"Биография моя никогда не выйдет - от этого потери не будет, но одно верное описание военных дел, в которых я принимал участие, может принести пользу военной молодежи". (Котляревский П.С.)

Что надо знать о Котляревском

Одинаково талантлив как военный тактик и дипломат.
- Привел земли нынешнего Азербайджана под руку Российской Империи, отвоевав их у Персии и Турции. Если бы не он, то не было бы никаких Азербайджанов, Грузий и Армений. От слова "вообще".
- Блестящий стратег и тактик боя. Его конек - детальное планирование, внезапный штурм и активные действия ночью.
- Обладал даром маскировки вообще и маскирования намерений в частности. Прекрасно "видел" театр военных действий, что всегда с выгодой использовал.
- Накануне и в тяжелое время войны с Наполеоном, именно блестящие действия Котляревского на Кавказе не позволили открыть полноценный "второй фронт" Персам и Туркам, поддерживаемых британскими советниками.
- Троллил персов под ником "Кавказский колдун", который они сами ему с перепуга и дали.
- Воспет Пушкиным и Домонтовичем.

Это вкратце. Теперь по порядку.

Сын сельского священника в селе Ольховатка. Грамоту знал сызмальства. Умен, подвижен, смел, находчив. Чем и привлек внимание подполковника Ивана Лазарева, которого в возрасте 10 лет спас звоном колоколов местной церкви в бурю. Экипаж заблудился близ их деревни, но кони на звон вынесли полузамерзших ездоков к самой деревне.

В 11 лет зачислен квартирьером в 4-ый батальон Кубанского егерского корпуса по протекции командира батальона Ивана Лазарева. Квартирьер (на секундочку) - это не что-то блатное, а участник рекогносцировочной группы которая, двигаясь впереди воинского формирования, изучает предполагаемый район остановки и размещения войска, собирает сведения об источниках воды, общем санитарном состоянии региона. Почти разведка.

В 12 уже сержант. В 14 лет участвует в первом своем военном походе против Персии. Отличился при осаде Дербента. За три года, прочел всю походную военную библиотеку Лазарева.

В 17 лет он подпорутчик, адьютант Лазарева - шефа 17-го егерского полка, а далее и всей ГСВГ - "Группы советских войск в Грузии" :-) Причем, все по делу: Котляревский отслеживает военно-политическую ситуацию в регионе, ведет всю официальную переписку Лазарева, вплоть до писем грузинскому царю, выполняет ответственнейшие политические поручения, такие как склонение карталинских князей к переходу в российское подданство. В 17 лет!

В 18 лет произведен в штабс-капитаны и награжден орденом Св. Иоанна Иерусалимского за обеспечение взаимодействия русских и грузинских войск и личную доблесть в сражении с Персидским шахом Омар-ханом у селения Кагабет.

В 20 лет он - командир роты егерей, награжден орденом Св. Анны 3-й степени, получил звание майора за штурм крепости Гянджи. Дважды ранен, с поля боя его под огнем вытащил другой герой - молодой офицер граф Михаил Воронцов - будущий генерал-фельдмаршал и наместник Кавказа.

Не оправившись еще от ран, ведет переговоры с ханом Селимом, убеждает того не выступать на войну против русских, в результате чего, в дальнейшем, контролируемые им территории добровольно вошли в состав РИ. Этим фактом, непоправимо был разорван шаблон понимания статус-кво на востоке у персидского шаха.

Стал легендой Кавказа после серии боев в составе отряда полковника Карягина с армией сына персидского шаха Аббаса-мирзы. Кратко об этих эпических действиях:
Егеря (600 чел.) при двух орудиях выступили на разведку и реконгсценировку в поисках 20-тысячной армии Аббаса-Мирзы.

24 июня встретили авангард персов в 3000 чел. Используя складки местности, не прекращая движения, шесть часов отбивали атаки противника, ушли к реке Аскаран, и стали лагерем.
Персы не дали времени возвести укрепления, быстро подтянули 10000 чел. и за 9 часов светлого времени суток, русский отряд отбил несколько кавалерийских и пехотных атак.

25 июня днем стороны не воевали. Персы ждали подкреплений, русские хоронили убитых и лечили раненых. Потери: пол-отряда. Ночью Котляревский с ротой егерей сделал вылазку из лагеря, и уничтожил три персидские батареи - почти всю артиллерию персов. Но легче не стало - 27 июня подошли остальные силы персов, подтянули артиллерию. Итого стало 300 против 15000.
Зерг-раш персов отбили к ночи с превеликим трудом и помощью такой-то матери. Котляревский и Карягин были ранены.

Котляревский выдвинул дерзкий план: пока не замкнулось окружение, бросить обоз, в тихую, на легке уйти из лагеря до недалеко стоящей крепости персов Шах-Булах, захватить её и там пересидеть за стенам, подлечиться и отдохнуть.
В ночь на 28 июня, сумасшедший план был выполнен предельно точно. Отряд был замечен только у стен крепости, которую русские взяли штурмом.

Персы снова взяли в окружение крепость на сколько это позволял рельеф. За неделю у наших закончилось скудное продовольствие, затем закончились лошади, потом закончилась даже трава. Аббас, восхищенный смелостью и мужеством русских, сделал широкий восточный жест - предложил службу шаху и почести. Котляревский ответил, что предложение весьма годное, но его бы в тишине денька четыре обмозговать, а то от взрывов уши позакладывало.

Стрельба стихла. В конце перемирия, Котляревский с башни прокричал что русские приводят себя в порядок и по утру будут торжественно сдаваться на предложенных почетных условиях.
Ночью в лагере Аббаса началось веселье и воскурились травы. А русские снова тихо ушли, чтобы захватить следующую небольшую крепость Мухрат, в 25-верстах, в которой находились большие продовольственные запасы.

Для имитации присутствия личного состава в крепости, оставили горстку умелых егерей, которые еще несколько часов создавали видимость бурной деятельности за стенами, и только под утро ушли вслед за отрядом. Мухрат нашими был захвачен также внезапно, яростно и без пленных. Котляревский снова ранен. Просидев в окружении еще 8 дней, отбив атаки персов, оставшиеся егеря (около 100 чел.) дождались подхода основных сил генерала Цицианова.

Став легендой и у своих и у врагов, Котляревский выполняет различные задачи где силой оружия, где силой убеждения, посулов и личного своего расположения. Так правитель Ширванского ханства - Мустафа-хан, став личным другом Котляревского, добровольно присоединил свои земли к РИ.

В 25 лет он уже полковник, с пятью сотнями егерей, пройдя горными тропами, захватил внезапным штурмом неприступную крепость Мигри - стратегически важный пункт, с гарнизоном в 2000 чел. Потери егерей - 35 чел., Котляревский ранен. Сидя в крепости, Котляревский троллит 10-тысячный корпус под командованием Ахмет-хана, отбивая все атаки и совершая дерзкие вылазки. Самая удачная из которых - ночная, беззвучная, в штыки атака на лагерь пехоты персов близ переправы через Аракс. Перерезав под 4000 мечущихся в ужасе персов, наши вернулись в крепость с 9 чел. ранеными и одним убитым.

За взятие Мигри Котляревский получил орден Св. Георгия 4-й степени, а за ночную адскую поножовщину на Араксе - золотую шпагу с надписью "За храбрость". Но главной наградой Котляревскому, был задокументированный (!) факт того, что Персы, после Мигри и Аракса, прозвали его шайтаном, питали к нему суеверный страх и часто непроизвольно писались по ночам.

Русское командование на Кавказе, видимо, тоже слегка уверовало в "белого шамана Котляревского", и стало ставить задачи непосильные. Например, взять турецкую крепость Ахалкалаки двумя батальонами гренадеров, причем без артиллерии, т.к. в декабре пушки по горам не потаскаешь.

Операция была спланирована и проведена, как всегда блестяще и опять ночью. Защитники крепости заметили наших лишь тогда, когда они начали переправляться через крепостной ров. Через полтора часа все было кончено. Наши потери: 1 убитый и 29 раненых.

В 29 лет за штурм Ахалкалаки Котляревский был произведен в генерал-майоры. Все батальоны, участвовавшие в штурме, получили Георгиевские знамена. В марте 1812 г. Котляревский, с отрядом 1000 гренадеров и казаков при трех орудиях, захватил еще одну неприступную крепость Кара-Ках.

Персы по ночам теперь стали еще и непроизвольно какаться. Все, кроме самоуверенного Аббаса-Мирзы. Его влажные мечты, бурно подогретые британскими советниками в его ставке, гнали его вперед, мотивируя тем, что Москва под Наполеоном и Петербург крайне озабочен войной с узурпатором.

Английский генерал Малькольм и 350 британских офицеров - это сила не малая. 30000 английских ружей, 12 орудий Британия бесплатно подарила Шаху, а так же личный подарок короны - 36 фальконетов с надписью "От Короля над Королями Шаху над Шахами в дар". Плюс финансирование на 3 года войны с Россией. Стоит о таких вещах вспоминать, когда творческая интеллигенция ржет над фразой "Англичанка постоянно гадит России".

Разведка у русского генштаба работала безупречно, командование видело все эти недвусмысленные приготовления и решив, что худой мир лучше хорошей войны, послало в ставку Аббаса-мирзы делегацию с предложением о мирных переговорах.

Однако встретил их там не Аббас, не нач. штаба, не персидские дипломаты, а англичанин-советник сэр Оусли. Встретил простым как топор требованием возврата Грузии. Русское командование стало готовиться к войне на два фронта.

В августе 1812 г. Аббас собрал 30000 войско, половину которого готовили британские специалисты и отжал крепости Ленкорань и Аркиван, неиллюзорно намекая на прогулку до Баку. В октябре, в битве при Асландузе эту армаду разбил Котляревский, имея в 6 раз меньше людей и в 2 раза меньше артиллерии.

В два приема, выдав два последовательных, различных по технике и тактике боя, один из которых (как вы уже догадались) был ночным. Потери русских: 28 убитых и 99 раненых. Потери персов: несколько тысяч убитых, 500 пленных. Аббас бежал с личной охраной. В персидских хрониках эта битва охарактеризована как: "мрачная и кровавая ночь, которая поистине была примером для Страшного суда".

Котляревский получил генерал-лейтенанта и орден св. Георгия 4 степени. Лебединой песней Котляревского стало взятие отстроенной по новейшим фортификационным технологиям англичанами крепости Ленкорань под Новый Год 1813 г. Это положило конец войне. В пользу России. Перед сражением, стороны обменявшись едкими письмами, в духе благородного дворянского троллинга, поняли что достойны друг друга и биться предстоит насмерть. Насмерть и бились. 6 часов подряд. Из 4000 защитников, в живых остались под 300 тяжело раненых. Потери русских из 1800 чел.: 340 убито, 609 ранено.

Котляревский трижды тяжело ранен - одно ранение в ногу и два в голову. Его нашли в груде тел, сочли мертвым. Но Котляревский, услышав сказанные о нем слова, открыл глаза и сказал: "Я умер, но я всё слышу и уже извещен о победе нашей". Израненный, Котляревский уже не мог служить Царю и Отечеству и уволился со службы.Уехал в Россию, повидался с отцом, купил деревеньку близ Бахмута. Почти всю свою пенсию Петр Степанович тратил на помощь увечным солдатам.

Через 13 лет, в день своей коронации, Николай I предложил ему стать главнокомандующим Кавказской армией. Котляревский вынужден был с горечью отказать, т.к. здоровье не позволяло. В конце жизни переезжает в Крым, под Феодосию. Умер он в 1852 г., у него не осталось даже рубля на погребение. Котляревского похоронили в саду возле дома. Во время похорон, на рейде выстроилась эскадра кораблей Черноморского флота с приспущенными траурными черными флагами.

В честь Котляревского, по инициативе Айвазовского близ Феодосии, на высокой горе в виду моря, был построен мавзолей, ставший музеем. Смерть помешала художнику исполнить замысел до конца: прах Котляревского так и остался лежать в саду, который он сам посадил.

"Биография моя никогда не выйдет - от этого потери не будет, но одно верное описание военных дел, в которых я принимал участие, может принести пользу военной молодежи"
(Котляревский П.С.)

Подробнее о Петре Степановиче можно прочесть тут:

1. А.В. Потто - "Кавказская война".

Ровно 200 лет назад отчаянная атака русских храбрецов против превосходящего вдвое по численности противника решила исход войны с Персией.

Штурм персидской крепости Ленкорань был произведен российскими войсками в ночь на 1 (13 по новому стилю) января 1813 года. Несмотря на численный перевес персов, крепость была взята с огромными потерями, отряд генерала Котляревского продемонстрировал невиданный героизм. Падение Ленкорани заставило шаха пересмотреть свои планы и заключить с Россией мирный договор после девяти лет войны.

Присоединение Восточной Грузии к Российской империи стало поводом для начало русско-персидской войны. Немало способствовало решимости персов поддержка английской короны, именно с помощью инженеров туманного Альбиона была возведена крепость Ленкорань. Война началась в 1804 году и складывалась не очень благополучно для персов, которые в начале 1812 года уже собирались заключить мирный договор. Однако известие о вторжении французов в Россию усилило во дворце шаха партию войны, была сформирована новая армия, силами которой планировалось вернуть Грузию. Однако генерал Котляревский в блестящем стиле разгромил персов и взял штурмом грозную крепость Ленкорань.

