс в начале века высказал догадку: пожалуй, господствующей наукой грядущего столетия будет психология. Не будем оспаривать экспертизу фантаста. Возможно, он близок к истине. Однако неужели только психология обещает стать всеобъемлющей наукой? Разве не являемся мы сегодня свидетелями ренессанса историзма? А глобальные претензии социологии или, скажем, культурологии? Положение философа действительно трагично …

Однако нет ли в этих рассуждениях расхожего философского высокомерия? Не реализуется ли здесь древнее поползновение философии быть матерью всех наук? Речь идет совсем об ином - о сохранении статуса философии, на который посягают едва ee не все. Конечно, по словам Аристотеля, философии надлежит исследовать «первоначала и причины» . В этом специфика философской мысли, а не ее гордыня.

Недавно я был на защите докторской диссертации. Соискателя спросили, чем отличается культурология от философии культуры. Тот ответил: культурфилософия занимается универсальными метафизическими проблемами, а культурология изучает конкретные феномены. Члены совета, профессиональные культурологи сразу почувствовали: их репутация как философов поставлена под сомнение. Вот оно что: оказывается, при изучении культурных процессов мы слишком мелко плаваем. Да знаете ли вы, что в культурной антропологии есть такие прозрения…?

Остынем и поразмыслим. Соискатель правильно определил различия наук. При этом вопрос о том, что интеллектуальнее философствовать о культуре или анализировать конкретно-культурные феномены, - вообще не поднимался. Трудно представить себе, что древнегреческий историк Геродот оскорбился бы, скажи ему, что его занятие - собирать исторические факты. Разве это презренное дело - описывать нравы народов, обычаи племен? Можно, разумеется, размышлять о том, почему именно так движется история. Но это, как говорится, совсем иная специфика…

Любую идею надлежит оценивать по ее основанию. Ученый выдвигает ту или иную гипотезу, опираясь на доказательства, которые есть в его распоряжении. Мистик излагает знание, которое добыто им в мистическом опыте. Философская идея - это вдохновение мысли, дерзновение духа. Она опирается на потенциал интеллекта и на богатейшую традицию рефлексии. При этом философ может разойтись с данными науки. Его цель совсем не в том, чтобы комментировать и обобщать результаты конкретных наук.

Парадокс состоит в том, что наиболее значительные интуиции рождаются в философии не только на фундаменте реального знания, а зачастую и вопреки ему. Сошлемся на следующий пример. В XIX в. Дарвин доказал, что человек как природное существо представляет собой завершение эволюционного развития и с этой точки зрения отличается от других живых создав исключительным совершенством. Казалось бы, экспертиза ia утешительна, а философу остается только подвести теоретическую базу под это грандиозное открытие.

Но вот в XIX в. рождается новая установка. Причем именно р философии. Сначала Артур Шопенгауэр, а затем Фридрих Ницше задумываются над странностью человека как живого существа. Путем чисто философского умозрения формулируется мысль о том, что человек, вероятно, выпадает из цепи природных орарей». Он эксцентричен и вовсе не производит впечатления венца творения. Напротив, если сделать, условно говоря, допущение, что человек - уже установившееся животное, то ничего, кроме «халтуры природы», не получается.

И вот тогда, вопреки научным фактам, философы жизни (так называлось философское направление) выдвигают идею о том, что человек есть «еще не установившееся животное» (Ф. Ницше). Он не только не замыкает некую природную цепь, а попросту выпадает из ее звеньев. Все, что до этого оценивалось как приобретение человека, с новой точки зрения выглядело процессом его вырождения. Эти идеи радикально преобразили философскую антропологию. Трудно вообразить, насколько мы были бы беднее в нашем столетии, если бы веком раньше не родилось это абстрактное умозаключение.

Философия - кладезь всяких возвещений, многие из которых вообще не имеют под собой теоретических оснований. Подчас эти откровения наивны, лукавы, безрассудны, оскорбительны для здравомыслия. Но если пресечь эту фонтанирующую мощь воображения, человек перестанет быть самим собой. Оскудеет и его разум. Сознание утратит собственный метафизический потенциал.

Попробуем смоделировать ситуацию, которая настоятельно свидетельствуете незаменимости философии. Совсем недавно биологи открыли ген, который несет в себе завершение жизни природного организма. Именно в нем заложена информация, которая исчерпывает себя в распаде клетки, в смерти индивида. Вот она тайна конечности человеческого существования, заведомый приговор к нашей погибели. Кстати, ген опознан и с помощью лазера можно выжечь его. Человек станет бессмертным? Возможно. Не исключено, что в кругозоре биологии проблема выглядит предельно ясной…

А в доминионе философии? Может быть, только мудрец способен предостеречь человечество от посягательства на таинство живой материи. Только философ благодаря своему призванию обязан представить на суд специалистов древние интуиции и предостережения, результаты огромной интеллектуальной работы мыслителей, толкующих о загадках жизни и смерти.

Мы говорим о философии не ради ее прославления, а пытаясь отвоевать ее собственную территорию: философское провозвестие, научная идея, мистическое озарение… Эти зоны духовное постижения имеют свои особенности. Научная идея должна соответствовать выявленным законам Природы или на их фундаменте открывать новые. Мистик, обращаясь к собственно субъективности, рождает откровение. Но это не плод его воображения, а сопричастность древнему гнозису. Философ опирается на богатейшую традицию рассудочности и авантюры духа.

