В Бельгии на 86-м году жизни умер нобелевский лауреат Илья Пригожин. Этого ученого называют Ньютоном современности. Хотя высшую научную награду Илья Пригожин получил за исследования в области химии, его вклад во все прочие научные дисциплины можно назвать переворотом. Современную биологию, теорию эволюции, сложные социальные процессы - все это нельзя представить без работ Ильи Пригожина.

В современной науке нет ученого, который обладал бы таким количеством наград и званий, как Илья Пригожин. Он был членом 70 национальных академий из 21 страны, почетным доктором 40 университетов в 23 странах. Степень honoris causa он получил и в МГУ. После его лекции ректор МГУ академик Виктор Садовничий признался, что благодаря услышанному он увидел огромные перспективы в математике, которая, казалось бы, далека от области интересов Пригожина. Но такое же впечатление производили работы Ильи Пригожина на представителей всех научных дисциплин. Его работы использовали даже для эффективной организации уличного движения в мегаполисах...

Наука ХХ столетия привела к революционным изменениям в мировоззрении человека. Но и в самой науке было три революции. Первая - теория относительности. Вторая - квантовая механика. И третья - теория саморегулирующихся систем, или синергетика, одним из творцов которой был Илья Пригожин.

Пригожин построил неравновесную термодинамику, где привычное и традиционное для всех наук понятие равновесия в принципе недостижимо. Эта модель была распространена и на биологические, и на социальные объекты. Сейчас пригожинская "стрела времени", которая впервые сформулировала принцип необратимых процессов, стала одним из важнейших философских императивов.

Илья Пригожин родился в 1917 году в Москве. Семья жила на Большой Переяславской. Отец в 1913 году окончил МВТУ и недалеко от Рижского вокзала организовал лакокрасочный завод. После революции остался на заводе директором, но когда в 1921 году начались аресты бывших фабрикантов, семья выехала на Запад. Сначала в Литву, потом в Германию и, наконец, в Бельгию.

Еще до войны Пригожин начал преподавать химию в университете. И продолжал подпольное преподавание в годы войны. Опасаясь депортации, он не стал регистрироваться как еврей - отец обзавелся справкой о том, что все Пригожины крещеные. Два месяца по подозрению в помощи партизанам будущий нобелевский лауреат провел в концлагере и был выпущен, как вспоминал, за взятку гестаповцу. По его словам, его спас Сталинград - немцы стали другие. Главной наградой в жизни он считал медаль участнику Сопротивления.

В 1956 году, в первый же год "оттепели", профессор Пригожин приехал в Москву. Еще не был снесен его дом на Большой Переяславской, там жили его родственники. Илья Пригожин относился к России не просто с любовью, он относился к своей родине, как вспоминает хорошо знавший ученого профессор Абрам Блох, молитвенно. В его доме в Брюсселе висела икона Николая Угодника XVI века. В Россию Пригожин приезжал много раз - и до, и после вручения в 1977 году Нобелевской премии по химии. "Не знаю, приезжаю домой или в чужую страну", - говорил ученый.

Пригожин был ошеломительно доброжелательным человеком. Хорошо известно, что он не мог отказать в приеме на работу в свой Институт физики и химии в Брюсселе ученым из России. И в то же время он умел держать удар. Когда он сформулировал свои философские воззрения, от него отвернулись многие коллеги. Поддержка пришла из американских фондов, на протяжении многих лет по контракту Пригожин должен был несколько месяцев работать в США.

В Бельгии ученого боготворили. Несколько лет после вручения Нобелевской премии он не мог зайти ни в одно кафе - у него не принимали деньги. История получила продолжение: недавно в Бельгии в обращение была выпущена медаль с профилем ученого, вышедшего из России.
С.Лесков

(Оригинал статьи размещен на сайте www.inauka.ru)
Комментарий чл.-корр. АН СССР С.П. Курдюмова