Пётр Семёнович Котляревский (12 (23) июня 1782 — 21 октября (2 ноября) 1852) — генерал от инфантерии.
Сын сельского священника, предназначался тоже к духовному званию, но случайно был записан в пехотный полк и 14 лет от роду уже участвовал в персидской войне, предпринятой в конце царствования Екатерины II. На 17-м году был произведён в офицеры и скоро приобрел громкую известность рядом блистательных подвигов во время военных действий в Закавказье, особенно поражением вдесятеро сильнейшего персидского войска при Асландузе и штурмом крепости Ленкорань.

Современники называли его кавказским Суворовым, "генералом-метеором", его подвиги просто поражают воображение, когда впервые читаешь о них.
Первый подвиг. Отряд полковника Карягина, заместителем которого был Котляревский, вышел навстречу всей персидской армии и почти две недели сдерживал противника, давая возможность генералу Цицианову собрать основные силы. Четыреста человек воевали с 40 000 армией, устояли, отбились и отошли по приказу.

Второй подвиг. Асландузская битва. 1812 год. Наполеон вторгся в Россию. Уже состоялась Бородинская битва. Французы захватили Москву. Все силы и средства страны были направлены на войну с Наполеоном. В этих условиях русские войска на Кавказе не надеялись получить ни рекрутов, ни боеприпасов, ни денег, кавказская военная дорога была перерезана. Англичане решили этим воспользоваться и передали персидскому шаху бесплатно 30 тысяч ружей, 12 пушек, денег на три года ведения войны. Отправили 350 английских офицеров для управления персидской армией. И эта армада в 30 тысяч человек двинулась к границе, к Араксу. Русские могли двинуть навстречу только отряд в 2221 человек, включая командира Котляревского. И Котляревский решился первым напасть на персов.
Перед наступлением генерал Котляревский обратился к солдатам и офицерам с речью: «Братцы! Нам должно идти за Аракс и разбить персиян. Их на одного десять - но храбрый из вас стоит десяти, а чем более врагов, тем славнее победа. Идем братцы и разобьем».
В результате сражения персидская армия была разгромлена. Пленными было взято всего 537 человек, убитыми персы потеряли порядка 9000. Потери российского отряда составили 28 убитых и 99 раненных.

И третий подвиг, которому сегодня исполняется 200 лет - это Штурм Ленкоранской крепости.

Ленкоранская крепость

Крепость была выстроена англичанами на левом берегу реки Ленкоранки, недалеко от впадения ее в Каспийское море. Расположенная среди болот, окруженная глубокими рвами она производила сильное впечатление на современников. Имела крепость форму неправильного четырехугольника, юго-западная ее стена была самой протяженной - почти 275 метров. Северо-западная и юго-восточная стены имели длину 215 метров, а возведенная в форме неправильного полигона северо-восточная стена имела протяженность 170 метров. На углах крепости были возведены мощные бастионы, особенно те, что выходили на болота. Высота валов, окружавших крепость, была 8-10 метров, ров имел 8 метров в глубину и более 20 метров в ширину. Защищал Ленкорань гарнизон, численностью в четыре тысячи человек.

Поход Котляревского на Ленкорань

Одержав фантастическую победу при Асландузе, Котляревский 21 декабря вошел в Талышское ханство, где призвал местных жителей обратить свое оружие против персов.

Вступив в Талышское ханство Котляревский объявил жителям:
«Народы Талышинские. Войска великого и всемогущего на свете русского императора всероссийского пришли сюда освободить вас из рук персиян — ваших разорителей. Останьтесь в домах ваших и будьте уверены, что имущество ваше неприкосновенно. Русские — не персияне и не разбойники: они не будут грабить Вас. Я требую от Вас только, чтобы всякий, могущий носить оружие, обратил оное против ваших притеснителей — персов, кои будут вскоре наказаны войсками всемилостивейшего моего государя императора, требую, чтобы вы добивали остатки сих изуверов и пересекли им пути к побегу, когда настигнет их наше победоносное оружие. Обещаю вместе с ним прощение тем из вас, которые обманом и обещаниями персидскими вовлечены были предаться им добровольно. Таковые лица должны явиться ко мне, или к своему законному хану, не опасаясь наказания, ибо слово русское не есть слово персидское: русский не знает коварства и не имеет никакой нужды в обманах»

Это заявление повлияло на талышцев, которые принялись истреблять в лесу и горах персидских беглецов. Видя, что русские войска не занимаются грабежами, местные жители начали активно преследовать уклоняющихся от боя мелкие отряды персов. Между тем отряд Котляревского двинулся на Аркиван, комендант этой крепости Садых-хан, оставив всего два орудия, с двухтысячным гарнизоном поспешил укрыться в более мощной Ленкоранской крепости. Аббас-Мирза приказал держать до последнего Ленкорань, поэтому на письмо Котляревского о сдаче крепости Садых-Хан ответил гордым отказом.

Приказ Садых-Хана по гарнизону:
«Приказываю всем командирам и сарбазам находиться безотлучно на своих позициях для оказания отпора злому врагу, намеревающемуся штурмом завладеть крепостью, игнорируя всякую опасность, не щадя своей жизни. Любя глубоко свою отчизну, мы должны отчаянно и упорно сопротивляться и сражаться до смерти, стараясь всеми силами удержать крепость в своих руках и доказать разбойникам, что мы сумеем жертвовать собою для спасения родины. Будьте все вы готовы к сопротивлению, ибо неприятель лезет к нам как бешеный волк. Пусть все берутся за оружие, кто только умеет владеть им. Словом, обороняйтесь и храбро защищайтесь до смерти, но не сдаться кафиру, который по взятии крепости, ожесточившись и свирепевши никому не даст пощады и не оставит в живых никого, даже детей и женщин; а потому лучше умереть славною смертью, сражаясь смело и стойко за родину, нежели быть растерзанными лютыми северными медведями».
Из канцелярии Мир Мустафы-хана

Два дня русские обстреливали цитадель из полевых пушек, которые не могли нанести особого вреда мощным бастионам. Навесным огнем персов также было не испугать: они от него прятались в блиндажах, которые примыкали к внутренней части бруствера. Все это делало положение небольшого русского отряда, численностью в 1800 человек довольно критическим. Снаряды заканчивались, с провиантом и водой дела обстояли не лучшим образом, а на выручку крепости с большими силами шел главнокомандующий персов. Котляревский в этой ситуации принял решение о штурме Ленкорани.

Приказ Котляревского по отряду от 30 декабря 1812 года
«Истощив все средства принудить неприятеля к сдаче крепости, найдя его к тому непреклонным, не остается более никакого способа покорить сию российскому оружию, как только силою штурма.
Решаясь приступить к сему последнему средству, даю знать о том войскам и считаю нужным предварить всех офицеров и солдат, что отступления не будет. Нам должно или взять крепость, или всем умереть, за тем мы сюда присланы.
Я предлагал два раза неприятелю сдачу крепости, но он упорствует. Так докажем же ему, храбрые солдаты, что русскому штыку ничто противиться не может. Не такие крепости брали русские и не у таких неприятелей, как персияне; сии против тех ничего не значат. Предписывается всем:
Первое — послушание;
Второе — помнить, что чем скорее идем на штурм и чем шибче лезем на лестницы, тем меньше урону; опытные солдаты это знают, а неопытные поверят;
Третье — не бросаться на добычу под опасением смертной казни, пока совершенно не кончится штурм, ибо прежде конца дела на добыче солдат напрасно убивают.
Диспозиция штурма дана будет особо, а теперь остается мне только сказать, что я уверен в храбрости опытных офицеров и солдат Грузинского Гренадерского, 17-го Егерского и Троицкого полков, а малоопытные Каспийские батальоны, надеюсь, постараются показать себя в сем деле и заслужить лучшую репутацию, чем доселе между неприятелями и чужими народами имеют. Впрочем, ежели, сверх всякого ожидания, кто струсит, тот будет наказан, как изменник, и здесь, вне границы, труса расстреляют или повесят, несмотря на чин»

Штурм крепости

Перед штурмом крепости отряд был разделен на четыре колонны и небольшой резерв для защиты орудий. Колонна подполковника Ушакова должна была штурмовать обращенный к селу Гамушевань бастион и юго-западный участок фаса крепости. Бастион, расположенный на углу северо-западного и северо-восточного фаса должна была атаковать колонна майора Повалишина. Бастионы приречного и северо-восточного фаса штурмовала колонна майора Терешкевича, а четвертая колонна, разделившись на два отряда, должная была атаковать приречную башню и отвлекать внимание противника, содействуя штурму первой колонны. Диспозиция, разосланная отрядам, приказывала не ждать сигнала отбоя штурма, так как его не будет.

В пять часов утра, задолго до рассвета, начался штурм крепости. В полной тишине колонны двинулись вперед, но предупрежденные кем-то из местных, персы открыли шквальный огонь из орудий и личного оружия. Несмотря на это ров был пройден быстро и, приставив лестницы, солдаты и офицеры полезли вверх, навстречу летевшим камням, пулям, гранатам. Одним из первых погиб командир первой колонны подполковник Ушаков, его грузинские гренадеры стушевались и снизили темп атаки.
Тогда сам Котляревский, несмотря на полученную в ногу рану, встав над телом Ушакова и придерживая рукой колено, скомандовал: «Сюда ко мне!» — и лично бросился на штурм, но вскоре он получил два пулевых ранения в голову и скатился в ров. Солдаты же, лишённые командного состава, всё-таки продолжили яростную атаку.

Азербайджанский просветитель и педагог Теймур-бек Байрам-Алибеков, описывая данные события, повествует:
«Солдаты лезли на стены, как бы не замечая грозившей им опасности, хватались руками за дула неприятельских ружей, или погибали от выстрелов в упор или втаскивались самими же врагами на стены и гибли там в неравной битве».

Атака была яростной, рота не только смогла подняться на стену, но и захватить на ней орудие. Оно моментально было развернуто против защищавшихся и в персов полетела картечь.

Это помогло на двух других направлениях взобраться русским солдатам на стену, в крепости закипела яростная рукопашная схватка, все живое гибло под ударами штыков и шашек.

Персидский историк Ровзет-уль Сафа так описывает эти события:
«При штурме Ленкорани бой был так горяч, что мышцы рук от взмахов и опусканий меча, а пальцы от беспрерывного взвода и спуска курка в продолжение шести часов сряду были лишены всякой возможности насладиться отдохновением».

Персы попытались найти спасение в реке, но с противоположного берега по беглецам открыла огонь русская артиллерия. Гарнизон был полностью уничтожен, в плен было взято лишь восемь орудий и два знамени.

Позже в захваченной крепости русские насчитали 3737 вражеских трупов, 2 захваченных знамени и 8 трофейных орудий. За победу пришлось заплатить очень дорого. Из числа участвовавших в штурме 1761 солдат и офицеров, 341 погиб и 609 оказалось ранено. Были убиты все офицеры и большая часть унтер-офицеров.
Сам Котляревский, лично возглавлявший последний приступ, до самого вечера считался пропавшим без вести, пока его, потерявшего сознание, не откопали в крепостном дворе из-под груды трупов. Котляревский был обнаружен с простреленной ногой, раздробленной челюстью, двумя пулями в голове и вытекшим правым глазом... но живым!
Вид генерал-майора был страшен: "Нога была перебита пулею, в голове засели ещё две, щека от удара саблей висела как тряпка, а в ухе были видны разбитые кости головы".

Но всё это и даже то, что Пётр Семёнович Котляревский выжил, хотя и остался до конца жизни инвалидом, было уже не в счёт. Потому что потрясённая потерей Асландуза и Ленкорани Персия заключила в Гюлистане мир...

Итоги сражения

За свои стремительные операции Котляревский получил прозвище «генерал-метеор», никогда во время своих сражений он не встречал противника, с равным по численности войском. Всегда перевес был на стороне врага, но Котляревский одерживал победы. Вот и штурм Ленкорани, где ему противостоял вдвое больший по силам гарнизон, стал очередной славной страницей в истории России. Смущенный успехами малочисленных русских отрядов шах подписал после падения Ленкорани Гюлистанский мир, по которому признавал право России на Восточную Грузию, Менгрелию, Абхазию, Имеретию, Северный Азербайджан, Гурию.
Кроме того Российская империя получила право на создание военного флота в Каспийском море.

Вечная память героям!