Описание культуры

В XIX-XX вв. в европейской науке началось разностороннее и детальное описание культурных феноменов. Исследователи обнаружили, что человеческая природа как некая относительно целостная данность вовсе не порождает единый культурно космос. В разных регионах Земли существуют разнородные феномены, отражающие ценностно духовную практику человека. Культурные миры чрезвычайно неповторимы, они демонстрируют разные виды ментальности, что подталкивает к выводу о многообразии культурного опыта человечества.

Феноменологически эти культуры демонстрировали парадоксальную полярность, что заставляло поставить вопрос о правомерности самого понятия культуры как целостного феномена. Одновременно слово «цивилизация» также стало употребляться во множественном числе. Исследователи обнаружили разноликие цивилизационные космосы. Теоретический бум представил европейской общественности такое множество культурных фактов, что культурология стала теснить философию культуры.

Европейцы обнаружили, что существует множество культурных миров. Традиционная философия культуры, которая исходила из европоцентрической установки, естественно, оказалась в состоянии кризиса. Она была вынуждена освоить новую культур ную реальность и заново поставить вопрос о собственной культурной идентичности. Конкретное знание о культуре, опыт описания определенных обычаев и ритуалов оказался в этой системе оценок более значимым, нежели умозрительное постижение общего духа культуры.

Однако означает ли это, будто в современном сознании доминирует культурология, а философия культуры отошла на второй план? Такая установка кажется мне неправомочной. Напротив, если говорить о новейших течениях философской мысли, то скорее можно фиксировать обратный процесс - от культурологии к созданию новой философии культуры. Не случайно многие философские направления - психоанализ, философия жизни, персонализм, герменевтика, «новые правые» и «новые философы» во Франции уделяют сегодня огромное внимание философскому постижению культуры.

«Мы полагаем, - говорил на XVIII Всемирном философском конгрессе в Монреале Э.Левинас, - что всем нам хорошо известны те отличительные признаки, которые используются социологами и этнографами при описании культурных фактов человеческого поведения: общение посредством знаков или языка; следование правилам или нормам - коллективные репрезентации Дюркгейма, связанные с социальным давлением и ценностным престижем; передача этих принципов не по наследству, а с помощью языка, посредством обучения; изменение языка, поведения и обрядов, подчиняющихся определенным правилам, путем географического рассеяния человеческих групп и вследствие этого множественность различных культур».

Нет необходимости отрицать ту огромную пользу, которую приносит эмпирическим «гуманитарным наукам» пристальное внимание к культурным фактам в их этнографическом разнообразии. Это - описание культурных феноменов, которое свободно от ценностных суждений. Философская антропология существует во множестве вариантов. Это относится и к культурологии, которая представлена прежде всего культурной антропологией, сложившейся в европейской культуре в XIX в. Эта дисциплина окончательно оформилась в последней четверти предшествующего века.

Антропология включает в себя множество подходов. Это прежде всего собственно антропологический подход, или естественная история человека, включая его эмбриологию, биологию, психофизиологию и анатомию. Культурная антропология дополняет палеоэтнологию, изучающую происхождение человека и его первобытность. Сюда же относится и этнология, трактующая распространение человека на Земле, занятая изучением aai поведения и обычаев. Культурная антропология заимствует также данные социологии, которая изучает отношения людей между собой и с другими животными; лингвистики, в которой речь идет об образовании языков, их связи; мифологии, трактующей возникновение и взаимодействие религий. Она использует также данные медицинской географии, рассказывающей о воздействи на человека климата и атмосферных явлений, а также демографии, в которой раскрываются различные статистические сведения о человеке.

Культурная антропология имеет дело с культурами, которые отличаются от той, что представлена самим исследователем. Они удалены во времени и пространстве. В качестве науки она пытается реконструировать культуры как целостности. Ученый, ставший на позиции компаративиста, пытается отыскать принципы, общие для множества разных универсумов.

Культура выступает в антропологии как технический термин. Антропологи, говоря о культуре, пытаются понять, стоит ли о iae вообще размышлять. Антропологические понятия выражают человеческое вмешательство в состояние природы. Понятие культуры в антропологии, следовательно, намного обширнее, чем в истории. Для большинства антропология - это всего лишь тип культуры, aieaa сложная или более «высокая» культура.

Антропологи никогда не признавали различия между культурой и цивилизацией, проводимого социологией. По мнению социологов, цивилизация - сумма человеческих орудий, а культура - совокупность человеческих «результатов» («следов»).

В наиболее общем плане антропология как наука о человеке подразделяется на физическую и культурную . Что касается культурной антропологии, то она включает в себя, если говорить обобщенно, лингвистику , археологию и этнологию , каждая из которых изучает тот или иной аспект культуры. Завершение синтеза, определившего облик антропологии как новой целостной научной дисциплины, исследователи связывают с работами первого профессионального антрополога США Франца Боаса (1858-1942) и его учеников. Они видели свою цель в детальном этнографическом обследовании различных регионов мира на основе интенсивной и, как правило, продолжительной полевой работы. Ф.Боас не только сам был специалистом в каждой из областей антропологии, но и на протяжении всей своей преподавательской деятельности в Колумбийском университете ориентировал на это своих студентов.

Современная антропология при тесной связи названных основных дисциплин характеризуется в последние десятилетия все более углубляющейся их специализацией. Физическая антропология , хотя и нацелена на биологию человека, все равно захватывает комплекс описательных сведений о культуре. Так, в двухтомном издании «Введение в антропологию» В.Барнау специальный раздел посвящен появлению людей современного физического типа (около 40 тысяч лет назад).