И. Пригожин

ФИЛОСОФИЯ НЕСТАБИЛЬНОСТИ

У термина "нестабильность" странная судьба. Введенный в широкое употребление совсем недавно, он используется порой с едва скрываемым негативным оттенком, и притом, как правило, для выражения содержания, которое следовало бы исключить из подлинно научного описания реальности. Чтобы проиллюстрировать это на материале физики, рассмотрим элементарный феномен, известный, по-видимому, уже не менее тысячи лет: обычный маятник, оба конца которого связаны жестким стержнем, причем один конец неподвижно закреплен, а другой может совершать колебания с произвольной амплитудой. Если вывести такой маятник из состояния покоя, несильно качнув его груз, то в конце концов маятник остановится в первоначальном (самом нижнем) положении. Это -- хорошо изученное устойчивое явление. Если же расположить маятник так, чтобы груз оказался в точке, противоположной самому нижнему положению, то рано или поздно он упадет либо вправо, либо влево, причем достаточно будет очень малой вибрации, чтобы направить его падение в ту, а не в другую сторону. Так вот, верхнее (неустойчивое) положение маятника практически никогда не находилось в фокусе внимания исследователей, и это несмотря на то, что со времени первых работ по механике движение маятника изучалось с особой тщательностью. Можно сказать, что понятие нестабильности было, в некоем смысле, идеологически запрещено. А дело заключается в том, что феномен нестабильности естественным образом приводит к весьма нетривиальным, серьезным проблемам, первая из которых -- проблема предсказания.

Если взять устойчивый маятник и раскачать его, то дальнейший ход событий можно предсказать однозначно: груз вернется к состоянию с минимумом колебаний, т.е. к состоянию покоя. Если же груз находится в верхней точке, то в принципе невозможно предсказать, упадет он вправо или влево. Направление падения здесь существенным образом зависит от флюктуации. Так что в одном случае ситуация в принципе предсказуема, а в другом -- нет, и именно в этом пункте в полный рост встает проблема детерминизма. При малых колебаниях маятник -- детерминистический объект, и мы в точности знаем, что должно произойти. Напротив, проблемы, связанные с маятником, если можно так выразиться, перевернутым с ног на голову, содержат представления о недетерминистическом объекте.

Это различие между детерминистическими законами природы и законами, не являющимися таковыми, ведет нас к более общим проблемам, которые мне и хотелось бы здесь вкратце обсудить.

Человек и природа

Прежде всего, спросим себя: почему именно сегодня в естествознании заговорили о нестабильности, тогда как прежде господствовала точка зрения детерминизма? Дело в том, что идея нестабильности не только в каком-то смысле теоретически потеснила детерминизм, она, кроме того, позволила включить в поле зрения естествознания человеческую деятельность, дав, таким образом, возможность более полно включить человека в природу. Соответственно, нестабильность, непредсказуемость и, в конечном счете, время как сущностная переменная стали играть теперь немаловажную роль в преодолении той разобщенности, которая всегда существовала между социальными исследованиями и науками о природе.

В чем, однако, смысл тех изменений, которые произошли (в интересующем нас плане) в отношениях человека к природе? В детерминистском мире природа поддается полному контролю со стороны человека, представляя собой инертный объект его желаний. Если же природе, в качестве сущностной характеристики, присуща нестабильность, то человек просто обязан более осторожно и деликатно относиться; к окружающему его миру, -- хотя бы из-за неспособности однозначно предсказывать то, что произойдет в будущем.

Далее, принимая в науке идею нестабильности, мы достигаем тем самым и более широкого понимания существа самой науки. Мы начинаем понимать, что западная наука , в том виде, как она до недавних пор существовала, обусловлена культурным контекстом XVII в. -- периода зарождения современного естествознания и что эта наука ограничена. В результате начинает складываться более общее понимание науки и знания вообще, понимание, отвечающее культурным традициям не только западной цивилизации.

К сожалению, однако, приходится признать, что современная культурная жизнь крайне разобщена даже внутри западной цивилизации. В книге, имевшей недавно большой успех в США, Алан Блум утверждает, что наука является материалистическим, редукционистским, детерминистическим феноменом, полностью исключающим время. Но если упрек Блума и справедлив относительно науки 20--30-летней давности, то к сегодняшней науке эти характеристики явно не применимы, -- она не сводима ни к материализму, ни к детерминизму.

Лейбниц: исключение нестабильности

Для того чтобы понять идущие в современной науке процессы, необходимо принять во внимание, что наука -- культурный феномен, складывающийся в определенном культурном контексте. Иллюстрацией этому может служить, например, дискуссия между Лейбницем и Кларком, представлявшим в их споре взгляды Ньютона. Лейбниц упрекает Ньютона в том, что его представление об универсуме предполагает периодическое вмешательство Бога в устройство мироздания ради улучшения функционирования последнего. Ньютон, по его мнению, недостаточно почитает Бога, поскольку искусность Верховного Творца у него оказывается ниже даже искусности часовщика, способного раз и навсегда сообщить своему механизму движение и заставить его работать без дополнительных переделок.