"...Тебя я воспою, герой,
О Котляревский, бич Кавказа!
Куда ни мчался ты грозой -
Твой ход, как черная зараза,
Губил, ничтожил племена…
А.С.Пушкин.
17-й егерский - один из славнейших полков боевой истории русской армии, основанного еще при царе Михаиле Федоровиче в 1642 году. Позднее, за свои боевые дела против горцев, персов и турок, этот полк получил наименование 13-го лейб-гренадерского Эриванского. В 1827 году он приступом взял Эривань, которую до этого трижды неудачно осаждали русские войска. Один из редчайших случаев в истории полков императорской армии - полк получил собственное имя в честь одного из своих победных сражений. Вплоть до 1918 года он был одним из лучших полков Российской армии. Но это будет много позже, а в ноябре 1799 года полк (тогда еще - 17-й егерский) после тяжелого перехода через Кавказский хребет ущельем Терека прошел в Грузию. Он стал первым полком, положившим начало славной впоследствии Кавказской армии. Молодым сержантом этого полка был мелкий дворянин, сын попа из захолустной Ольховатки Харьковской губернии Петр Степанович Котляревский. Запомним это имя. Служба на Кавказе уже тогда была не скучной, но позволяла и простолюдину сделать неплохую карьеру - если, конечно, раньше не застрелят или не зарежут. Впрочем, умереть можно было и от непривычного климата, эпидемий, горных обвалов… ну на то она и государева служба. Первые 6 лет прошли в постоянных стычках с «немирными» горцами и походами против мелких феодальных ханств на территории современного Азербайджана. А в 1805 году началась большая война.
Шах Ирана Фетх-Али-хан, иногда именуемый Баба-ханом, поклялся «выгнать из Грузии, вырезать и истребить всех русских до последнего человека». В пределы российского Закавказья вторглась 40-тысячная иранская армия, подготовленная английскими инструкторами и вооруженная английскими ружьями. Командовал ей наследник престола Аббас-Мирза, считавшийся лучшим персидским полководцем. Русских войск в Закавказье было немного, да и были они разбросаны по отдаленным гарнизонам. И командующий, князь Цицианов, хоть и был умелым полководцем, нуждался во времени, чтобы собрать имеющиеся силы в кулак. Это время выиграли для Цицианова геройской обороной на речке Аскерань егеря 17-го полка и солдаты Тифлисского мушкетерского полка - всего около 500 человек, под командой полковника Карягина и капитана Котляревского. Две недели они удерживали многократно превосходившего неприятеля и отступили только тогда, когда в живых осталось порядка 150 бойцов. Но при этом не оставили врагу ни одной пушки. Горстка героев затем захватила укрепление Шах-Булак и удерживала возле него персов еще 10 дней. Затем собравший порядка 8000 русских солдат генерал Цицианов поспешил им на помощь, и в битве при Дзагаме разгромил пятикратно превосходящего врага.
Тогда и стала все ярче сиять восходящая звезда Котляревского. В 25 лет он уже заслужил звание полковника. В 1810 году с отрядом своих егерей он приступом захватил крепость Мигри, защищаемую гарнизоном иранцев в 2500 сарбазов, а потом атаковал и сбросил в реку Аракс 10-тысячную армию самого Аббас-Мирзы. За эту победу он был награжден золотой шпагой и орденом Георгия 4-й степени. Котляревский выработал свой принцип вести войну - выбирать самое неприступное и сильно защищенное место у противника, и наносить именно туда удар всей силой, в расчете, что враг такой дерзости не ожидает. Это не раз ему удавалось и против горцев, и против персов.
Потом в войну против русских на Кавказе включились и турки. К счастью для наших, у турок и персов были давние и кровавые счеты. К тому времени они уже три столетия вели жестокие войны друг с другом за Кавказ, и ненавидели друг друга, наверное, даже больше, чем русских. Поэтому Котляревский мог переключиться на турок, не ожидая удара от персов. Со своими егерями и Кавказским гренадерским полком (основан еще при Петре Великом как полк Александра Гордона, позже переименован в 14-й Грузинский гренадерский) Котляревский, ставший уже генералом, морозной зимой прошел через заваленные снегом перевалы и в декабре 1811 года с налета взял крепость Ахалкалаки - оплот турок в Западной Грузии. Ошеломленные турки прекратили войну против русских на кавказском театре войны. Но наступивший 1812 год мира не принес. Напротив, вторжение Великой армии Наполеона в российские пределы подстегнуло Аббас-Мирзу вновь испытать военного счастья против России. Любопытно, что его армию сопровождали и британские инструкторы, хотя Россия воевала со злейшим врагом Великобритании - Наполеоном. Но в Лондоне сочли, что за пределами Европы (а Европой Кавказ никто тогда не считал) о ни свободны от союзнических отношений с Россией.
Котляревский понимал, что на помощь ему рассчитывать не приходится - все силы страны были брошены на борьбу с французским вторжением. Наполеон уже успел воссесть в московском Кремле, когда войска Аббас-Мирзы вновь начали наступление. Котляревский решил использовать свой единственный козырь - враг не ждет от него наступательных действий при наличном соотношении сил. И с отрядом в 1500 пехотинцев и 500 кавалеристов он с ходу атаковал расположившееся лагерем 30-тысячное войско Аббас-Мирзы. Причем атаковал оттуда, где приступ казался наиболее самоубийственным, - со стороны иранской артиллерийской батареи. Бежавший накануне из плена солдат предложил провести отряд Котляревского с тыла. «На пушки, братец, на пушки!» - ответил Котляревский. Успех дерзкого нападения превзошел все ожидания. Армия Аббас-Мирзы была разгромлена. Более 1200 персов осталось на поле боя. Офицеры утверждали, что убитых - намного больше, но Котляревский запретил писать об этом в реляции: «Все равно никто не поверит». Среди захваченных орудий была обнаружена и английская пушка с отлитой надписью «Шаху над шахами от Короля над королями», присланная лично Баба-хану от короля Георга.
Теперь у персов в Закавказье оставался единственный оплот - крепость Ленкорань, столица Талышского ханства. Крепость была хорошо укреплена, слева были горы, справа - море, перед ней - Муганская степь, пригодная для проживания лишь змеям и скорпионам. Командующим в Ленкорани Аббас-Мирза оставил известного своей отвагой Садык-хана, и с ним - 4000 отборных сарбазов. Все они поклялись скорее умереть, чем сдать крепость. «Даже если горы двинутся на тебя, не сдавайся!» - напутствовал Садык-хана Аббас-Мирза. Горы Талышского хребта остались недвижимыми. На Садык-хана надвигался более грозный враг - генерал Котляревский с егерями, гренадерами и казаками.
С отрядом около 2000 бойцов промозглым декабрем 1812 года отряд Котляревского вступил в продуваемую сквозными каспийскими ветрами безлюдную Муганскую степь, и 26 декабря стоял под крепостными стенами. Котляревский потребовал сдачи крепости, на что ее комендант Садык-хан ответил с большим достоинством: «Напрасно вы думаете, генерал, что несчастие, постигшее моего государя, должно служить мне примером. Один Аллах располагает судьбою сражения и знает, кому пошлет свою помощь». Котляревский пообещал, что в случае штурма никто из персов пощады не получит. Садык-хан пообещал то же русским.
Накануне штурма Котляревский обратился к своим подчиненным :
«Истощив все средства принудить неприятеля к сдаче крепости, найдя его к тому непреклонным, не остается более никакого способа покорить крепость сию оружию Российскому, как только силою штурма.
Решаясь приступить к сему последнему средству, даю знать о том войскам и считаю нужным предварить всех офицеров и солдат, что отступления не будет. Нам должно взять крепость или всем умереть, зачем мы сюда присланы. Я предлагал два раза неприятелю о сдаче крепости, но он упорствует; так докажем же ему, храбрые солдаты, что силе штыка Русского ничто противиться не может: не такие крепости брали Русские и не у таких неприятелей, как персияне, а сии против тех ничего не значат.
Диспозиция штурма будет дана особо, а теперь мне остается только сказать, что я уверен в храбрости опытных офицеров и солдат Кавказского гренадерского, 17-го егерского и Троицкого пехотного полков, а малоопытные Каспийского батальона, надеюсь, постараются показать себя в сем деле и заслужить лучшую репутацию, чем до сего между неприятелями и чужими народами имели. Впрочем, ежели бы, сверх всякого ожидания, кто струсил, тот будет наказан, как изменник. Здесь, вне границ, труса расстреляют или повесят, несмотря на чин».
И последний день уходящего 1812 года был ознаменован штурмом небывалой ярости. Уже в самом его начале были убиты или ранены почти все офицеры. Штурмующие было заколебались, но сам Котляревский с золотой шпагой в руке кинулся к лестнице на крепостную стену, крикнув: «Приказа отступать не было!» Гренадеры, егеря, пехотинцы и казаки кинулись за ним.
Через 3 часа резни все было кончено. Гарнизон вместе с отважным Садык-ханом был перебит, равно как и более половины пошедших на штурм. И русские, и персы сдержали свое слово. Из гарнизона Ленкорани в живых остался… один перс. Русские сказали ему: "Мы тебя не тронем. Иди и расскажи всем своим, как мы города берем". Сам Котляревский был найден среди груды истерзанных тел - своих и врагов. У него был выбит глаз, прострелена челюсть, колотые раны в грудь и в ногу. Он едва дышал. Солдаты 200 верст несли его потом на носилках. Генерал, награжденный за этот страшный штурм орденом Георгия 2-й степени, выжил, но был настолько искалечен, что был отправлен в отставку. Персы, потрясенные судьбой Ленкорани, тут же согласились на российских условиях заключить Гюлистанский мир.
Котляревский прожил потом без малого 40 лет. Но про него почти все забыли - его подвиги затмила кровавая эпопея наполеоновских войн и других последующих военных кампаний. Военный историк Керсновский писал по поводу «забытой войны» 1812 года много позднее: «Великие события, потрясавшие в те времена Европу, заслоняют ее и как бы подавляют своими размерами. Но в русском сердце асландузское «ура!» должно звучать громче лейпцигской канонады, здесь один шел на пятнадцать - и победил, а русская кровь лилась за русские интересы, за русский Кавказ. Персияне отнюдь не являлись «халатниками». Это был противник гордый и храбрый - подвиг ленкоранского гарнизона и его коменданта достаточно это показывает. Вооружены они были не хуже, а то и лучше нас, английскими ружьями и английскими пушками. Тем более чести их победителям.
В лице безвременно покинувшего ее ряды Котляревского Русская Армия лишилась, быть может, второго Суворова и, во всяком случае, наиболее яркого, наиболее даровитого из последователей Суворова. Но, уходя, Котляревский вдохнул в Кавказскую Армию свою огненную душу. Ее полкам он завещал свои традиции, свою славу. И Мигри дали Гуниб; Ахалкалаки - Ахульго, Гимры, Ардаган. Асландуз сделал возможным Башкадыклар и Сарыкамыш. И Ленкорань повторилась под Карсом и Эрзерумом, подобно тому, как в защитниках Баязета забились сердца аскеранских егерей».
Сам же Котляревский к своему забвению относился философски. «Биография моя никогда не выйдет - от этого потери не будет, - как-то заметил он. - Однако верное описание боевых дел, в которых я принимал участие, может принести пользу военной молодежи».
Справка:
Петр Степанович Котляревский 1782-1852 - Генерал от инфантерии. Петр Котляревский был сыном священника села Ольховатки Харьковской губернии и, идя по стопам отца, обучался в Харьковском духовном училище. Случай изменил его судьбу: зимой 1792 г. их дом в Ольховатке посетил, укрываясь в дороге от бурана, подполковник И.Лазарев, служивший на Кавказе, и через год, добившись согласия отца, он вызвал 11-летнего мальчика к себе в Моздок. Лазарев определил Петра рядовым в Кубанский егерский корпус, в 4-й батальон, которым командовал. Как отец родной Лазарев заботился о его обучении и военном образовании. Вскоре Котляревский стал сержантом, а в 1796 г. участвовал в Персидском походе русских войск, штурме Дербента. Так в короткие сроки, не успев оглянуться, в неполные 15 лет Петр стал мужчиной-воином..... В 35 лет, после приёма у императора подал в отставку и поселился в Феодоссии. Купил у местного опального градоначальника М. Броневского неуютный дом, построенный на голом солончаке пустынного берега, в котором в 1820 году был А. С. Пушкин. До самой смерти Петр Степанович Котляревский удивлял феодосийцев своим великим терпением, перенося постоянные мучения. 39 лет продолжались его муки! Жил он одной болью. Жил бедняком. Свою большую военную пенсию раздавал солдатам, которые постоянно его навещали. Гостям он показывал шкатулку, в которой хранились не золото и драгоценные камни, а сорок его костей, вынутых из искалеченного тела хирургами. Он вырастил сад, который уже давал тень. О славе 35-летнего генерала Котляревского шла молва повсюду. О нем писали газеты того времени, из уст в уста передавались легенды. А известный князь М. С. Воронцов еще при жизни поставил ему в Ганже памятник. Умер Котляревский в 1852 году. Знаменитый маринист Иван Константинович Айвазовский настолько был восхищен его героизмом, что задумал возвести мавзолей Котляревскому. По подписке он собрал с феодосийцев три тысячи рублей и, добавив к ним свои восемь тысяч, начал строить мавзолей-часовню. По замыслу усыпальница Котляревского должна была находиться перед входом в зал Музея древностей. Сам вход в музей стерегли два древних грифона, поднятые со дна моря водолазами. Музей был построен Айвазовским. Вокруг него феодосийцы разбили и посадили парк, который в Великую Отечественную войну был уничтожен фашистами. Смерть художника помешала осуществить замысел до конца, хотя музей был построен и действовал до начала Великой Отечественной войны. Но прах Петра Степановича Котляревского так и покоится до сих пор у первого корпуса санатория Министерства обороны в Феодосии...

А.В. Потто

«Кавказская война»
(в 5-ти томах)

Том 1.