Специальный раздел в книге посвящен пещерной живописи, открытой в конце 1 870-х годов. Созданные около 15 тыс. лет назад изображения животных являются одним из наиболее выразительных свидетельств невещественных параметров культуры той эпохи. Наиболее значительными явлениями неолитической культуры В.Барнау считает доместификацию растений и животных. Неолитическая культура, по мнению автора, заложила основы становления цивилизации, которую часто отождествляют со специфическим городским образом жизни. В качестве критериев, которые определяют цивилизацию, выдвигаются такие, как наличие письменности, бронзовой металлургии, государственной организации общества.

В структуре антропологического знания особое место занимает этнология . Следует подчеркнуть культуроведческий характер этой дисциплины. В отличие, например, от археологии, изучающей культуру прошлого, этнология рассматривает современное общество в различных его этнических вариантах. Собственно этнологические исследования не ограничиваются описанием культуры лишь одного общества или даже сопоставлением двух таких культур. Этнология стремится выявить наиболее масштабные стадии, или этапы, культурного развития человечества: последовательность смены хозяйственных типов (охота, собирательст скотоводство кочевничество, раннее и развитое земледелие, ei дустриальная промышленность) , изменения систем родства.

Вместе с тем в антропологии все более отчетливо проявляется тенденция специализации, «сужения» исследуемого объект целостной системы культуры к одному из ее аспектов: материальной культуре и технологии; социальной структуре; общее-семейно брачным связям; религии, верованиям, искусству.

Первые систематические описания особенностей культур различных народов восходят еще к Геродоту. Становление культурной антропологии во второй половине прошлого века связано с именами Э.Б.Тайлора и Л.Г.Моргана, разрабатывавших теорию эволюции культуры и общества. Их ровесники, британские египтологи Дж.Смит, В.Перри, В.Риверс, отстаивая теорию «египетской колыбели мировой цивилизации», считали основным механизмом распространения культуры диффузию.

Возрождение общей концепции культурной эволюции связано с именами Л.Уайта, Дж.Стюарда. Лесли А.Уайт (1900 - 1975) - выдающаяся фигура в антропологии XX в., участник дискуссий 40- 50-х годов. Уайт одним из первых стал употреблять термин «культурология» . Общий культурологический подход Уайта предполагает эволюционную интерпретацию развития культуры.

Мало кто решался оспорить эволюционную концепцию во второй половине XIX в., когда труды Дарвина, Спенсера, Моргана пользовались безусловным научным авторитетом. Лишь в конце столетия американский этнолог Ф.Боас отрекся от эволюционизма, подменив его историческим методом, - так начался философский поворот от эволюционизма к антиэволюционизму. В первой половине XX в. американская антропологическая школа стояла на позициях антиэволюционизма (антиэволюционную концепцию разделял в 20- 30-х годах и сам Л.Уайт), в то время как в Европе активно работали как противники, так и сторонники эволюционной теории.

По мнению Уайта, различные состояния культуры можно оценивать и сравнивать, используя термины «выше», «более развитый» и т.п. Ф.Боас и его последователи в антропологии настаивали на том, что критерии оценки культуры всегда субъективны и что, следовательно, разговоры о прогрессе, о культурах более или менее развитых не научны. Если же следовать концепции поступательного развития человеческой культуры, то никуда не деться от понятия «прогресс» и от сравнительной оценки культур как более или менее развитых. Неизбежно появляются и критерии такой оценки.

Дж.Стюард был пионером в области культурной экологии. Из современных этнологических школ можно назвать культурный материализм, антропологию познания (этнонауку или лингвистическую антропологию), структурализм. Эти исследовательские направления основываются главным образом на данных полевой работы.

Одним из первых исследователей, который попытался обнаружить универсальные процессы мышления в разнообразном культурном материале, оказался К.Леви-Строс (р. 1908). Он по праву считается основателем структурной антропологии. Теоретическая работа Леви-Строса оказала существенное влияние на развитие культурологии. Он пытался раскрыть соотношение разнообразия и униформности в культуре. Таким образом, мы можем говорить о специальном разделе в социологии, объектом изучения которого являются примитивные и традиционные общественные системы.

В фундаментальном исследовании «Мифологичное» Леви-Строс дал конкретный анализ первобытных форм культур, которые он рассматривал как механизм разрешения основных противоречий человеческого существования и общественной ор ганизации. Программу исследования культурного разнообразия в рамках структурализма Леви-Строс связывал со стремлением «найти за внешним многообразием человеческих обществ основные всеобщие свойства» и «учесть частные различия, уточнить законы инвариантности в каждом этнографическом контексте».

Как считал Леви-Строс, эмпирическая человеческая pea льность вообще не структурна. Поэтому в принципе нельзя iino?ie ть структурную модель целостной социальной системы. Но можно воссоздать модели отдельных сторон этой системы, как те, которые поддаются структурированию и формализованному описанию. Человеческое общество, с одной стороны, стремится сохранить, поддержать те качества, которые присущи только этому обществу. Вместе с тем есть и другая тенденция - вступление в коммуникацию с иными социумами. Обе эти тенденции обнаруживают себя в культуре.

Культура в этой системе размышления рассматривается как обобщенное создание разума, а именно совокупность символов, которые принимаются членами общества. Невозможно упорядочить все виды культур, которые существуют в настоящее время, потому что нет единой шкалы развития. Каждая культура содержит некий потенциал, вариативность. Универсальные процессы психики могут переработать этот «природный материал» в некие архетипные схемы.

Этот процесс репрезентирован Леви-Стросом на материале мифов. Данный феномен прежде толковался как историческая или этнографическая реальность. Эту версию философ отверг. По его словам, мифотворчество представляет собой обнаружение характерной человеческой способности строить аналогии. Только человек сталкивается с новым социальным опытом, актуализируется его готовность выстраивать оппозиции.