Лейбницевские представления об универсуме одержали победу над ньютонианскими. Лейбниц апеллировал к всеведению вездесущего Бога , которому вовсе нет никакой нужды специально обращать свое внимание на Землю. И он верил при этом, что наука когда-нибудь достигнет такого же всеведения -- ученый приблизится к знанию, равному божественному. Для божественного же знания нет различия между прошлым и будущим , ибо все присутствует во всеведущем разуме. Время , с этой точки зрения, элиминируется неизбежно, и сам факт его исключения становится свидетельством того, что человек приблизился к квазибожественному знанию.

Высказанные Лейбницем утверждения принадлежат к базовому уровню идеологии классической науки, сделавшей именно устойчивый маятник объектом научного интереса, -- неустойчивый маятник в контексте этой идеологии предстает как неестественное образование, упоминаемое только в качестве любопытного курьеза (а по возможности вообще исключаемое из научного рассмотрения). Но изложенная концепция вечности грешила тем, что в ней не оставалось места для уникальных событий (впрочем, и в ньютоновском подходе не было места для новаций). Материя, согласно этой концепции, представляет собой вечно движущуюся массу, лишенную каких бы то ни было событий и, естественно, истории. История же, таким образом, оказывается вне материи. Так исключение нестабильности, обращение к детерминизму и отрицание времени породили два противоположных способа видения универсума:

· универсум как внешний мир, являющийся в конечном счете регулируемым автоматом (именно так и представлял его себе Лейбниц), находящимся в бесконечном движении;

· универсум как внутренний мир человека, настолько отличающийся от внешнего, что это позволило Бергсону сказать о нем:
"Я полагаю, что творческие импульсы сопровождают каждое мгновение нашей жизни".

Действительно, любые человеческие и социальные взаимодействия, а также вся литературная деятельность являются выражением неопределенности в отношении будущего. Но сегодня, когда физики пытаются конструктивно включить нестабильность в картину универсума, наблюдается сближение внутреннего и внешнего миров, что, возможно, является одним из важнейших культурных событий нашего времени.

Новые открытия

Разумеется, введение нестабильности является результатом отнюдь не только идеологических особенностей истории науки XX в. Оно стало реальностью лишь благодаря сочетанию ряда собственно научных экспериментальных и теоретических открытий. Это, во-первых, открытие неравновесных структур, которые возникают как результат необратимых процессов и в которых системные связи устанавливаются сами собой; это, во-вторых, вытекающая из открытия неравновесных структур идея конструктивной роли времени; и, наконец, это появление новых идей относительно динамических, нестабильных систем, -- идей, полностью меняющих наше представление о детерминизме.

В 1986 г. сэр Джеймс Лайтхил, ставший позже президентом Международного союза чистой и прикладной математики, сделал удивительное заявление: он извинился от имени своих коллег за то, что "в течение трех веков образованная публика вводилась в заблуждение апологией детерминизма, основанного на системе Ньютона, тогда как можно считать доказанным, по крайней мере с 1960 года, что этот детерминизм является ошибочной позицией".

Не правда ли, крайне неожиданное заявление? Мы все совершаем ошибки и каемся в них, но есть нечто экстраординарное в том, что кто-то просит извинения от имени целого научного сообщества за распространение последним ошибочных идей в течение трех веков. Хотя, конечно, нельзя не признать, что данные, пусть ошибочные, идеи играли основополагающую роль во всех науках -- чистых, социальных, экономических, и даже в философии (учитывая, что в рамках последней сложилась кантовская проблематика). Более того, эти идеи задали тон практически всему западному мышлению, разрывающемуся между двумя образами: детерминистический внешний мир и индетерминистический внутренний.

И наконец, продолжая начатый выше перечень открытий, следует упомянуть об открытиях в области элементарных частиц, продемонстрировавших фундаментальную нестабильность материи, а также о космологических открытиях, констатировавших, что мироздание имеет историю (тогда как традиционная точка зрения исключала какую бы то ни было историю универсума, ибо универсум рассматривался как целое, содержащее в себе все, что делало бессмысленным саму идею его истории).