От древнейших времён до Ермолова

КОТЛЯРЕВСКИЙ

Тебя я воспою, герой,
О, Котляревский, бич Кавказа!
Куда ни мчался ты грозой -
Твой путь, как черная зараза,
Губил, ничтожил племена...
Ты здесь покинул саблю мести,
Тебя не радует война;
Скучая миром, в язвах чести,
Вкушаешь праздный ты покой
И тишину домашних долов.

А. Пушкин

О, Котляревский! Вечной славой
Ты озарил кавказский штык!
Помянем путь его кровавый -
Его полков победный клик...

Домонтович

"Светлая жизнь Котляревского, - говорит один из его биографов, - резко распадается на две совершенно отдельные части: в продолжение первой он служит славой и гордостью русского войска; в течение второй - украшением всего человечества. Первая ознаменована геройскими победами, вторая посвящена безропотным тридцатидевятилетним страданиям от множества ран, полученных им на Кавказе". Сын бедного сельского священника, Петр Степанович Котляревский родился двенадцатого июня 1782 года в селе Ольховатке Харьковской губернии. Совершенно особенный случай забросил его на военное поприще, о котором они никогда не мог и думать. Однажды - это было зимой 1793 года – сильная метель заставила проезжего офицера искать убежища в селе Ольховатке. Этот офицер, впоследствии известный кавказский герой Иван Петрович Лазарев, приютился у старого священника и прожил в его доме целую неделю. Заметив способности "маленького Пети", он предложил отцу отдать его в военную службу, и через год молодой Котляревский отправлен был на Кавказ, где и поступил в четвертый батальон Кубанского корпуса, которым командовал тогда Лазарев. Четырнадцати лет от роду Котляревский уже участвовал в персидском походе и при осаде Дербента впервые услышал свист вражеских пуль, с которыми ему суждено было так сродниться впоследствии.

Шесть лет прослужил молодой Котляревский фурьером и сержантом и только в 1799 году произведен наконец в офицеры, с переводом в семнадцатый егерский полк, шефом которого был в то же время назначен Лазарев. С ним вместе в звании его адъютанта Котляревский совершил знаменитый переход через Кавказские горы, когда Лазарев шел занимать Грузию, с тем чтобы уже никогда более не покинуть ее. Этим переходом начинается для Котляревского беспрерывная цепь сражений и событий, в которых он принимал все более и более деятельное участие. И через девять лет его блистательные победы далеко раздвинули пределы царства, а имя его на вечные времена слилось со славными именами Мигри, Ахалкалаков, Асландуза и Ленкорани.

Первое сражение в Грузии, в котором Лазарев разбил огромные силы лезгин на Иоре, доставило Котляревскому разом две награды: чин штабс-капитана и крест св. Иоанна Иерусалимского. Вскоре Лазарев предательски был убит в Тифлисе царицей Марьей, и князь Цицианов предложил Котляревскому поступить адъютантом к нему. Молодой офицер предпочел, однако же, остаться на фронте и получил в командование егерскую роту.

Во главе этой роты он штурмовал Ганжу и на глазах Цицианова был ранен в ногу. Рана эта была так тяжела, что Котляревского Чуть было не оставили на поле сражения. К счастью, его заметил и поднял молодой Воронцов. На помощь к нему подскочил рядовой Богатырев, но тут же был убит пулей в сердце, и Воронцов один вынес из боя Котляревского, который до глубокой старости помнил этот случай, послуживший началом его неразрывной сорокавосьмилетней дружбы с будущим кавказским наместником.

Князь Цицианов, как человек большого ума, не посетовал на бедного армейского капитана, отказавшегося от чести быть его адъютантом, он выставил его заслуги государю в самом выгодном свете, и Котляревский опять получил две награды: чин майора и орден св. Анны 3-ей степени с бантом.

Начавшаяся тогда война с персиянами открыла Котляревскому обширное поприще показать свои военные дарования. В 1805 году он был соучастником в геройских подвигах Карягина на берегу Аскорани, у Шах-Булаха и у Мухрата, где получил две раны: пулей в ногу и затем картечью в правую руку. Несмотря на эти раны, Котляревский не оставлял фронта и принимал деятельное участие во всех последующих делах с неприятелем, и скоро выдвинулся из ряда своих сверстников. Награжденный за экспедицию с Карягиным орденом св. Владимира 4-ой степени с бантом, он в 1807 году был произведен в подполковники, в следующем году - в полковники, а в 1809 году уже назначен начальником самостоятельного отряда, расположенного тогда в Карабаге.

С этого момента начинается для Котляревского новая эпоха его боевой жизни, эпоха командования отдельными отрядами и блестящих побед, слава которых принадлежит уже именно ему.

С открытием военных действий в 1810 году, главнокомандующий в Грузии, генерал Тормасов, желая предупредить вторжение персиян в Карабаг, приказал Котляревскому с одним батальоном семнадцатого егерского полка занять пограничное селение Мигри. Но едва Котляревский выступил, как Тормасов получил известие, что вся персидская армия тянется по направлению к этому пункту. Встревоженный за участь батальона, он приказал воротить Котляревского, но приказание это пришло тогда, когда неприступное Мигри было уже взято Котляревским.

Нужно сказать, что к Мигри пролегали из Грузии две дороги, обе укрепленные засеками и батареями, а самое селение, расположенное у подошвы двух высоких, почти отвесных скалистых кряжей с устроенными на них батареями и с сильным двухтысячным гарнизоном, представляло действительно неодолимую твердыню. Котляревский, желая избежать бесполезной траты людей среди засек и батарей, решил идти не по дорогам, а пробраться со своим батальоном без пушек по вершинам карабагских гор такими тропами, которые даже местными жителями считались недоступными. Три дня солдаты то спускались в бездонные пропасти, то поднимались на голые, сожженные солнцем утесы и ночью двенадцатого июня вышли в долину в пяти верстах от Мигри. Так как дольше скрывать прибытие отряда было невозможно, то Котляревский, разделив его на три части, энергично повел атаку и, после короткого боя, взял передовые высоты. В это время он получил известие, что два персидские отряда от Эривани и от Аракса усиленными маршами спешат на помощь осажденным. Медлить, следовательно, было невозможно, и, дав небольшой отдых отряду, Котляревский ночью продолжал сражение. К девяти часам утра он уже занял селение и, не давая персиянам опомниться, стремительно пошел на батареи, грозно венчавшие собой горный кряж, примыкавший к Мигри. От этого приступа зависела победа или гибель отряда. Сознавая это, солдаты напрягли последние силы, и скоро майор Дьяченко и сам Котляревский овладели пятью батареями. Тогда, ободренные успехом, егеря штыками погнали неприятеля из одного укрепления в другое, и остановились только перед последней, уже решительно недоступной батареей Сабет.

Голый утес из дикого гранита, на котором устроена была батарея, гордо поднимался к небу, как бы смеясь над горстью людей, думавших взобраться на его вершину. Котляревский, сам осмотрев утес и убедившись, что штурм этого гиганта будет не под силу его отряду, приказал отвести у осажденных воду, и через сутки неприятель сам покинул грозный утес и рассыпался в разные стороны. Неприступная Мигри была занята с потерей тридцати пяти человек, но в этом числе был и сам Котляревский, снова раненный в ногу.

Тормасов между тем с нетерпением и боязнью ожидал известий об участи отряда. Когда получено было донесение, что Мигри взято, он сначала не хотел ему верить. Это превосходило всякое вероятие и самые смелые ожидания.

Выразив душевную благодарность храброму отряду, он тем не менее не решался оставить его с глазу на глаз со всей персидской армией и приказал Котляревскому вырыть укрепления и отступить в Шушу. Котляревский ответил на это, что "занял Мигри не с тем, чтобы отдавать его персиянам", и что, "опираясь на дух своих солдат, он надеется отразить неприятеля даже в том случае, если перед крепостью появится вся его армия". Он выставлял в своем рапорте всю важность занятия Мигри, писал, что во второй раз, быть может, и не удастся уже овладеть ею с такой ничтожной потерей. Генерал Небольсин, стоявший в Карабаге, послал к нему на подкрепление две роты того же полка, но Тормасов категорически приказал "отступить". Приказание это, однако же, опять опоздало: Котляревский его получил в то время, когда персидская армия была уже им уничтожена.

Персияне с ужасом узнали, что Мигри находится в руках Котляревского, и тотчас отправили к ней отдельный десятитысячный корпус, под начальством Ахмет-хана, при котором в качестве советников состояло несколько известных по своей военной репутации английских офицеров. Котляревский очутился в блокаде. Но, сберегая людей, он приказал солдатам спрятаться в садах, запретил перестрелки и требовал, чтобы никто отнюдь не показывался на глаза персиянам. Кому нужно было выйти, выходил ползком, так, чтобы его не было видно. Сам Котляревский со всеми офицерами каждый день обедал и ужинал на подмостках, сделанных в ветвях огромного дерева, которое стоит и поныне близ древнего монастыря, находившегося в Мигри. Персидские пули не раз свистали над их головами, но, к счастью, никому не причинили вреда. Отсутствие у осажденных малейших признаков жизни изумляло персиян. Англичане советовали не ходить на штурм, порешили перекопать ручей и отвести у осажденных воду. Но Котляревский это предвидел и потому заранее укрепил источник двумя батареями. Куда ни обращались персияне - они повсюду встречали готовый отпор, и грозное Мигри стояло перед ними недоступной и страшной твердыней. Видя, что все усилия его останутся тщетными и что блокада может повести только к бесполезной потере времени, неприятель отошел и стал на Араксе.

Этого только и ждал Котляревский.

Ну, ребята, - сказал он, обращаясь к солдатам, - вылезайте из нор! Ночью - поход. Идем с одними штыками, без ранцев и без патронов. Покажем трусам, как надо бить неприятелей.

Солдаты ответили дружным "Рады стараться!", и сами торопили выступлением, опасаясь, чтобы персияне не ушли. О малочисленности отряда никто нимало не заботился, все рассчитывали только на быстроту, внезапность и стремительный натиск. "Идущему вперед одна пуля в грудь или в лоб, а бегущему назад десять в спину", - не раз говорил Котляревский своим подчиненным, и подчиненные твердо помнили эти заповедные слова их начальника-героя.

Наступила темная ночь. Пятьсот человек, с Котляревским впереди, тихо и осторожно подкрадывались к персидскому лагерю. Они обошли его с разных сторон и вдруг, по условному сигналу, без выстрелов и крика бросились в рукопашную схватку; ужас овладел персиянами. В темноте, кидаясь в разные стороны, они везде натыкались на русские штыки и, спасаясь от них, гибли в Араксе. Русский отряд был так мал, что Котляревский отдал приказание: "Пленных не брать", - и река скоро была запружена вражескими трупами. "Едва доставало рук, - говорит очевидец, -чтобы исполнить суровое, но необходимое приказание героя". Весь неприятельский корпус был уничтожен буквально, а Котляревский в этом неслыханном, невероятно геройском деле потерял всего тринадцать человек нижних чинов убитыми и ранеными.

Тогда и Тормасов согласился наконец оставить Мигри в своих руках и приказал укрепить ее, как можно сильнее. "Мигри так укреплена природой и персиянами, - отвечал на это Котляревский, - что неприступна ни для какого неприятеля, и укрепить ее сильнее уже невозможно".

Заслуги Котляревского обратили на себя особенное внимание государя. Четырнадцатого июня он был назначен шефом Грузинского гренадерского полка, вслед за тем получил за взятие Мигри орден св. Георгия 4-ой степени, а за поражение персиян на Араксе - золотую шпагу с надписью "За храбрость".

Котляревский и сам знал цену своему славному подвигу в Мигри; награду за него, Георгиевский крест, он ценил всегда выше всех наград, полученных впоследствии, и постоянно носил его в петлице серого своего сюртука, даже по окончании службы.

Между тем здоровье мигринского героя, расстроенное трудами и ранами, заставило его просить увольнения "на отдых". Тормасов написал, что "принимает истинное участие в его болезненном состоянии и, с полным уважением к его отличному служению, разрешает сдать команду майору Дьяченко и приехать в Тифлис".

В Тифлисе Котляревский принял от генерала Симановича Грузинский гренадерский полк, а в следующем году ознаменовал себя новым, еще более блистательным подвигом.

Маркиз Паулуччи, сменивший Тормасова, решился начать военные действия взятием турецкой крепости Ахалкалаки. Но он знал по опыту, насколько сильна эта крепость, помнил, что граф Гудович, за несколько лет перед тем, не только вынужден был отступить от ее стен без успеха, с целой армией, но потерял при том две тысячи нижних чинов и несколько орудий. Взвешивая причины подобной неудачи, маркиз Паулуччи остановился на том, что для взятия Ахалкалаков, также и для взятия Мигри, важна не столько материальная сила, сколько дух доблести, воодушевляющий Котляревского; на нем и остановил свой выбор Паулуччи. Котляревский с радостью принял на себя опасное поручение и начальство над отрядом из двух батальонов грузинских гренадер, назначенных для выполнения его. Подобно тому, как он сделал это в Карабаге, он решил пройти в Ахалкалаки напрямик через Триолетские горы, оставив в стороне большую дорогу через Боржомское ущелье; но здесь встретила его борьба с природой несравненно труднейшая уже потому, что экспедиция была зимой, в декабре, когда на горных хребтах мороз и стужа бывают подчас невыносимы. Четыре дня отряд переносил ужасные лишения - то утопал в снегу, засыпаемый метелями, то выбирался на скользкие обледенелые утесы, застывая от стужи. Солдаты с неимоверным мужеством и бодростью переносили труды и мало-помалу продвигались вперед, поддерживаемые любовью и безграничным доверием к своему начальнику. Наконец, седьмого декабря, на горизонте показались башни Ахалкалакской крепости. Отряд свернул в глубокое ущелье и получил приказание остановиться, чтобы отдохнуть, приготовиться к бою и особенно не дать себя заметить неприятелю, что могло бы поставить отряд в положение весьма опасное.