Возникает множество оппозиций. Первостепенной среди них оказывается сопоставление «природа - культура». Универсальные закономерности бессознательных структур присущи человеку как биологическому виду. У человека обнаруживается некая антропологическая данность, которая структурирует поток человеческих ощущений и восприятий.

Для некоторых купътурологов культура выступает как описательное понятие, для других - объяснительное. В первом случае под культурой обычно понимаются исторически возникшие селективные процессы, которые направляют действия и реакции людей при помощи внутренних и внешних стимулов. Главная идея может быть выражена примерно так: при помощи понятия «культура» многие стороны конкретного феномена могут быть проанализированы и объяснены, а, следовательно, само событие может быть лучше понято и предсказано.

Культура как объяснительное понятие относится только к поведению человека, принадлежащего к определенному обществу. Данный термин помогает нам понять такие процессы, как диффузия, культурный контакт и аккультурация. Такого рода истолкование культуры полезно и для анализа действий людей (отдельных индивидов и групп), и для объяснения пространственного распространения артефактов или способов поведения и хронологической последовательности культурных феноменов.

Объяснительное понятие культуры можно, судя по всему, перефразировать следующим образом: под культурой мы понимаем те исторические характеристики , ситуации , которые человек принимает путем участия в группах, действующих вполне конкретным образом. Нет ни одного человека на свете, будь он даже нескольких недель от роду, который бы реагировал абсолютно по-своему на стимулы. Лишь незначительное количество человеческих реакций может быть объяснено только знанием биологии человека, его личным опытом или объективными фактами данной ситуации.

Культура была и остается историческим наследием. Она включает те аспекты прошлого, которые в измененном виде продолжают жить в настоящем. Культуру, стало быть, образуют способы взаимодействия с ситуацией , которые помогают людям жить. Культурный процесс рассматривается в культурологии как: некое дополнение к биологическим возможностям человека. Культура предоставляет способы, которые расширяют или заменяют биологические функции и в определенной степени компенсируют биологические ограничения. Например, факт биологической смерти не всегда означает, что знания умершего не станут достоянием всего человечества.

Культура выступает также в культурологии и как описательное понятие, о чем уже говорилось. В этом случае она означает совокупность результатов человеческого труда : книги, картины, дома и т. п.; знание путей адаптации к человеческому и физическому окружению; язык, обычаи, этику, религию и моральные нормы. Культура выступает как совокупность всех представлений о стандартных типах поведения. Большая часть культуры не может быть выражена словами, и это даже, вполне вероятно, не подразумевается. Не вполне правильно говорить, что культура состоит из идей , потому что психиатрия доказала наличие так называемой культурно-узаконенной иррациональности.

Под культурой подразумеваются исторически возникшие способы жизни , явные или подразумеваемые, рациональные, иррациональные и не являющиеся рациональными, которые существуют в любой момент времени в качестве руководящих принципов поведения людей. Культура постоянно создается и утрачивается. Антрополог не только считает, что люди имеют определенные нормы поведения, нарушения которых наказываются в большей или меньшей степени. Ему также понятно, что даже неодобренные системы поведения подпадают под определенную модальность. С позиции стороннего наблюдателя кажется, что люди бессознательно придерживаются каких-то планов или морфология любого языка всегда решает вопросы метафизических значений. Язык не просто средство общения и выражения эмоций. Любой язык помогает упорядочить накопленный опыт. Каждый континуум опыта может быть разделен по-разному. Сравнительная лингвиста наглядно показывает, что любой речевой акт требует от говорящего определенного выбора.

Ни один человек не может реагировать на весь калейдоскоп стимулов , который обрушивает на него внешний мир. Что мы говорим, что замечаем, что считаем важным - все это часть наших лингвистических привычек. Так как эти привычки сохраняются в качестве «второстепенных феноменов», любой народ безоговорочно принимает свои основные категории и предпосылки. Предполагается, что другие будут думать так же в силу человеческой природы. Но когда эти другие вдруг приходят к иным выводам, никто не считает, что они исходили из других предпосылок. Чаще всего их называют «глупыми», «нелогичными» или «упрямыми».

Можно ли дать определение культуры в описательном смысле? Конкретная культура - это историческая система явных или скрытых способов поведения в жизни. В какой-то степени каждый человек подвергается влиянию этого общего «взгляда на жизнь». Культуру образуют явно шаблонные способы поведения, чувств и реакций (стереотипы), но она включает и комплекс предпосылок, которые существенно различаются в разных обществах.

Культурная антропология считает, что лишь незначительное число культур можно считать едиными системами. Большинство культур, как и большинство людей, представляют собой единство противоположных тенденций. Но даже в далеких от единства культурах можно увидеть некоторые повторяющиеся в различных ситуациях мотивы. Любой народ имеет не только структуру чувств, которая в определенном смысле уникальна, но еще и массу различных представлений о мире, что служит границей межд разумом и чувствами.

Культурные антропологи полагают, что основные категории мышления неосознанны. Они передаются в основном посредством языка. Особенно сохраняет бессознательную философию группы морфология языка. Например, Дороти Ли показала, что у населения соседних с Новой Гвинеей островов ход событий ia приводит автоматически к установлению причинно-следственных отношений. Это влияет на их мышление, поэтому этим людям очень трудно общаться с европейцами, которые изъясняются только в причинно-следственных терминах.

Литература

Бенедикт Р. Образы культуры /Человек и социокультурная среда. М., 1992. Вып.Н, с.88-110.