Заметим, вместе с тем, что простейшие из вышеперечисленных открытий легко доступны нам, так как лежат в сфере макроскопических, химических и атмосферных явлений. Так, например, закон роста энтропии был сформулирован еще в XIX в. Другое дело, что на фоне установки, исключающей время из научного описания, он рассматривался лишь как закон роста беспорядка, а установка эта являет нам очевидный пример идеологичности научных суждений. Впрочем, сегодня мы можем согласиться: наука и есть в некотором смысле идеология -- она ведь также укоренена в культуре . И нет поэтому ничего удивительного в том, что новые вопросы, вливающие в науку свежие силы, часто исходят из традиций вопрошания, коренящихся в совсем иных культурах. А тот факт, что сегодня самые разные культурные образования принимают участие в развитии научной культуры, является для нас источником новых надежд. Мы верим -- будут сформулированы иные вопросы, ведущие к новым направлениям научной деятельности.

Порядок и беспорядок

Сегодня мы знаем, что увеличение энтропии отнюдь не сводится к увеличению беспорядка, ибо порядок и беспорядок возникают и существуют одновременно. Например, если в две соединенные емкости поместить два газа, допустим, водород и азот, а затем подогреть одну емкость и охладить другую, то в результате, из-за разницы температур, в одной емкости будет больше водорода, а в другой азота. В данном случае мы имеем дело с диссипативным процессом, который, с одной стороны, творит беспорядок и одновременно, с другой, потоком тепла создает порядок: водород в одной емкости, азот -- в другой. Порядок и беспорядок, таким образом, оказываются тесно связанными -- один включает в себя другой. И эту констатацию мы можем оценить как главное изменение, которое происходит в нашем восприятии универсума сегодня.

Долгое время наше видение мира оставалось неполным. Как неполным будет, скажем, вид, открывающийся из окна самолета при подлете к Венеции: пока в поле нашего зрения находятся величественные здания и площади, нас не оставляет образ совершенной, упорядоченной, грандиозной структуры. По прибытии в город мы обнаруживаем и не слишком чистую воду, и назойливую мошкару, но именно таким путем перед нами предстают обе стороны объекта. Что касается современного видения мира, то интересно отметить, что космология теперь все мироздание рассматривает как в значительной мере беспорядочную -- а я бы сказал, как существенно беспорядочную -- среду, в которой выкристаллизовывается порядок. Новейшие же исследования показали, что на каждый миллиард тепловых фотонов, пребывающих в беспорядке, приходится по крайней мере одна элементарная частица, способная стимулировать в данном множестве фотонов переход к упорядоченной структуре. Так, порядок и беспорядок сосуществуют как два аспекта одного целого и дают нам различное видение мира.

Наше восприятие природы становится дуалистическим, и стержневым моментом в таком восприятии становится представление о неравновесности. Причем неравновесности, ведущей не только к порядку и беспорядку, но открывающей также возможность для возникновения уникальных событий, ибо спектр возможных способов существования объектов в этом случае значительно расширяется (в сравнении с образом равновесного мира). В ситуации далекой от равновесия дифференциальные уравнения, моделирующие тот или иной природный процесс, становятся нелинейными, а нелинейное уравнение обычно имеет более, чем один тип решений. Поэтому в любой момент времени может возникнуть новый тип решения, не сводимый к предыдущему, а в точках смены типов решений -- в точках бифуркации -- может происходить смена пространственно-временной организации объекта.

Примером подобного возникновения новой пространственно-временной структуры могут служить так называемые химические часы -- химический процесс, в ходе которого раствор периодически меняет свою окраску с голубой на красную. Кажется, будто молекулы, находящиеся в разных областях раствора, могут каким-то образом общаться друг с другом. Во всяком случае, очевидно, что вдали от равновесия когерентность поведения молекул в огромной степени возрастает. В равновесии молекула "видит" только своих непосредственных соседей и "общается" только с ними. Вдали же от равновесия каждая часть системы "видит" всю систему целиком. Можно сказать, что в равновесии материи слепа, а вне равновесия прозревает. Следовательно, лишь в неравновесной системе могут иметь место уникальные события и флюктуации, способствующие этим событиям, а также происходит расширение масштабов системы, повышение ее чувствительности к внешнему миру и, наконец, возникает историческая перспектива, т.е. возможность появления других, быть может более совершенных, форм организации. И, помимо всего этого, возникает новая категория феноменов, именуемых аттракторами.