"Провидение спасло наш отряд тем, - пишет Котляревский, - что он не был открыт в границах пашалыка". И действительно, только одна нечаянность нападения и могла доставить победу под стенами сильной Ахалкалакской крепости. Как только наступила ночь, Котляревский вывел отряд из ущелья и быстро в тишине подвел его к крепости. Там все покоилось глубоким сном; никому и в голову не могло прийти, что русское войско перешло через снеговые горы в такое суровое время, когда, по местной пословице, "там не летает и птица". Таким образом, гарнизон был захвачен совершенно врасплох, и в крепости ударили тревогу уже тогда, когда русские, приставив лестницы, взбирались на стены. Капитан Шультен, родственник Котляревского, только что переведенный перед тем в Кавказский гренадерский полк из Серпуховского драгунского, первый вошел на вал, и вскоре три батареи уже были в руках русских. Турки защищались упорно, отчаянно, но это только усугубляло кровопролитие боя. Солнце не показалось еще из-за гор, как вся крепость находилась в руках русских, и неприятель бежал, оставив победителям шестнадцать орудий и два знамени, из которых одно было изодрано в клочки при сопротивлении знаменщика, а другое отослано в Тифлис. Русским взятие Ахалкалаков стоило тридцати человек убитыми и ранеными.

Желая ознаменовать победу делом, близким его доброму сердцу, Котляревский прежде всего ходатайствовал перед главнокомандующим о прощении одного храброго унтер-офицера, приговоренного судом к тяжкому наказанию за нарушение воинской дисциплины. Подобными поступками Котляревский умел навсегда привязывать к себе сердца солдат, ценивших в нем и строгость его правил, и милосердие там, где оно было уместно.

Котляревский не любил останавливаться на одном каком-нибудь подвиге, и к двадцатому декабря он покорил уже всю Ахалкалакскую область . Только тогда возвратился он в Тифлис, где ожидали его две лестные награды: генеральский чин на двадцать девятом году от рождения - ему, и георгиевские знамена - храбрым его батальонам.

Между тем, с отъездом Котляревского из Мигри, дела в Карабаге скоро пришли в такое расстройство, что Паулуччи нашел необходимым вызвать его из Тифлиса и снова поручить в его управление Карабагское ханство. Аббас-Мирза, уже кичившийся своими победами, узнав о прибытии в Карабаг Котляревского, спешил отступить за Араке. Котляревский очистил ханство от мелких разбойничавших шаек и, не довольствуясь этим, задумал сам вторгнуться в Персию, чтобы поразить неприятеля на собственной его земле. Эта отважная и хорошо обдуманная экспедиция не удалась только потому, что персияне уничтожили мосты на разлившемся тогда Араксе, и приходилось ограничиться действиями только по эту сторону реки. Тем не менее Паулуччи оценил кампанию с самой отличной стороны, и Котляревский получил за нее орден св. Анны 1-ой степени и тысячу двести рублей ежегодной ренты.

Наступил 1812 год. Персияне готовили решительный удар Карабагу и стягивали значительные силы к Араксу. Напрасно Котляревский писал рапорт за рапортом о необходимости наступательных действий, чтобы предупредить вторжение неприятеля. Ему отвечали, что персияне ведут переговоры о мире и что до окончания их главнокомандующий, генерал-лейтенант Ртищев, строжайше запретил начальникам отрядов какие бы то ни было неприязненные действия относительно персиян. Котляревский вынужден был подчиниться этому требованию, но он стоял настороже, не доверяя персидской политике и негодуя на вынужденное бездействие.

Между тем, в то самое время, как Аббас-Мирза и Ртищев переписывались между собой о мире, персияне продолжали набеги на русскую сторону споим чередом. Именно в это время на долю капитана Кулябки выпало выдержать упорный бой в селении Хензыряны. С шестьюдесятью егерями пятой роты семнадцатого полка и одним орудием, он был окружен четырехтысячным персидским отрядом, под начальством бежавшего из Карабага Гуссейн-Кули-хана, и дело кончилось тем, что персияне были разбиты наголову и бежали за Араке, а хан их очутился в плену. Главнокомандующий сам назначил Кулябке орден св. Владимира 4-ой степени, а нижним чинам отряда по одному рублю серебром.

Не довольствуясь этими набегами, персияне задумали тайно отправить значительную часть своей армии для покорения владений преданного России талышинского хана. Котляревский немедленно известил об этом главнокомандующего, прибавил в заключение, что если через пять дней он не получит ответа, то, невзирая ни на что, пойдет за Араке, "ибо, - писал он, - ежели Аббас-Мирза успеет овладеть Талышинским ханством, то это сделает нам такой вред, который невозможно будет поправить".

Ртищев, встревоженный этим рапортом, сам прибыл из Тифлиса с трехтысячным отрядом и стал на Араксе. Здесь он получил известие, что персияне действительно вошли в Талышинское ханство, взяли Ленкорань, а хан с немногими приверженцами нашел убежище в русском отряде. Котляревский просил генерала Ртищева воспользоваться сбором двух отрядов, чтобы атаковать Аббас-Мирзу посреди его лагеря. Ртищев не соглашался, опасаясь гибельных последствий неудачи, и предпочитал вести переговоры. Эти переговоры шли в Асландузе, и персияне соглашались на перемирие только в том случае, если русские войска будут отведены обратно за Терек. Мало-помалу между начальником и подчиненным возникли неудовольствия. Однажды в горячем споре Ртищев выразился, что трудно быть генералом в таких молодых летах, как Котляревский. Котляревский обиделся и просил уволить его от службы. Ртищев сухо ответил, что право просить об отставке предоставлено каждому дворянину. Тогда герой Ахалкалаков и Мигри тотчас уехал в лагерь, чтобы сдать команду над отрядом. По счастью, дело не дошло до подобной крайности, и Ртищев сам понял, какие последствия могла бы иметь потеря такого человека, как Котляревский.

Я виноват, простите меня, Петр Степанович, - сказал он ему при первом свидании, - вы лучше меня знаете местные обстоятельства и самую сторону; делайте, что ваше благоразумие велит вам, но дайте мне только слово не переходить Араке.

Миролюбивое настроение нового главнокомандующего, в связи с грозной борьбой, которую вела Россия в Европе, его нерешительность и самая мягкость обращения с подвластными ханами возродили в последних слишком большие и пылкие надежды. Особенно Мехти-Кули-хан карабагский скоро забылся до того, что не только начал высказывать явное пренебрежение к русским, но даже не почтил самого главнокомандующего прощальным визитом, когда тот выезжал из Карабага обратно в Тифлис. Подобной обиды Котляревский не вытерпел. Очевидец рассказывает, как молодой генерал, в сопровождении только одного казака, во весь опор проскакал через город прямо на ханский двор, где Мехти-Кули-хан с восточной важностью сидел на тахте и курил кальян в окружении с головы до ног вооруженной челяди. Круто осадив лошадь перед самым ханом, Котляревский взмахнул нагайкой над его головой и крикнул по-татарски: "Я тебя повешу!"

В уверенности и храбрости есть что-то поражающее, не дающее противнику опомниться; вместо сопротивления, могущественный хан сконфузился, стал извиняться и тотчас же, навьючив большой караван, пустился в дорогу - догонять главнокомандующего.

С полной достоверностью можно сказать, что этот решительный поступок Котляревского, хорошо знавшего азиатские нравы, остановил в Карабаге уже готовое возмущение. Проводив начальника и арестовав множество карабагских беков, Котляревский остался один лицом к лицу с Аббас-Мирзой. Он не хотел нарушить данного Ртищеву обещания, но получая ежедневно известия, что персияне переходят Араке для мелкого хищничества, отправил к наследнику персидского престола письмо следующего содержания.

"Вы происходите от знаменитой фамилии персидских шахов, имеете между родными стольких царей и даже считаете себя сродни небесным духам; возможно ли, чтобы при такой знаменитости происхождения, зная всю малочисленность моего отряда, вы решились тайно воровать у него лошадей? После этого вам не прилично называться потомком столь знаменитого рода".

Аббас-Мирза не ответил на письмо, но войска его стали готовиться к походу. Котляревский понял, что они идут не в Карабаг, а в Шекинское ханство, откуда им было удобнее вторгнуться в Грузию, соединиться с лезгинами царевича Александра и, пользуясь восстанием в Кахетии, поднять против России все горские и татарские народы. И если бы это случилось, то полное уничтожение русского господства за Кавказом было бы вполне вероятно. Предотвратить опасность еще было возможно, но для этого нужны были уже не мелкие стычки, а один решительный удар в самое сердце персидского войска. Обсудив все положение дел, Котляревский решился исполнить со своими малыми силами то, на что генерал Ртищев не отважился при соединении двух русских отрядов.

Братцы! - сказал он своим солдатам. - Нам должно идти в Араке и разбить персиян. Их на одного десять, но храбрый из вас стоит десяти; а чем более врагов, тем славнее победа. Идем, братцы, и разобьем!

В то же время он отдал приказ, в котором говорил, между прочим, что, "в случае его смерти, команду над отрядом должен принять старший штаб-офицер, и если бы случилось, что первая атака была неудачна, то непременно атаковать в другой раз и разбить, а без того не возвращаться и отнюдь не отступать".

Девятнадцатого октября отряд, в составе двух тысяч человек, при шести орудиях, на самой заре переправился через Араке и, свернувшись в каре, двинулся вперед, предшествуемый татарской конницей. В таком порядке отряд сделал довольно значительный обход и устремился прямо в тыл неприятелю, со стороны Персии. Рассказывают, что когда вдали, среди белого дня, показалась кавалерия Котляревского, Аббас-Мирза сказал сидевшему подле него английскому офицеру: "Вот, какой-то хан едет к нам в гости". Англичанин, посмотрев в зрительную трубу, передал ее Аббас-Мирзе и возразил хладнокровно: "Нет, это не хан, а Котляревский." Аббас-Мирза смутился, но, желая скрыть это чувство, заметил с досадой, что "поросята сами лезут на нож". Вскоре он испытал, однако же, что на него нападают львы.

Внезапное появление русского отряда распространило в персидском лагере всеобщую панику. Когда же грянуло громовое "Ура!" и началась стремительная атака в штыки, персияне обратились в полнейшее бегство. Тридцать шесть фальконетов и весь персидский лагерь с большими сокровищами достались в руки победителям, но Котляревский уже помышлял о совершенном истреблении персидской армии.

Разбитый на Араксе, Аббас-Мирза в тот же день собрал свои силы в Асландузе, где находилось укрепление, построенное на высокой горе, при впадении в Араке реки Дара-Урты. Это место Котляревский и выбрал для своего решительного, последнего удара. Один из беглых солдат, добровольно явившийся в лагерь и представивший полковое персидское знамя, вызвался быть проводником и повел отряд с той стороны, где у персиян не было пушек.

"На пушки, братец, непременно на пушки!" -воскликнул пылкий Котляревский, опасаясь упустить из рук персидскую артиллерию. По дороге одно орудие увязло в яме, и Котляревский, не имея времени возиться с ним, приказал его бросить, сказав; "Его подберут после, если кто-нибудь вернется".

В глухую темную ночь персияне, еще не отдохнувшие от ужасов дневного побоища, вдруг снова увидели перед собой грозные лица русских гренадер. Грянуло то же победное "Ура!", и началось страшное кровопролитие. Это была для персиян ночь кары, когда и самые храбрые из них ужаснулись. Получив приказание не щадить никого, кроме самого Аббас-Мирзы, солдаты, страшно ожесточенные, кололи всех. Остатки персидской армии кинулись наконец в Асландузский замок, обнесенный палисадами и окруженный двумя глубокими рвами, но Котляревский быстро взял его штурмом, и сам Аббас-Мирза едва успел бежать в Тавриз, в сопровождении лишь двадцати человек из своего конвоя.

Все асландузское поле было буквально завалено персидскими трупами. По первым собранным сведениям Котляревский донес, что потеря персиян при Асландузе простирается до тысячи двухсот человек убитыми. Впоследствии он убедился сам, что число убитых врагов было в девять раз больше, но приказал не менять донесения. "Напрасно писать - все равно не поверят", - сказал он адъютанту, который настаивал на необходимости новой реляции.

Асландузская победа отдала в руки русских одиннадцать пушек английского литья, с надписью: "От короля над королями - шаху над шахами", и пять знамен. Знамена эти находятся ныне в Казанском соборе, и их можно отличить от множества других, там же находящихся, тем, что на древках вместо орла они имеют распростертую руку. Пленных взято пятьсот тридцать семь человек, обязанных жизнью только самому Котляревскому; в числе их находился и командир гвардейского полка Арслан-хан, известный на Востоке своим мужеством и храбростью.