Бердяев Н.А. Философия свободного духа. М., 1994.

Гуревич П.С. Неповторимые грани культуры /Человек и социальая среда. М., 1992. Вып.Н, с.4- 15.

Гуревич П.С. Невостребованный Диоген /Дружба народов. 199 … №1, с. 151-176.

Левинас Э. Философское определение культуры /0бщество и культура: Философское осмысление культуры. М., 1988, с. 38

Лобкович Н. Философия и культура: перспективы /0бщество и культура: Философское осмысление культуры. М., 1988, с.491

Орлова Э.А. Руководство по методологии культурно-антропологических исследований. М., 1991.

Вопросы для повторения

1. Что такое философия культуры?

2. Почему Н.А. Бердяев считает философию самой незащищенной стороной культуры?

3. В чем различие между описательным и объяснительным понятиями культуры?

4. Чем занимается культурология?

5. Как распознать жанры той или иной идеи?

Студент пришел ко мне, чтобы сдать экзамен по философии. На лице у него застыло отчаяние, фигура выглядела страдальческой. Он долго тискал в руках вытащенный билет и вдруг спросил:

– Павел Семенович, а зачем человеку философия?

– В каком смысле? – удивился я.

– Ну, я понимаю, – продолжал студент, – тракторист пашет, крестьянин собирает урожай, печник кладет печку…

Экзаменуемый вдруг почувствовал вдохновение:

– А какая польза от философии?

Студент глядел на меня с видом известного богослова Мартина Лютера, который окончательно развенчал папу римского.

– А зачем человеку шахматы? – в свою очередь простодушно спросил я.

– Ну, это совсем другое дело, – студент снисходительно улыбнулся. – Игра, азарт.

Минувший век оказался на редкость прагматичным, деловым.

Не раз ученые, да и сами философы пытались порассуждать о том, что приносит человеку непосредственную пользу, а что, вообще говоря, от лукавого. Не только философия, но и любое знание о человеке, человеческом духе казалось кое-кому химеричным, мало приспособленным к тому, чтобы обустраивать жизнь. Однако человек никогда не стал бы человеком, если бы интересовался только тем, что приносит ему сиюминутную пользу.

Безмерную услугу оказал людям первый умелец, который начертал на скале свои рисунки. Однако что от них проку: сыт ведь не будешь. На заре человеческой истории появились пророки, мудрецы. Для шлифовки ума в Индии изобрели шахматы. Потом уже в библейские времена родилась мудрость: «Не хлебом единым жив человек…» Кстати, именно в прошлом веке отечественный писатель Владимир Дудинцев напомнил эту истину. Так назывался написанный им роман, в котором говорилось о необходимости возрождения духовности.

Философию иногда называют высшей мудростью. Она пользуется абстрактными понятиями, демонстрирует различные головоломки, которые требуют напряжения мысли. Обращается к вопросам, которые кажутся предельно отвлеченными, далекими от реальной жизни. Это рождает у тех, кто изучает философию, определенную робость, подозрительность. В самом деле, кому нужна эта заумь? Может быть, гораздо проще иронично назвать философом соседа, который обнаружил способность рассуждать?

Между тем философию во многих странах начинают изучать даже в начальных классах. Учительница читает какой-нибудь рассказ или отрывок из конкретного сочинения и предлагает учащимся оценить события, поразмышлять над прочитанным. И тут обнаруживается, что многое из того, что по первому впечатлению кажется очевидным, требует раздумья. Попробуйте проверить себя. Возьмите какое-нибудь сочинение и условно разбросайте на полях вопросы: «Действительно ли так?», «Почему?», «Можно ли с этим согласиться?» Теперь еще раз взгляните на текст, и вы обнаружите, что возможности человека сомневаться в тех или иных утверждениях, глубоко обдумывать тот или иной вопрос беспредельны.

Впрочем, попробуем. Открываем книгу бельгийского драматурга и поэта Мориса Метерлинка (1862–1949) «Разум цветов».

Читаем: «Среди растений, в жизни которых мы наблюдаем разительные примеры инициативы, право на особенно внимательное изучение принадлежит тем, которые можно назвать одушевленными или чувствительными. Я ограничусь упоминанием о грациозном испуге „не тронь меня“ всем нам хорошо знакомой чувственной мимозы»1
Метерлинк М. Разум цветов. М., 1995. С. 127.

Проглядываем эти строчки и думаем: «Разве растения обладают инициативой?» Ведь такое чаще говорят о человеке. Неужели у растений есть душа и чувства? Может быть, можно сказать о мимозе, что она испугалась, но передать ей человеческие слова «не тронь меня…» Это уж слишком. Хотя, с другой стороны, ведь растения живые. Не исключено, что у них действительно есть разум. Где-то я прочитал про то, как комнатные растения реагируют на появление убийцы. Это, впрочем, был какой-то научный эксперимент. Растение, оказывается, опознает преступника. Возможно ли такое?

Представим себе, что все это правда. Но тогда число вопросов множится. Вообще, что такое разум? Присущ ли он только человеку? Или есть нечто, что мы только принимаем за разум, а речь идет совсем об ином? «Не слишком безрассудно кажется мне утверждать, – пишет Метерлинк, – что нет существ более или менее разумных, но что существует всеобщий, разлитый повсюду разум, нечто вроде всемирного флюида2
Флюид – некий психический ток, излучаемый человеком, то, что исходит от кого-то.

Различно проникающего во все встречающиеся на его пути организмы, смотря по тому, являются ли они добрыми или дурными проводниками духа»3
Метерлинк М. Разум цветов. М., 1995. С. 163.