Вернемся к нашему примеру с маятником. Если сдвинуть груз маятника недалеко от его самого нижнего положения, то в конце концов он вернется в исходную точку -- это точечный аттрактор. Химические часы являются периодическим аттрактором. В дальнейшем были открыты гораздо более сложные аттракторы (странные аттракторы), соответствующие множеству точек. В странном аттракторе система движется от одной точки к другой детерминированным образом, но траектория движения в конце концов настолько запутывается, что предсказать движение системы в целом невозможно -- это смесь стабильности и нестабильности. И, что особенно удивительно, окружающая нас среда, климат, экология и, между прочим, наша нервная система могут быть поняты только в свете описанных представлений, учитывающих как стабильность, так и нестабильность. Это обстоятельство вызывает повышенный интерес многих физиков, химиков, метеорологов, специалистов в области экологии. Указанные объекты детерминированы странными аттракторами и, следовательно, своеобразной смесью стабильности и нестабильности, что крайне затрудняет предсказание их будущего поведения.

Новое отношение к миру

Не нами выбран мир, который нам приходится изучать; мы родились в этом мире и нам следует воспринимать его таким, каким он существует, приспосабливая к нему, насколько возможно, наши априорные представления. Да, мир нестабилен. Но это не означает, что он не поддается научному изучению. Признание нестабильности -- не капитуляция, напротив -- приглашение к новым экспериментальным и теоретическим исследованиям, принимающим в расчет специфический характер этого мира. Следует лишь распроститься с представлением, будто этот мир -- наш безропотный слуга. Мы должны с уважением относиться к нему. Мы должны признать, что не можем полностью контролировать окружающий нас мир нестабильных феноменов, как не можем полностью контролировать социальные процессы (хотя экстраполяция классической физики на общество долгое время заставляла нас поверить в это).

Открытие неравновесных структур, как известно, сопровождалось революцией в изучении траекторий. Оказалось, что траектории многих систем нестабильны, а это значит, что мы можем делать достоверные предсказания лишь на коротких временных интервалах. Краткость же этих интервалов (называемых также темпоральным горизонтом или экспонентой Ляпунова) означает, что по прошествии определенного периода времени траектория неизбежно ускользает от нас, т.е. мы лишаемся информации о ней. Это, кстати, служит еще одним напоминанием, что наше знание -- всего лишь небольшое оконце в универсум и что из-за нестабильности мира нам следует отказаться даже от мечты об исчерпывающем знании. Заглядывая в оконце, мы можем, конечно, экстраполировать имеющиеся знания за границы нашего видения и строить догадки по поводу того, каким мог бы быть механизм, управляющий динамикой универсума. Однако нам не следует забывать, что, хотя мы в принципе и можем знать начальные условия в бесконечном числе точек, будущее, тем не менее, остается принципиально непредсказуемым.

И еще, заметим, новое отношение к миру предполагает сближение деятельности ученого и литератора. Литературное произведение, как правило, начинается с описания исходной ситуации с помощью конечного числа слов, причем в этой своей части повествование еще открыто для многочисленных различных линий развития сюжета. Эта особенность литературного произведения как раз и придает чтению занимательность -- всегда интересно, какой из возможных вариантов развития исходной ситуации будет реализован. Так же и в музыке -- в фугах Баха, например, заданная тема всегда допускает великое множество продолжений, из которых гениальный композитор выбирал на его.взгляд необходимое. Такой универсум художественного творчества весьма отличен от классического образа мира, но он легко соотносим с современной физикой и космологией. Вырисовываются контуры новой рациональности, к которой ведет идея нестабильности. Эта идея кладет конец претензиям на абсолютный контроль над какой-либо сферой реальности, кладет конец любым возможным мечтаниям об абсолютно контролируемом обществе. Реальность вообще не контролируема в смысле, который был провозглашен прежней наукой.

Повествование в науке

В детерминистическом мире риск отсутствует, ибо риск есть лишь там, где универсум открывается как нечто многовариантное, подобное сфере человеческого бытия. Я не имею возможности детально обсуждать здесь эту проблему, но представляется очевидным, что именно такое, многовариантное видение мира, положенное в основание науки, с необходимостью раскрывает перед человечеством возможность выбора -- выбора, означающего, между прочим, и определенную этическую ответственность. Когда-то Валери совершенно правильно, на мой взгляд, отметил, что "время -- это конструкция". Действительно, время не является чем-то готовым, предстающим в завершенных формах перед гипотетическим сверхчеловеческим разумом. Нет! Время -- это нечто такое, что конструируется в каждый данный момент. И человечество может принять участие в процессе этого конструирования.