Из отряда Котляревского выбыло три офицера и сто двадцать четыре нижних чина убитыми и ранеными. В числе тяжелораненых находился и потерявший ногу храбрый майор Грузинского полка Осип Иванович Шультен, который за год перед тем, как сказано выше, первым взошел на ахалкалакские стены.

История персиян, которая представляет обыкновенно хвастливо-фантастичный рассказ о небывалых победах, на этот раз признает полное поражение персидских войск. Вот как персидский историк рассказывает о двойной асландузской победе.

"Сам принц бросился к батареям, чтобы своим присутствием возбудить в них стойкость. Подобрав за пояс полы своего кафтана, принц собственноручно сделал несколько выстрелов из пушки и силой их губительного действия помрачил весь свет".

Тем не менее иранские воины, по сознанию историка, "почли за лучшее отступить для отдохновения на другую позицию", где ночью "свирепо-грозный" Котляревский сделал на них вторичное нападение.

"В эту мрачную и кровавую ночь, которая поистине была примером для Страшного Суда, замечательный и удивительный случай превратности судьбы проявил себя в армии Ирана. В самый разгар боя, когда принц, стараясь сделать сердца как простых воинов, так и офицеров пылкими к отражению неприятеля, лошадь его внезапно споткнулась в глубокую яму, отчего его высочество изволил свое благородство перенести с седла на землю.

Подумали, что принц, "подобный Александру Македонскому", погиб. Следствием чего, разумеется, было общее бегство, а между тем принц был невредим и только оставался в глубокой яме. Вдруг он заметил всадника, проезжавшего мимо и державшего на поводу оседланную лошадь. Приняв его за неприятельского кавалериста, принц смело обнажил свою саблю и задал ему вопрос, кто он такой. По непонятному стечению обстоятельств оказалось, что этот всадник был не кто иной, как собственный же стременной служитель его высочества, следовавший с запасной лошадью его особы. Услышав голос своего повелителя, всадник тот немедленно спешился и, посадив принца на коня, благополучно вывел его высочество на вершину высокой горы. Такое замечательное событие породило в войсках ретировавшейся армии неизъяснимую радость; спасшиеся от гибели сарбазы спешили сообщить друг другу увеселявшее сердце известие о счастливом избавлении принца. Его величество шах благоволил обнаружить принцу так много ласк и так много внимания, что в сердце иранца положительно не осталось и тени печали, порожденной впечатлением обстоятельств изложенного события".

Невозможно описать той гордой радости, с которой победоносный русский отряд приветствовал своего любимого вождя после кровавой победы. И он справедливо мог гордиться и ею, и своим вождем, умевшим вызвать в нем такие могущественные чувства чести и долга перед отчизной, которые вели к победам, подобным асландузской. Сам отряд был достоин такого предводителя, как Котляревский: он не знал отступления, и каждый солдат исполнял свой долг, пока имел силы. Котляревский и словом, и примером воспитывал в солдатах те чувства, которыми преисполнен был сам. Раненый, он не оставлял поля сражения; того же требовал и от подчиненных. Преступивших это правило он не наказывал, но он делал им больнее, стыдил их. В приказе об асландузской победе ярко отразилась эта черта вождя и его войск.

Торжество славной победы не заставило Котляревского забыть о маловажном, в сущности, обстоятельстве, несколько огорчившим его, и он выставил на всеобщий позор повсюду допускаемое уклонение от идеальных предписаний долга, но которого не хотели терпеть в тогдашних кавказских войсках. "Насколько мне приятно отдавать справедливость и благодарить достойных, - между прочим писал Котляревский в этом приказе, - настолько же прискорбно сказать, что в числе отряда оказались и такие, которых проступки совсем противны чести русского офицера; но как справедливость начальника должна быть ко всем равна, то я не могу умолчать и об этом; Севастопольского пехотного полка майор Письменский посрамил свое звание: девятнадцатого числа он был только контужен, а сказался больным".

Главнокомандующий узнал о переходе Котляревского через Араке только тогда, когда получил донесение его, начинавшееся известными словами: "Бог, "Ура!" и штыки даровали победу Всемилостивейшему Государю!.." Ртищев читал этот рапорт со слезами на глазах и, сознавая вполне всю важность совершившихся событий, просил государя о награждении Котляревского: за поражение персиян на Араксе - чином генерал-лейтенанта, а за Асландуз - орденом св. Георгия 3-ей степени. Государь исполнил желание Ртищева, но в то же время послал и самому главнокомандующему орденские знаки св. Александра Невского. Ртищев их принял с глубокой признательностью и говорил всегда, что этой монаршьей милостью он был обязан Котляревскому.

Как ни велико было значение асландузской победы, однако же расчеты с Персией еще не могли считаться поконченными, пока войска ее оставались в Талышинском ханстве, и в декабре с тем же самым отрядом Котляревский уже шел к Ленкорани. Он чувствовал, однако же, по его собственным словам, что в жизни его наступает решительная и роковая минута; необъяснимые предчувствия смущали его душу, и он более обыкновенного был задумчив и мрачен.

С большим трудом отряд миновал снежную Муганскую степь и двадцать шестого декабря подошел к Ленкорани. Ленкоранская крепость, от которой ныне не осталось даже следов, в те времена, по свидетельству очевидцев, производила поражающее впечатление своими высокими каменными стенами, увенчанными целым рядом зубцов, из-за которых повсюду смотрели грозные жерла орудий.

Котляревский, желая избежать напрасного кровопролития, отправил коменданту письмо, прося сдать Ленкорань без боя. "В противном случае, - писал он, - я не отступлю от крепости, покорю ее, и горе побежденным!" Комендант ответил отказом.

"Тогда, - говорит Котляревский, - мне остался выбор только между победой и смертью, ибо отступить от крепости значило бы посрамить честь русского оружия и имени".

Готовясь к битве на жизнь и смерть, Котляревский отдал по отряду приказ, который навеки останется примером энергичной решимости и силы, поражающим воображение и вызывающим гордость в сердце каждого истинного русского воина своими вечно неумирающими словами: "Отступления не будет".

Приводим дословно как его, так и диспозицию, положившую основание для первых действий геройского штурма.

Истощив все средства принудить неприятеля к сдаче крепости, найдя его к тому непреклонным, не остается более никакого способа покорить сию российскому оружию, как только силою штурма.

Решаясь приступить к сему последнему средству, даю знать о том войскам и считаю нужным предварить всех офицеров и солдат, что отступления не будет. Нам должно или взять крепость, или всем умереть, за тем мы сюда присланы.

Я предлагал два раза неприятелю сдачу крепости, но он упорствует. Так докажем же ему, храбрые солдаты, что русскому штыку ничто противиться не может. Не такие крепости брали русские и не у таких неприятелей, как персияне; сии против тех ничего не значат. Предписывается всем: первое - послушание; второе - помнить, что чем скорее идем на штурм и чем шибче лезем на лестницы, тем меньше урону; опытные солдаты это знают, а неопытные поверят; третье - не бросаться на добычу под опасением смертной казни, пока совершенно не кончится штурм, ибо прежде конца дела на добыче солдат напрасно убивают. Диспозиция штурма дана будет особо, а теперь остается мне только сказать, что я уверен в храбрости опытных офицеров и солдат Грузинского гренадерского, семнадцатого егерского и Троицкого полков, а малоопытные каспийские батальоны, надеюсь, постараются показать себя в сем деле и заслужить лучшую репутацию, чем доселе между неприятелями и чужими народами имеют. Впрочем, ежели, сверх всякого ожидания, кто струсит, тот будет наказан, как изменник, и здесь, вне границы, труса расстреляют или повесят, несмотря на чин.

Диспозиция штурма крепости Ленкорани

Составляются три колонны: первая - из шести рот Грузинского гренадерского полка, под командой полковника Ушакова; вторая - из трехсот пятидесяти человек Троицкого полка; третья - из трехсот тринадцати человек семнадцатого егерского полка и тридцати семи человек гренадер, под командой майора Терешкевича. В пять часов по полуночи колонны выступают с назначенных им пунктов, имея впереди стрелков, и следуют к крепости с крайней тишиной и скоростью; если неприятель не откроет огня, то стрелки отнюдь не стреляют, когда же от неприятеля будет сильный огонь, то стрелки тотчас бьют по неприятелю, а колонны наипоспешнее ставят лестницы и взбегают на батарею и на стены: первая колонна штурмует батарею и стену к Гямушевану, ставя одну лестницу на батарею, а прочие тотчас от оной вправо; третья колонна, Терешкевича, берет батарею, лежащую против моря к речке, и штурмует стену от оной вправо. Каждая колонна, как скоро возьмет назначенную ей батарею, тотчас поворачивает неприятельские орудия и стреляет картечью в середину крепости, между тем очищают стены от себя вправо и влево, а первая колонна отбивает поспешнее ворота, дабы впустить резерв; одна рота Грузинского гренадерского полка разделяется на две части для фальшивых атак: первая делает оную против батареи, к речке лежащей, и ежели возможность будет, то берет сию батарею, другая против батареи неприятельской, назначенной штурмовать; первой колонне тревожить неприятеля с левой стороны. Команды сии выступают вместе с колоннами и не тревожат неприятеля, пока не откроется сильный огонь по колоннам, тогда они поспешнее бегут к назначенным местам, кричат "Ура!" и бьют тревогу.

Барабанщики в колоннах отнюдь не бьют тревогу, пока не будут люди на стенах, и люди в колоннах не стреляют и не кричат "Ура!, пока не влезут на стену. Когда все батареи и стены будут заняты нами, то в середину крепости без приказания не ходить, но бить неприятеля только картечью из пушек и ружей. Не слушать отбоя - его не будет, пока неприятель совершенно истребится или сдастся, и если, прежде чем все батареи и все стены будут заняты, ударят отбой, то считать оный за обман, такой же, как неприятель сделал в Асландузе; сверх того, знать, что наши отбои будут бить три раза, который повторять всем барабанщикам, и тогда уже прекращается дело.

Резервом на прежних батареях состоять из остающихся от штурма людей; так как уже сказано в приказе, что отступления не будет, то остается теперь сказать, что если, сверх чаяния, которой либо колонны люди замкнутся идти на лестницы, то всех будут бить картечью.

Генерал-майор Котляревский .

Штурм начался в ночь с тридцатого на тридцать первое декабря 1812 года. В пятом часу утра войска молча вышли из лагеря, но, еще далеко не дойдя до назначенных пунктов, были уже встречены артиллерийским огнем неприятеля. Не отвечая на выстрелы, солдаты спустились в ров и, приставив лестницы, быстро полезли на стены. Закипела ужасная битва. Передние ряды штурмующих не удержались и были сброшены, многие офицеры, и между ними подполковник Ушаков, убиты, а число персиян на стенах между тем быстро увеличивалось. Тогда Котляревский, видя смятение отряда, сам бросился в ров и, став над телом Ушакова, ободрил людей несколькими энергичными словами. В это время пуля попала ему в правую ногу. Придерживая рукой колено, он спокойно повернул голову и, указав на лестницы, громко крикнул: "Сюда!" Воодушевленные солдаты снова кинулись на приступ. В это мгновение две пули поразили вождя в голову, и он упал полумертвым.

"Но в ту минуту, как силы меня оставляли, - говорил впоследствии сам Котляревский, - я, как бы в сладком сне, слышал высоко над своей головой победное "Ура!", вопли персиян и их мольбы о пощаде".

Штурм был необыкновенно кровопролитен; персидский историк так описывает его:

"При штурме Ленкорани бой был так горяч, что мышцы рук от взмахов и опусканий меча, а пальцы от беспрерывного взвода и спуска курка в продолжение шести часов сряду были лишены всякой возможности насладиться отдохновением".

Наконец крепость была взята после трехчасового страшного боя, в котором особенно энергично и удачно действовали первая и третья колонны, под начальством храбрых майоров: Грузинского полка -князя Абхазова, и семнадцатого егерского полка -Терешкевича. К сожалению, последний получил смертельную рану и умер через десять дней, не дождавшись креста св. Георгия, к которому был представлен. Абхазов, заступивший в командование первой колонной вместо убитого подполковника Ушакова, получил за штурм орден св. Георгия 4-ой степени; заступивший же вместо Терешкевича майор Дьячков, как имевший уже Георгиевский крест за асландузскую победу, назначен в чине майора командиром семнадцатого егерского полка.

Комендант Ленкорани Садых-хан и с ним десять других ханов честной смертью искупили свое упорство и пали вместе с гарнизоном на стенах крепости. С русской стороны потеря простиралась до тысячи человек, что составляло более двух третей всего отряда.

Котляревский был разыскан уже после сражения в груде убитых, и только благодаря искусству и неусыпным стараниям полкового доктора Грузинского полка остался в живых. Признательный Котляревский никогда не забывал этого, доктора; он тут же назначил ему пожизненную пенсию и, несмотря на собственную нужду, впоследствии, в течение всех тридцати девяти лет своей жизни, прежде всего отделял и отсылал ему пенсию всякий раз, как получал свое небольшое содержание. Доктор пережил своего благодетеля.