Итак, Метерлинк считает, что разум разлит во всей природе. Можем ли мы опровергнуть это утверждение? Окончательные доводы против данного суждения мы вряд ли сыщем. Тогда остается признать, что такое допущение возможно, но оно не является общепринятым. В этом случае можно говорить о своеобразной поэтизации природы, даже о ее очеловечивании. Метерлинк не одинок. Многие философы боготворили, одухотворяли природу. Так рождалась особая философская область знания, которую назвали натурфилософией.

Натурфилософы (исследователи природы) подчас скептически относились к идее Бога. Они полагали, что мир можно объяснить исходя из самой природы. Это она, вечная и чудодейственная, развертывая себя, создает великое многообразие мира, в том числе и свой венец – чело века. Именно поэтому природа достойна поклонения. Единожды возникнув сама по себе, она раскрывает свое безмерное богатство и разнообразие. Однако среди натурфилософов были и такие мыслители, которые признавали Бога. Восхваляя природу, они считали, что это – язык, на котором Бог разговаривает с людьми. Так появилось так называемое естественное богословие.

Философия, будучи относительно целостной, обнаруживает себя во множестве направлений, течений, учений и взглядов. Чтение Метерлинка позволило нам войти в область специфического подхода к миру – натурфилософского. Но он, понятное дело, не единственный. За века и тысячелетия своего существования философия накопила огромный арсенал идей, теорий, открытий. Внутри философии рождались особые отрасли философского знания. Появлялись школы, направления, течения. Сменяли друг друга философские эпохи.

Мы видим, что философы придерживаются разных воззрений. На что, однако, они опираются? Почему возникают различные направления мысли? Какие темы подвластны философии? Когда она возникла и исчезнет ли когда-нибудь? Можно ли обойтись без философии за время своего существования? Какую роль она играет в нашей собственной жизни?

Философия включает в себя определенное миропонимание. Она объясняет мир, сущность природы, место в ней человека. Она содержит в себе эмоциональную оценку мира, объяснение его тайн. Она служит для людей своеобразным духовным поводырем и наставником.

Изложение материала в учебном пособии по философии имеет свою специфику, которая объясняется ее особенностями как области мысли, миропостижения. Если при изучении физики или химии задача студентов заключается в том, чтобы понять те или иные законы и запомнить их, то философия по самому своему духу не дает окончательных ответов на поставленные вопросы, потому что поиск истины в ней не завершен. Для философа имеет значение не только тот или иной вывод. Не менее значимо для него и само рассуждение, развертывание мысли, процесс обдумывания проблемы.

Пособие приглашает задуматься над вопросами, поставленными человечеством еще на заре цивилизации и не решенными по сей день. Оно позволяет понять, какими сложными путями движется разум, раскрывает парадоксальность познания. Вот почему, изучая материал, вы будете знакомиться с разными точками зрения на обсуждаемые проблемы и, размышляя вместе с автором, тем не менее начнете развивать свой собственный взгляд на мир.

При изложении материала автор, используя сочетание проблемного и исторического подходов в раскрытии основных тем, пытался осветить мир мудрости как бы с двух сторон: с одной стороны, показывая уже имеющееся видение сущности проблем, связанных с постижением тайн бытия и сознания, а с другой – рассматривая способы и формы возникновения и решения проблем мироздания, что имеет немалую познавательную ценность для учащихся, поскольку содействует направленной активизации их мыслительной деятельности в целом.

Чем глубже человек проникает в тайны природы, тем больше возникает у него новых вопросов, и истина вроде бы и не приближается, а удаляется, словно подтверждая гениальную формулу древнегреческого философа Сократа (469–399 до н. э.): «Я знаю, что я ничего не знаю».

Основные понятия

Абстрактный – отвлеченный, неконкретный.

Идея – концептуальная мысль.

Интуиция – непосредственное переживание действительности, духовное видение.

Натурфилософия – философия природы.

Прагматический – практический, относящийся к действию, служащий практике.

Разум – ум; способность, деятельность человеческого духа, направленная на познание.

Скептик – человек, который сомневается.

Человечество – совокупность народов, живущих на Земле.

Вопросы и задания

1. Какие чувства испытываете вы, когда вас называют философом? Подчеркните нужное или дайте свой вариант ответа:

– гордость;

– радость;

– самоуважение.

2. Что означает библейская мудрость: «Не хлебом единым…»? Как это вы понимаете и согласны ли вы с этим? Чем еще жив человек, кроме хлеба?

3. Аристотель говорил: «Философия начинается с удивления». Верна ли эта мысль? Что из недавно прочитанного вызвало у вас удивление? Можно ли найти в этом тексте основание для философствования?

4. Почему философию можно назвать «матерью всех наук»? Это мысль Артура Шопенгауэра. Как вы это понимаете? Отчего дети постоянно спрашивают «почему»? Можно ли ответить на все детские вопросы? Попробуйте привести примеры, когда детские вопросы оказываются предельно сложными.

5. Некий правитель спросил Эзопа, древнегреческого мудреца, который родился в 600 г. до н. э., почему не богачи ходят к мудрецам, а наоборот. Эзоп ответил: «Потому что мудрецы знают, что им нужно для жизни, а богачи не знают, иначе бы они не о богатстве заботились, а о мудрости».

Согласны ли вы с этим суждением мудреца и баснописца Эзопа? Знают ли мудрецы, что им нужно для жизни? Что более ценно – мудрость или богатство? Ценят ли мудрость окружающие вас люди? Надо ли заботиться о мудрости или она только мешает нажить богатство?