Перевод с англ. Я. И. Свирского

По просьбе редакции "Вопросов философии"
статью И. Пригожина комментирует
член-корр. АН СССР С.П. Курдюмов

Сергей Павлович, темы, поднятые в статье Пригожина ``Философия нестабильности"", существенным образом связаны с Вашими профессиональными интересами. Не могли бы Вы, в связи с этим, сказать несколько слов о своем отношении к выдвигаемым в статье положениям.

Статья Пригожина не может оставить читателя равнодушным прежде всего в силу широты и актуальности поставленных в ней вопросов. В Институте прикладной математики им. М.В. Келдыша не один десяток лет ведутся исследования процессов самоорганизации в открытых нелинейных средах. Особенно импонирует мне, что автор предпринимает попытку прояснить на уровне философских обобщений качественные изменения, произошедшие в современных физических представлениях о природе и мире в целом. Стержнем этих изменений можно считать, и здесь я полностью разделяю позицию Пригожина, признание неустойчивости и нестабильности в качестве фундаментальных характеристик мироздания, что заставляет не только по-иному взглянуть на прежние теоретические концепции, восходящие к построениям ньютоно-лапласовского типа, но и в какой-то степени по-новому оценить положение человека в космосе.

Однако сама идея нестабильности мира, по-видимому, не столь уж нова.

Биологическая, социальная, космологическая эволюции известны давно. С 19 века известно также второе начало термодинамики, фиксирующее направленность природных процессов в сторону увеличения энтропии. Однако в общефизическом плане, и это, кстати, хорошо показано в работах самого Пригожина, все эти представления, вносящие серьезные коррективы в построения классической механики, тем не менее сущностным образом привязаны к последней и во многом разделяют ее исследовательские установки. Это может быть проиллюстрировано, например, разработкой кинетической теории, перетолковывающей в свете классических подходов феноменологические законы термодинамики. Теперь же, благодаря открытых как в области физической теории, так и в области эксперимента (прежде всего вычислительного эксперимента), в физической картине мира стали происходить качественные изменения. Прежде всего, и на это опять-таки указывается в статье Пригожина, даже те области, которые раньше считались детерминированными в строгом смысле (в смысле Ньютона, т.е. когда, зная начальные данные, можно проследить траекторию объекта беспредельно в будущее и прошлое), неожиданным образом включили в себя неустойчивость. Но именно здесь мне и хотелось бы сделать ряд полемических замечаний в адрес статьи, поскольку, как мне кажется, этот важнейший пункт выражен в ней не совсем корректно, что может привести к невольной дезориентации не посвященного в суть проблемы читателя.

На мой взгляд, как это ни парадоксально. Пригожин, по крайней мере в данной статье, слишком расширил роль нестабильности, настаивая на принципиальной непредсказуемости поведения сложных систем (к которым, несомненно, принадлежит и наш мир в целом). В качестве образа, подтверждающего справедливость данного представления, автор приводит математический объект, именуемый странным аттрактором. Действительно, странные аттракторы представляют собой крайне необычные математические объекты. С одной стороны, для их описания используются системы дифференциальных уравнений, в которых все определено, детерминировано и не содержится никаких стохастических членов. А с другой стороны -- и это в самом деле чудо ! -- поведение решений такой системы уравнений на продолжительном временном интервале приобретает хаотический, непредсказуемый (внутри области аттрактора) характер. Полностью детерминированная, с точки зрения традиционных представлений, система тем не менее порождает индетерминированный, хаотический процесс, И самое интересное, что в природе обнаружены явления, моделировать которые можно только с помощью указанного типа аттракторов. Причем явления такого рода наблюдаются отнюдь не только в экзотических областях физической реальности, вроде микро- или мегамира, но и на масштабах, соразмерных масштабу человека. Например, изменения погоды, как правило, моделируются именно странными аттракторами, которые в фазовом пространстве изображают смену состояний метеорологического объекта.