Тяжелые раны не заставили Котляревского сдать командование, и он с одра страдания продолжал распоряжаться отрядом. "Я сам получил три раны, -писал он в своем донесении главнокомандующему. -Благодарю Бога, благословившего меня запечатлеть успех дела моей собственной кровью".

Печально возвращались победоносные остатки отряда в Тифлис. Офицеры и солдаты, поникнув головами, без песен и со слезами на глазах, благоговейно шли за носилками, на которых лежал обезображенный и измученный страданиями любимый вождь их. Лицо его все сведено было на сторону, правого глаза не было, челюсть раздроблена, и из уха торчали разбитые черепные кости. Полумертвого привезли его в Тифлис. Главнокомандующий в полной парадной форме и в Александровской ленте, полученной им за асландузскую победу, немедленно отправился к больному, а скоро он имел удовольствие поздравить Котляревского с орденом св. Георгия 2-ой степени - наградой, необычайной на тридцать первом году жизни.

Ближайшим последствием ленкоранского штурма был Гюлистанский мир.

И современники, и потомки не могли не оценить доблестной личности Котляревского и его изумительных подвигов. Даже величавые и грозные события 1812 года не затмили славных побед, одержанных им на отдаленных азиатских границах. И противоположное, если бы оно было возможно, было бы глубокой неблагодарностью. "Кровь русская, пролитая в Азии, на берегах Аракса и Каспия, не менее драгоценна, чем пролитая в Европе, на берегах Москвы и Сены, а пули галлов и персиян причиняют одинаковые страдания". Так сказал сам Котляревскии.

Позднейшие историки с удивлением останавливаются на славных деяниях Котляревского. Один из военных русских писателей справедливо замечает, что, "читая про подвиги войск во время первой персидской войны в Закавказье, можно подумать, что читаешь жизнеописания величайших героев древнего Рима и Греции".

Еще большим энтузиазмом дышит отзыв о штурме Ленкорани знаменитого писателя, безрукого инвалида, Ивана Никитьевича Скобелева. "Этот молодец, - говорит он про Котляревского, - бывший начальником числом слабого, но, как порыв бури, грозного отряда, затеял овладеть бусурманской крепостью Ленкоранью . У Котляревскогоо стояло в строю всего полторы тысячи человек, но ребята были залихватские! Режь - кровь не капнет! С этим богатырским, разудалым намерением отряд приблизился к крепости. Котляревскии лишь взглянул - смекнул. "К штурму, товарищи!" - гаркнул молодец. Солдаты встрепенулись, перекрестились и вихрем понеслись на крепостную стену, но, увидев пятерых против одного, оробели, позамялись... Ахти, плохо! Котляревскии, зная дело до подноготной и ведая, что каждый миг раздумья приносит гибель, тотчас решил купить победу собственной жизнью. Решил - и с быстротой стрелы небесной русский генерал явился на крепостной стене первым. Ну, какая же крепость не падет после этого к подножию царского трона...

Ура, Котляревскии! Ты обратился в драгоценный мешок, в котором хранятся в щепу избитые, бесценные, геройские твои кости. Но ты жестокими муками своими и теперь продолжаешь еще служить государю с пользой, являя собой достойный подражания пример самопожертвования воина и христианина. Долго, долго бы прожил Котляревскии, если бы только солдаты могли выкупить дни его своими годами!.."

Вспомнил про Котляревского, спустя сорок два года после Ленкорани, и новый наместник кавказский, генерал-адъютант Муравьев, когда, приветствуя войска Кавказского корпуса, он указывал им на славные предания прошлого. "Среди вас, - говорил главнокомандующий в своем приказе, - возрос и прославился герой Котляревскии. Пусть имя его всегда будет в памяти и сердце вашем как пример всех военных доблестей.

Воин-христианин, строгий к себе, Котляревскии был строг и к подчиненным, уклоняющимся от исполнения своего дела. Он любил и оберегал солдата, сам разделял с ним трудности и лишения, неразлучные с военным бытом. Он не пренебрегал строем; в дисциплине он видел залог нравственной силы, а потому и успеха, и войско понимало и любило его. С именем Котляревского передало оно потомству имена Ахалкалаков, Асландуза и Ленкорани, где с малыми силами поражал он сильных врагов.

Благоговея перед правилами Котляревского, среди вас, воины Кавказа, буду искать ему подобных - и найду их!"

Но ленкоранский победоносный штурм был тот предел, за который не суждено было перейти доблестным подвигам Котляревского. Тяжелые, неизлечимые раны заставили его выйти в отставку и поселиться около Бахмута, в селе Александрове. Для скорбной жизни его молитва становилась лучшей отрадой; он на собственный счет выстроил церковь и перевел в нее из родной Ольховатки престарелого протоиерея, своего отца, который и дожил с сыном до глубокой старости. Для александровского героя началась жизнь тихая, мирная, спокойная, однообразная и молчаливая.

Был момент, когда Котляревскому еще раз представлялся случай воротиться к победному поприщу. При самом начале персидской войны, в 1826 году, император Николай произвел Котляревского в чин генерала от инфантерии и приглашал его принять на себя командование войсками против знакомых ему персиян. "Уверен, - писал ему государь, - что одного имени вашего достаточно будет, чтобы воодушевить войска, вами предводительствуемые, устрашить врага, неоднократно вами пораженного и дерзающего снова нарушить тот мир, к которому открыли вы первый путь вашими подвигами".

Но Котляревский, изнемогавший от страданий, не мог исполнить державной воли, и командовать войсками против персиян был послан генерал от инфантерии Паскевич. Впоследствии, уже за несколько дней до кончины, в кругу своих близких и родных, Котляревский приказал принести высочайший рескрипт, приглашавший его на службу, и шкатулку, от которой ключ всегда хранил у себя. В шкатулке оказалось сорок костей, вынутых после Ленкорани из его головы, которых он до сих пор никому не показывал. "Вот, - сказал он, указывая на кости, - что было причиной, почему я не мог принять назначение государя и служить до гроба престолу и отечеству... Пусть они останутся вам на память о моих страданиях".

Чтобы иметь понятие о жестоко-мучительной жизни, которую вел в течение тридцати девяти лет Котляревский, довольно сказать, что он мог дышать свежим воздухом только летом, в теплую погоду, а зимой не выходил из комнаты. Уединение разделял с ним до самой смерти сослуживец его, раненый при Асландузе, майор Шультен, который впоследствии женился на его племяннице. Представители прошедшего славного времени, оба изувеченные воина, принимали до конца живое юношеское участие во всем, что касалось родины их славы, Кавказа.

В 1838 году, по совету медиков, Котляревский переселился на южный берег Крыма и, приобретя близ Феодосии мызу "Добрый Приют", провел там остаток своих дней молчаливо и безропотно.

Так наступил 1851 год, когда жизнь его начала видимо погасать. Он сознавал это, но сокрушался лишь о том, что не мог достаточно отблагодарить свою двоюродную племянницу, которая безотлучно находилась при нем в течение нескольких лет. Тогда мелькнула у него мысль жениться на ней и этим путем оставить ей право на получение пенсии вдовы генерал-аншефа. Он написал военному министру и, получив разрешение, назначил венчание на девятнадцатое октября, день асландузской победы, который он считал счастливейшим в своей жизни. Но смерть была уже близка. Десятого октября он еще принимал у себя кавказского наместника князя Михаила Семеновича Воронцова, который, несмотря на бурю, свирепствовавшую на Черном море, заехал в Крым, чтобы повидать своего старинного друга; но с этого дня болезнь стала делать быстрые успехи. Девятнадцатого числа Котляревский был уже так слаб, что не мог ехать в церковь, а совершить обряд на дому воспрещали правила церкви. Он приходил в отчаяние и, ломая руки, твердил одно: "Боже мой, Боже мой! Я сойду во гроб неблагодарным" [Невеста Котляревского была щедро обеспечена государем.]. Двадцать первого числа, в одиннадцать часов ночи, он с трудом приподнялся на постели и попросил, чтобы его пересадили в кресло. Но едва это исполнили, как Котляревский перестал говорить и тихо скончался.

Тело Котляревского покоится в "Добром Приюте", в саду, за небольшой решеткой. С ним рядом похоронен Шультен, который и после смерти остался неразлучно верен своему начальнику и другу, а недалеко от этих могил, как бы убаюкивая их мирный сон, плещут волны Черного моря.

Но эта тихая могила невольно напоминает другую могилу, переносит вас на берега другого моря, к грозным твердыням Ленкорани, где в Котляревском умер воин и вождь. А между двумя этими морями возвышается Кавказ, и на нем, как на громадном, незыблемом памятнике глубоко врезано имя Котляревского.

Мысль почтить память героя достойным его имени монументом на той земле, где он провел свои последние страдальческие годы, давно уже зародилась среди феодосийских граждан и наконец приведена в исполнение знаменитым художником, профессором Айвазовским. Он составил проект памятника и выбрал для него живописное место на высоком холме, откуда открывается чудный вид на город и на море. Памятник представляет и молитвенный дом, и вместе с тем музей феодосийсих древностей. Передний фасад его украшен большой колоннадой, а боковые продолговатыми окнами, расположенными почти под самым карнизом, так что вся внутренность здания освещается сверху. Над фронтоном водружен позолоченный крест, а внутри все здание делится на две половины. В передней части, где помещается часовня, к востоку стоит икона апостола Петра, на север -большой прозрачный Георгиевский крест как символ доблестной службы кавказского героя, а к югу -портрет Котляревского, писанный искусной кистью самого Айвазовского. Задняя половина здания обращена в музей, вмещающий в себя феодосийские древности; здесь же находятся несколько превосходных картин Айвазовского, принесенных художником в дар своей родине.

Заложение часовни торжественно совершилось пятого июля 1870 года. Преосвященный епископ херсонский, желая речью воскресить в памяти присутствовавших боевые заслуги и светлые страницы жизни покойного кавказского героя, сказал прекрасные и глубоко знаменитые слова: "Многу славу созда нам Господь его ради".

© 2007, Библиотека «В ѣ хи»

Садых-хан Силы сторон * 1761

• из них:
  * 6 штаб-офицеров
  * 57 обер-офицеров
  * 131 унтер-офицеров
  * 37 музыкантов
  * 1530 рядовых

* 4000 Военные потери * 341 убито,
* 609 ранено

• из общего числа
  * 41 офицер
  * 909 нижних чинов

* 3737 убито (не считая утонувших при бегстве и жителей города)
2 знамени,
8 англ. орудий

Штурм Ленкорани - состоялся 1 (13) января 1813 года в ходе Русско-персидской войны 1804-1813 гг. Отличался особой ожесточённостью. После пятидневной осады и артобстрела, который, благодаря сооружённым английскими инженерами фортификациям, не причинил особого вреда персидскому гарнизону, а также после гордого отказа коменданта Ленкорани Садых-хана от сдачи цитадели, русский отряд ген. Котляревского , несмотря на численный перевес персидского гарнизона, штурмом взял Ленкоранскую крепость, понеся при этом тяжёлые потери. Большая часть офицеров и унтер-офицеров погибли. Сам отряд потерял убитыми и раненными свыше половины солдат. В 17-ом егерском полку из 296 человек уцелело всего 74.

Ленкоранская цитадель

Битвы русско-персидской войны 1804-1813

Предыстория

Аркиванский гарнизон (1500 персидских сарбазов и 400 русских «дезертиров» ) под командованием Бала-хана и Аскер-хана покинул Аркиванскую цитадель, оставив в ней 2 орудия при всём артиллерийском запасе, провианте и фураже. Для преследования персиян, Котляревский послал 400 егерей и 300 казаков под начальством подполковника Ушакова, который преследовал противника на расстоянии 15 вёрст. В ходе преследования сдались 50 русских «дезертиров» и было перебито до 300 персиян. Захвачено более 600 лошадей и значительный обоз. Урон преследовавших составил 1 чел. убитый и 5 раненных. Для защиты Аркивани было оставлено 100 егерей, «более других нуждавшихся в отдыхе» .

«Истощив все средства принудить неприятеля к сдаче крепости, найдя его к тому непреклонным, не остается более никакого способа покорить сию российскому оружию, как только силою штурма.
Решаясь приступить к сему последнему средству, даю знать о том войскам и считаю нужным предварить всех офицеров и солдат, что отступления не будет. Нам должно или взять крепость, или всем умереть, за тем мы сюда присланы.
Я предлагал два раза неприятелю сдачу крепости, но он упорствует. Так докажем же ему, храбрые солдаты, что русскому штыку ничто противиться не может. Не такие крепости брали русские и не у таких неприятелей, как персияне; сии против тех ничего не значат. Предписывается всем:
Первое - послушание;
Второе - помнить, что чем скорее идем на штурм и чем шибче лезем на лестницы, тем меньше урону; опытные солдаты это знают, а неопытные поверят;
Третье - не бросаться на добычу под опасением смертной казни, пока совершенно не кончится штурм, ибо прежде конца дела на добыче солдат напрасно убивают.
Диспозиция штурма дана будет особо, а теперь остается мне только сказать, что я уверен в храбрости опытных офицеров и солдат Грузинского Гренадерского, 17-го Егерского и Троицкого полков, а малоопытные Каспийские батальоны, надеюсь, постараются показать себя в сем деле и заслужить лучшую репутацию, чем доселе между неприятелями и чужими народами имеют. Впрочем, ежели, сверх всякого ожидания, кто струсит, тот будет наказан, как изменник, и здесь, вне границы, труса расстреляют или повесят, несмотря на чин».