6. Древнегреческий философ Ксенофан (ок. 570 – после 478 до н. э.) говорил: «Не от начала все открыли Бога смертным, но постепенно, ища, люди находят лучшее».

Почему люди не располагают абсолютной мудростью? Отчего им приходится приобретать знания? Чем может закончиться этот процесс? Подчеркните нужное:

– люди наконец обретут полное знание;

– люди никогда не приобретут всю мудрость;

– люди накопят больше заблуждений, нежели истин.

7. Считаете ли вы, что все живые существа обладают разумом? Приведите примеры «за» и «против».

8. Почему философия распадается на множество школ и направлений? Если бы вы стали философом, какие вопросы оказались бы для вас предельно интересными?

9. Нужна ли философия лично вам?

10. Все ли подвластно философии?

Глава 1. Философия, ее смысл, функции и роль в обществе

Возникновение философии. Множество вариантов философской рефлексии. Дофилософские способы осмысления мира. Логос как духовное первоначало. Собственные заветы философа. Специфика философии как формы общественного сознания. Соотношение философии и науки. Место философии в культуре. Величие и трагедия философии. Различные определения философии.

Многое из того, что окружает человека, он впускает в собственную душу безотчетно, без критической оценки, принимая окружающий мир таким, как он есть, не задумываясь о его природе. Обычно человек старается жить просто и не испытывает потребности в последовательном размышлении. Груз постоянного раздумья зачастую кажется непереносимым. Но человеку присуще и иное состояние души. Он открывает в себе способность продвигаться к одухотворяющей истине, открывать тайны реальности, наслаждаться самим процессом развертывания мысли.

1.1. Любовь к мудрости

1.1.1. Что значит философствовать?

Философия имеет дело с предельными, вековечными вопросами. Наука, конечно, тоже пытается выстроить относительно целостную картину мира. Но она погружена в конкретности, решает множество частных задач. В этом смысле философия гораздо свободнее. Она задумывается, размышляет над универсальными проблемами.

В XIX в. наука достигла внушительных успехов. Она не только создала относительно целостную картину мира, но и сумела вооружить человека знаниями, которые значительно изменили его жизнь. В ХХ в. человек приоткрыл завесу над тайнами строения мира. Он преодолел гравитационное притяжение Земли, перешагнул через звуковой барьер, открыл новые, почти фантастические источники энергии, преуспел в расшифровке генома человека. Мыслящая материя несет свой свет на другие планеты. Все ярче разгорается факел разума, обогащается сокровищница знаний, накопленных за тысячелетия напряженной работы человеческого ума. Мы вплотную подошли к раскрытию тайн Вселенной, вопросам возникновения жизни на Земле, мы пытаемся заглянуть в наше ближайшее и отдаленное будущее.

Уже отмечалось, что удивление является подлинно философским чувством. В нем можно усматривать корень всякого философствования. «Если же это так, – спрашивает Эрнст Кассирер, – то возникает вопрос: какие же предметы первыми пробудили удивление человека и привели его на путь философских размышлений?»4
Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М., 1998. С. 7.

Были ли это «физические» или «духовные» предметы, природный порядок или творения самого человека? По мысли Кассирера (1874–1945), наиболее естественно предположить, что первым начал подниматься из хаоса мир астрономии. Почти во всех великих религиях, имеющих культурную традицию, мы встречаемся с почитанием небесных светил.

Кассирер считает, что именно здесь человеку впервые удается освободиться от удушливого плена чувств и подняться до широкого созерцания целостности бытия. В движении небесных тел, смене дня и ночи, закономерном повторении времен года человек видел первый значительный пример единообразного процесса. Он бесконечно возвышался над миром самого человека. Этому процессу была чужда переменчивость настроения и непредсказуемость, характерная не только для обычного человеческого поведения, но и для действия «примитивных» демонических сил. В человеке, по словам Кассирера, впервые забрезжило понимание того, что существуют действие и «действительность», которые ограничены жесткими рамками и связаны определенными неизменными законами.

Ко всем чудесам нравственного порядка присоединялись другие, не менее великие и исполненные загадочности, так как все, что выходило из рук человека, окружало его как непостижимая тайна. Ему была чужда мысль считать себя создателем этих творений. Они возвышались не только над ним самим, но и над всем тем, что был в состоянии произвести весь его род. И если человек приписывал им какое-то происхождение, то оно могло быть только мифическое. Их сотворил Бог. Спаситель принес их с небес и научил людей пользоваться ими. Такие мифы о культуре встречаются в мифологиях всех времен и народов.

Философствовать означает, прежде всего, размышлять о природе вещей, добывать глубочайшее знание, пробиваться к высшей мудрости. Существует множество определений человека. Он и «разумное творение», и «создатель символов», и «политическое животное». Можно, пожалуй, указать еще на одну черту, без которой человек не был бы самим собой. Он, как бы ни старался, не может не философствовать. Такова его антропологическая, т. е. человеческая природа, если угодно – странность.

Он пытается осмыслить вопросы, которые как будто не имеют значения для него лично. Откуда взялся мир? Куда движется история? Чем вызваны проблески сознания в человеке? Каково предназначение человека? Философия – одна из неотъемлемых форм культурного бытия человека. В любую эпоху, на разных материках рождались мудрецы, которые задумывались над тайнами мира. Не было эпохи, когда философия исчезала бы. Она, по-видимому, никогда не прекратит своего существования, покуда жив человек. Это глубинная, неискоренимая потребность человека. Она вечно будет стремиться к постижению секретов природы, человеческого духа, божественных тайн.