Однако не следует забывать, что странный аттрактор -- это именно область в фазовом пространстве, а не все пространство в целом. И это не точка в пространстве, символизирующая стационарное состояние равновесия системы, и не замкнутая кривая, описывающая режим устойчивых колебаний, а область, внутри которой по ограниченному спектру состояний блуждает с определенной вероятностью реальное состояние системы. Поскольку же такая область ограничена (а значит в какой-то степени предсказуема) и поскольку возможны отнюдь не какие угодно состояния, постольку имеет смысл говорить о наличии здесь элементов детерминизма. Несмотря на то, что мы переходим в сферу вероятностного поведения объекта, вероятность в данном случае не как угодно произвольна -- что говорит о необходимости сохранения представлений о детерминизме (пусть и модифицированных). Иными словами, здесь надо четко указать, в каком смысле детерминизм исчез. Детерминизм, утверждающий, что состояния исследуемого объекта будут строго находиться в данной области фазового пространства, -- такой детерминизм остался.

Тем не менее, как Вы только что отметили, образ странного аттрактора явился сокрушающим для многих классических представлений, привнося в мир макромасштабных объектов дух неопределенности, присутствующий в квантовой механике.

Да, это так. Еще более разрушительным для классики является утверждение В.И. Арнольда о существовании комет, поведение которых носит стохастический характер и определяется странным аттрактором, т.е. оно неустойчиво настолько, что их траекторию нельзя предсказать. И это действительно крайне важный тезис: на макроуровне имеют место явления, принципиально не укладывающиеся в рамки жесткого детерминизма. Но это, я повторяю, не означает, что детерминизм в принципе неверен и должен быть полностью отброшен, как может показаться по прочтении статьи. Вообще, по-видимому, любые повороты и перевороты в мышлении не могут сопровождаться полным отбрасыванием каких-либо представлений, присутствовавших в прошлом: что-то сохраняется, что-то оставляется вне поля зрения, а что-то перетолковывается, и именно перетолковывание, переинтерпретация наработанного материала в русле новых теоретических представлений (которые, кстати, могут иметь своим источником ранее отброшенные концепции) составляют суть концептуальных сдвигов, позволяющих говорить о переходе от одного уровня понимания к другому. Поэтому, когда Пригожий не считает нужным подчерк нуть, что странный аттрактор -- это именно область, а делает акцент только на вероятностном поведении, то здесь, на мой взгляд, у читателя может возникнуть ложное представление, будто все, что было сделано раньше, теперь неверно или, как говорит Пригожин, цитируя сэра Джеймса Лайтхила, было "введением широкой общественности в заблуждение".

Но тогда в чем суть нестабильности и какова, на Ваш взгляд, ее роль в современной научной картине мира?

В трактовке сути самой нестабильности я согласен с Пригожиным. Зримый образ нестабильности -- состояние маятника, когда груз находится в верхней точке. По сути -- это неустойчивость объекта по отношению к малым возмущениям. Раньше, в классических подходах, малые возмущения просто не рассматривались. Сегодня оказалось, что малые возмущения и флюктуация на микроуровне влияют на макромасштабное поведение объекта. Конечно же, такого рода влияния действенны отнюдь не всегда, но лишь в определенных условиях. Примером таких условий может быть наличие положительных обратных связей в системе, -- эти связи играют гигантскую роль в различных областях, от кибернетики до социологии. Так, всякий рост социальной напряженности, да и революции -- это проявления положительных обратных связей.

Я хотел бы пояснить роль малых флюктуации на примере из той области физических исследований, которая является предметом моего профессионального интереса. Я занимаюсь исследованием процессов самоорганизации устойчивых структур в нелинейных горящих средах, т.е. пытаюсь вместе со своими коллегами выявить механизмы локализации тепла. Как известно, существенную роль в подобных средах играют диссипативные процессы, размывающие любую возникающую неоднородность. Поэтому здесь полагалось немыслимым образование чего-либо устойчивого, способного существовать в течение достаточно длительного промежутка времени. Однако последние исследования в этой области, проведенные большей частью с привлечением мощных электронно-вычислительных средств, показали, что в некоторых случаях малое возмущение вместо того, чтобы загаситься за счет действия диссипативных процессов, неимоверно разрастается, захватывая обширные области пространства. Это поразительное явление. Представьте себе сплошную открытую среду, т.е. среду, обладающую источниками и стоками энергии. Такая среда однородна и в некоем смысле совершенна. Но через некоторое время, именно из-за своей открытости и нелинейного характера источников и стоков энергии (приход и расход энергии или вещества описываются с помощью нелинейных дифференциальных уравнений), на ней начинают возникать динамические структуры определенной конфигурации. Удивительная вещь: непрерывная однородная среда самоорганизуется, распадается на дискретные структуры, и при этом обнаруживаются механизмы самоорганизации, останавливающие разрушительное действие диффузионных процессов, а кроме того следует подчеркнуть, что источники и стоки энергии находятся в каждой точке этой среды, т.е. каждая точка излучает и поглощает энергию.