Садых-Хан с 4000 гарнизоном укрепился в Ленкоранской цитадели. Аббас-мирза послал ему наказ:

Надеясь на твою честность и глубокий патриотизм, я вполне уверен в том, что ты не изменишь своему отечеству, а будешь защищать вверенную тебе крепость до смерти, не отступая малодушно перед неприятелем, если даже целые горы вражеских сил ополчатся и восстанут с ожесточением против тебя и твоих храбрых воинов, зная что защищаемая крепость составляет собою ключ к сердцу Персии. Да поможет тебе великий Аллах в осуществлении нашей надежды.

Данное письмо было прочитано всем офицерам и сарбазам. Гарнизон единогласно прокричал:

«Клянёмся Аллахом и священным именем его пророка, что умрём, не сдадимся врагу живыми, а будем драться до смерти».

Садых-Хан также призвал всех жителей взяться за оружие и принял все необходимые меры для защиты крепости. Для прострела подступов с севера и запада на бастионах были установлены батареи. Опасаясь внезапного нападения русских, Садых-Хан поручил надзор молодым офицерам и сарбазам, а также и сам пристально следил за всеми передвижениями неприятеля.

Численный состав осадного отряда

Наименование подразделения	Штаб-офицеров	Обер-офицеров	Унтер-офицеров	Музыкантов	Рядовых	И того:
	3	25	54	23	834	937
Троицкий пехотный полк		6	18	3	141	168
17-й егерский полк	1	10	23	9	248	291
Каспийский морской батальон и флотские	2	12	33	2	264	313
Артиллерия		4	3		43	50
И того:	6	57	131	37	1 530	Всего: 1 759

В тот же день Садых-хан дал ответ:

«Генерал Котляревский.

Получив Ваше мирное предложение, считаю своим долгом высказать вам несколько едких и горьких слов, могущих произвести на вас самое неприятное впечатление своею правдивостью, отвергая ваше мнение по пунктам.

Вы пишете: «я пришёл освободить Талышинское Ханство из рук персов», позвольте мне, генерал, не верить вашим лживым словам, ибо вы, говоря откровенно и прямо, явились закабалить и угнетать талышинцев. Пока Мир Мустафа-Хан жив, ваше правительство станет защищать его ханские права, относясь к нему лично с должным вниманием и даже почётом; но как только он умрёт, его наследники лишатся своей независимости и самостоятельности, обратившись в бессловесных и несчастных рабов, по вине безумного и недальновидного дегенерата Мир Мустафа-Хана, который преследуя только свои личные цели для удовлетворения своего властолюбия, будучи бездушным и очерствелым эгоистом, вовсе не думал о печальной и безотрадной будущности своих потомков, которые предадут его анафеме за то, что он пригласил вас сюда, вручив судьбу своей родины неверным пришельцам – насильникам, превратив свой народ в бессмысленных плебеев. Стоны и вопли погибших людей, вовлеченных в сети себялюбца интригана - Мир Мустафа-хана лягут вечным проклятнем на нем до тех пор, пока крепко стоят Талышинские горы, кои отдадут заунывные грустные звуки, оплакивая горькую несчастную участь обманутых талышинцев.

Вы пришли не освободить Талышинское Ханство «из рук персов», а расширить свою территорию за счет чужой земли. Неужели вам тесно живется в своем величайшем в мире государстве, что вы ищете простора? Отличаясь ненасытною жадностью ваши императоры поставили себе целью подчинить своей власти все слабые царства, а в особенности мусульманские, пользуясь их неподготовленностью к войне. Чем освободить чуждых вам людей, живущих на расстоянии двух тысяч верст от вас, не лучше ли избавить и спасти своих крестьян из под гнёта и оков ваших помещиков?

Вы предлагаете мне «сдать крепость добровольно; в противном же случае вы будете правы перед Богом и человечеством». Что за красивая и гуманная фраза? Разве вы веруете в Бога? Сомневаюсь: если-бы вы веровали в него и любили-бы человечество, то вы не вели-бы своих несчастных солдат на бессмысленную бойню и на верную гибель, а пожалели бы их самих, жен и детей и дали–бы им спокойно жить на родине, а не водили бы их на такую даль из-за пагубной прихоти вашего царя.

Вы пишете: «во избежания напрасного пролития крови». Кто служит причиною пролития крови? Мы или вы? Оставив свою страну, невзирая на колоссальную её величину, вы как разбойники, вломились в наши пределы, грабя и убивая нас безжалостно. Мы о вас и не думали, но вы вторглись в наш край, изумив нас своим кровожадным дьявольским ликом, заставляя нас упорно сопротивляться, чтобы не лишиться своей независимости и самостоятельности, стараясь удержать нашу золотую волю и свободу в своих руках. Мы с вами не воюем, а обороняемся от вас, как от нападающих диких хищных зверей, заявляя вам категорически, что мы все костьми ляжем и поголовно умрём, а не сдадим крепости вам добровольно. Вы указываете мне на Асландуз, где ваш «двухтысячный отряд», будто бы одержал победу над нашей «тридцатитысячной армией». Стыдно вам, генерал, врать, надо говорить правду, не скрывая истинного завершившегося факта, и не хвастаться своею победою, одержанною вами над нами, благодаря подлой измене наших войск. Если вы забыли об этом возмутительном событии, то я напомню вам: питая злобу и неприязнь к Аббас-Мирзе за его строгое обращение с ними, сарбазы желая отомстить ему, подняли белый флаг в числе 10500 воинов, и добровольно сдались в плен, сложив свои оружия перед вами, надеясь на получение спасения от вас; но вы, обезоружив их, лишившись совести и жалости, перебили десять тысяч аскеров, оставив в живых только 500 человек, как трофею победы. Позор и стыд. Это достойный урок изменникам и клятвонарушителям, но и в то же время хорошее предупреждение для остальных вероломных воинов, дабы они не обманывались и не обольщались вашими коварными и лживыми обещаниями. И после этой гнусной варварской казни, совершённой вами над невинными людьми, добровольно предавшимися вам, вы смеете говорить о любви к человеку. Мне жаль ваших храбрейших солдат, служащих слепым орудием для достижения вашей разбойничьей цели: ваше начальство вознаградит только вас одних, как полководца, орденами и даже крупной денежной суммой за героический и отважный подвиг ваших доблестных солдат, коих оно обойдёт.

Ещё один пример «великой гуманности» поступка начальника отряда подполковника Ушакова, заслуживающий с вашей стороны «похвалы и одобрения»: не вступив с вами в бой из-за моих больных сарбазов, я второпях оставил Аркевань и направлялся к Ленкорани по лесистой дороге, желая спасти их от пленения, а позади следовали на обозе больные в сопровождении безоружных обозных людей и русских беглецов, в числе 350 человек, их коих больных воинов было 260, конюхов 40, а беглых солдат 50. Достигнув всех их на пути, батальон Ушакова взял в плен только русских беглецов, а всех остальных, числом в 300 лиц, изрубил шашкою, не оставив ни одного живого, как «бусурман», несмотря на то, что они являлись живыми мертвецами. Так ли понимается вами любовь к людям? Где ваш Бог – Иисус, говорящий: «люби ближнего, как самого себя и поднявши меч от меча погибнет». Где сказано, что надо убивать пленных, да ещё больных? На это зверство, свирепость и жестокость способны только ваши солдаты. Основываясь на вашем евангельском изречении «поднявши меч, от меча погибнет». – я уверенно предсказываю и предвозвещаю, что настанет то счастливое для Персии время, когда ваши солдаты, восставши против своих правителей, сами убьют всех генералов вместе с царём за то великое зло, какое они совершали над соседними государствами и от них не останется никакого следа.

Если бы наши бывшие подвластные ханы обладали бы прозорливостью, чувством солидарности и менее следовали бы своим личным интересам, то мы, соединившись вместе, сумели бы доказать свою правоту, но они обманулись и после будут каяться в своих необдуманных ошибках, но тогда будет поздно.

«Во избежание пролития крови», я советую Вам пожалеть своих солдат и не принуждать нас сопротивляться, а вернуться обратно туда, откуда вы, как вредные и злые пришельцы, явились, оставив нас в покое: мы будем решительно и отчаянно обороняться и биться с вами до смерти за землю наших предков и за благополучие наших будущих поколений. Сжальтесь над людьми и перестаньте истреблять их: мы никому жизнь не давали, и отнять её у других не имеем никакого права: а потому вы не посылайте своих солдат на верную гибель, так как мы без ожесточённой борьбы не сдадим крепости».

Прочитав вышеупомянутое письмо, Котляревский приказал бомбардировать цитадель. Для более эффективного действия артиллерии с боевого корабля на берег была свезена трёхпудовая мортира . - 29 декабря русские батареи беспрерывно обстреливали цитадель, впрочем, без особого успеха, так как небольшие снаряды полевых орудий не могли пробить крепких глинобитных стен, а от навесных выстрелов гарнизон укрывался в блиндажах, пристроенных к внутренней отлогости бруствера. Видя бесполезность артобстрелов, Котляревский отправил в Ленкорань вторичное письмо, убеждая ханов, чиновников и гарнизон, пощадить себя, жён, детей, имущество и не проливая ничьей крови, сдать цитадель. а также Котляревский писал, что:

Садых-хан не счёл нужным отвечать на данное письмо.

Тем временем положение русского отряда становилось критическим. Снаряды заканчивались, а люди страдали от холода. Кроме того, было получено известие о движении Аббаса-Мирзы с крупными силами на выручку Ленкорани. Котляревский решил брать цитадель штурмом.

Штурм

Диспозиция осадного отряда перед штурмом

Колонны	Командиры	Подразделения	Задача
1-я колонна	подполковник Ушаков	14-й Грузинский гренадерский полк (350 чел.)	Штурм обращенного к с. Гамушевани бастиона и прилегающего к тому участока юго-западного фаса. Захват ворот для запуска резерва
2-я колонна	майор Повалишин	Троицкий пехотный полк	Штурм бастиона на углу северо-восточного и северо-западного фасов
3-я колонна	майор Терешкевич	17-й егерский полк (313 чел). 37 чел. из Гренадерского полка	Штурм бастиона в углу северо-восточного и приречного фасов.
1-я отвлекающая команда		Пол роты Гренадерского полка	Фальшивая атака на приречный бастион юго-восточного фаса. (По возможности берет бастионную батарею)
1-я отвлекающая команда		Пол роты Гренадерского полка	Фальшивая атака на приречный бастион северо-западного фаса. (Содействие штурму 1-ой колонны)

В диспозиции указывалось: «- Не слушать отбоя, его не будет…» .

Штурм Ленкорани начался задолго до рассвета, в 5 часов утра. Колонны двинулись в глубочайшей тишине, однако персы были предупреждены и открыли шквальный огонь из всех орудий и ружей. Тем не менее, колонны быстро перешли ров и солдаты, приставив лестницы, полезли на стены, навстречу выставленным пикам и летевшим сверху камням и гранатам. В первых рядах убитыми и раненными убыли почти все офицеры. 1-я колонна, увидев гибель подполковника Ушакова, на время замялась. Тогда сам Котляревский, несмотря на полученную в ногу рану, встав над телом Ушакова и придерживая рукой колено, скомандовал: «Сюда ко мне!» - и лично бросился на штурм, но вскоре он получил два пулевых ранения в голову и скатился в ров. Солдаты же, лишённые командного состава, всё-таки продолжили яростную атаку. Азербайджанский просветитель и педагог Теймур-бек Байрам-Алибеков, описывая данные события, повествует:

«Солдаты лезли на стены, как бы не замечая грозившей им опасности, хватались руками за дула неприятельских ружей, или погибали от выстрелов в упор или втаскивались самими же врагами на стены и гибли там в неравной битве.»

Тем временем колонны штурмующих значительно рядели, а стены ежеминутно пополнялись защитниками цитадели. Рота гренадёр, сумев взобраться на стену, захватила орудие, которое тут же развернули и открыли огонь картечью по неприятелю. Это облегчило атаку остальным двум колоннам, которые также сумели взобраться на стены и, расходясь в стороны, опрокидывали неприятеля. Далее последовала жестокая рукопашная схватка внутри цитадели. Персидский историк Ровзет-уль Сафа так описывает эти события:

Теймур-бек писал:

«Ожесточения русских достигло высшей степени озлобления и мести - всё живое человеческое существо, встречавшееся на пути рукопашной битвы, погибло под штыками и шашками свирепевших солдат, не исключая даже грудных младенцев, беременных женщин, стариков и старух.»

Оставшиеся защитники цитадели попытались найти спасение в реке, но здесь они были встречены картечью двух русских орудий, установленных на правом берегу под прикрытием 80-ти стрелков. Возвращаясь обратно, беглецы натыкались на штыки штурмовавших солдат.

Персидский гарнизон был полностью истреблён. Пленных не брали. Садых и около десяти знатных ханов так же погибли.

Котляревского нашли под телами погибших. С вытекшим правым глазом, с раздробленной верхней челюстью и с простреленной ногой, он всё-таки остался жив.