В Англии XIX в. жил поэт Алфред Теннисон (1809–1892). Он пытался романтизировать унылое мещанское существование, нередко обращался к сентиментальным темам. Однажды он прогуливался среди расщелин и увидел цветок. Вот что он написал:

Возросший средь руин цветок,
Тебя из трещин древних извлекаю,
Ты предо мною весь – вот корень, стебелек,
Здесь на моей ладони.
Ты мал, цветок, но если бы я понял,
Что есть твой корень, стебелек,
И в чем вся суть твоя, цветок,
Тогда я Бога суть и человека суть познал бы.

Теперь, вникнув в приведенные строчки, попытаемся понять, как был воспринят цветок поэтом. Может быть, он насладился приятным зрелищем и отправился дальше? Нет же, любуясь природным творением, он его сорвал. Причем даже с корнем. Корень и стебелек – на его ладони. Зачем он это сделал? Можно догадаться: чтобы обострить мысль, как бы подержать ее на ладони и подумать. Своеобразное, вообще говоря, занятие. Создал гимн цветку и тут же его погубил. Мало того, еще придумал себе красивое оправдание. Мол, цветок способен помочь поэту проникнуть в суть человека. И не только – куда там! – можно распознать и самого Бога…

Строго говоря, если продолжать наши рассуждения, английский поэт выразил специфическое умонастроение, характерное, судя по всему, не только для него лично. Вся европейская культура пронизана такой установкой. Люди этой культуры не столько наблюдают природу, сколько пытаются ее исследовать, вырвать присущие ей тайны. Они стараются поставить природу себе на службу, овладеть ею. При этом в поисках истины умерщвляют все живое.

Но может быть, такое отношение к природе свойственно всем людям? Ведь человек – властелин природы. Американский философ Д.Т. Судзуки, читая лекции по дзен-буддизму, нашел иллюстрации иного рода. Он привел хокку5
Хокку – жанр японской поэзии, нерифмованное стихотворение.

Японского поэта XVII в. В. Басё (1644–1694). Вот оно:

Внимательно вглядись!
Цветы «пастушьей сумки»
Увидишь под плетнем!

Итак, два разных человека, представители неодинаковых культур, увидели цветок во время прогулки. Их переживания оказались сходными. Творение вызвало восторг. Однако европеец сорвал цветок и погубил его. У японца в душе не возникло ничего подобного. Он не только не вырвал цветок из земли. У него не родилась даже мысль дотронуться до него. Он лишь «внимательно вгляделся», чтобы «увидеть» цветок. Англичанин хотел обладать цветком, японец обнаружил способность созерцать его. Оставить жить природное создание – стать с ним единым целым. Это уже совсем иное миросозерцание.

Американский философ комментирует трехстишие поэта следующим образом: «Вероятно, Басё шел по проселочной дороге и увидел у плетня нечто малоприметное. Он подошел поближе, внимательно вгляделся в него и обнаружил, что это всего лишь дикое растение, довольно невзрачное и не привлекающее взгляда прохожего. Чувство, которым проникнуто описание этого незамысловатого сюжета, нельзя назвать особенно поэтическим, за исключением, может быть, последних двух слогов, которые по-японски читаются как „кана“. Эта частица часто прибавляется к существительным, прилагательным или наречиям и приносит ощущение восхищения или похвалы, печали и радости и может быть при переводе в некоторых случаях весьма приблизительно пере дана с помощью восклицательного знака. В данном хокку все трехстишие заканчивается восклицательным знаком»6
Цит. по: Фромм Э. Иметь или быть? М., 1986. С. 46.

Один не задумываясь срывает цветок, другой даже не помышляет об этом. Но может, оказывается, родиться еще одно состояние, близкое к тому и другому умонастроению. Немецкий поэт Иоганн Гёте (1749–1832) написал стихотворение «Нашел»:

Бродил я лесом…
В глуши его
Найти не чаял я ничего.
Смотрю, цветочек,
В тени ветвей,
Всех глаз прекрасней,
Всех звезд светлей.
Простер я руку,
Но молвил он:
«Ужель погибнуть я осужден?»
Я взял с корнями питомца рос
И в сад прохладный к себе отнес,
В тиши местечко ему отвел,
Цветет он снова, как прежде цвел.

Эту ситуацию описывает американский философ Эрих Фромм (1900–1980). Он отмечает, что Гёте прогуливался в лесу без всякой цели, когда его взгляд привлек яркий цветок. У Гёте возникает то же желание, что и у Теннисона, – сорвать цветок. Но в отличие от Теннисона Гёте понимает, что это означает погубить его. Для Гёте этот цветок в такой степени живое существо, что он даже говорит с поэтом и предостерегает его.

Гёте решает эту проблему иначе, нежели Теннисон или Басё. Он берет цветок «с корнями» и пересаживает его «в сад прохладный», не разрушая его жизни. Позиция Гёте является промежуточной между позициями Теннисона и Басё: в решающий момент сила жизни берет верх над простой любознательностью. Нет нужды, замечает Э. Фромм, что в этом прекрасном стихотворении выражена суть его концепции исследования природы7
Фромм Э. Иметь или быть? М., 1986.

Итак, три стихотворения о цветке. Можно пробежать их глазами и не обратить внимания на то, что они различны. Сколько вопросов рождает ситуация: шел по дороге, увидел цветок и… Стихотворные строчки, оказывается, могут стать путеводителем в мир разных культур. Читая стихи, мы сравниваем, размышляем, даем оценку. Находим решение: сорвать цветок, оставить его среди руин или под плетнем, перенести в прохладный сад. Стало быть, мы не просто потребляем стихи, а философствуем…