Далее, возникшие структуры развиваются в режиме с обострением. Это означает, что за конечное время параметр, характеризующий состояние системы -- температура -- должен достигнуть бесконечной величины. Однако в реальном мире подобное произойти не может, и объясняется это тем, что вблизи точки обострения структура теряет устойчивость, и в действие опять вступают малые флюктуации, теперь способствующие уже распаду структуры.

Таким образом, неустойчивость как бы пронизывает мироздание сверху донизу, обеспечивая на разных уровнях разный ход событий?

Совершенно верно. В одном случае, когда среда однородна, неустойчивость К малым флюктуациям ведет к образованию сложных структур, в другом -- к их разрушению. Причем физическим обеспечением неустойчивости выступает всегда присутствующий на микроуровне хаос. Хаос, по словам Пригожина, ставшим уже почти поговоркой, порождает порядок. Причем порядок, который выражается еще и в том, что возникать могут не какие угодно структуры, а лишь их определенный набор, задаваемый собственными функциями среды. Последние описывают идеальные формы реально возможных образований и являются аттракторами, к которым только и может эволюционировать рассматриваемый объект.

В отличие от классической термодинамики, где имелся лишь один конечный пункт эволюционирования -- термодинамическое равновесие, здесь возможно множество путей развития, но опять же: не какое угодно их число, а строго определенное. И в этом плане хотелось бы сделать еще одно замечание по поводу статьи Пригожина: о неединственности путей развития автор говорит, однако совершенно опускается момент их строгой количественной заданности, а следовательно, если вернуться к предыдущим нашим рассуждениям, он опять проходит мимо некой предопределенности или детерминированности, несущей с собой своеобразные правила запрета и налагающей весьма жесткие ограничения на способы существования природных объектов. Те объекты, которые в силу обстоятельств оказались на запрещенном пути эволюционирования, либо распадутся, погибнут, либо перейдут на допустимый путь и будут двигаться по направлению к соответствующему аттрактору. Здесь можно увидеть аналогию с борьбой за существование или с морфогенезом. Саморазвитие, усложнение среды происходит за счет уничтожения, изъятия запрещенных, т.е. нежизнеспособных форм. При этом следует отметить, что в моменты перехода от одного пути к другому -- в точках бифуркации -- также решающую роль играют малые возмущения, в этих точках также проявляется неустойчивость и нестабильность.

Таким образом, мы видим, сколь сложным путем включается нестабильность в современное понимание природы, не отменяя при этом некоторых элементов детерминизма, -- детерминизма, вступающего, если угодно, в нетривиальные отношения со свободой выбора. И я согласен с Пригожиным, что сегодня наблюдается смыкание проблем, касающихся неживой природы, с вопросами, поднимаемыми в области социологии, психологии, этики, где сознательный выбор, определение верной установки к действию являются предметами специального исследования.

Иными словами, введенное таким образом представление о нестабильности, подразумевающее помимо всего прочего многовариантность путей эволюции природных и не только природных объектов, позволяет говорить о внутренних тенденциях, присущих тому или иному фрагменту реальности, о наличии в последнем некоего внутреннего измерения?

Да, причем признание подобных тенденций ведет к переосмыслению также и отношения к миру. В этом случае окончательно разрушается образ Великого Администратора, направляющего движение каждого атома по заданной траектории. Достаточно лишь возбудить действие внутренних тенденций, и природа сама построит необходимую структуру. Нужно только знать потенциальные возможности данной природной среды и способы их стимуляции. Я согласен с Пригожиным, что на человека налагается ответственность за выбор того или иного пути развития. Человек, зная механизмы самоорганизации, может сознательно ввести в среду соответствующую флюктуацию, -- если можно так выразиться, уколоть среду в нужных местах и тем самым направить ее движение. Но направить, опять же, не куда угодно, а в соответствии с потенциальными возможностями самой среды. Свобода выбора есть, но сам выбор ограничен возможностями объекта, поскольку объект является не пассивным, инертным материалом, а обладает, если угодно, собственной "свободой".

Мне кажется. Пригожин, с одной стороны, преувеличивает возможности свободного человеческого действия, а с другой -- мирится с бессилием человека в предсказании будущих событий. Подобная амбивалентность текста статьи, его некая расплывчатость, что, конечно, обусловлено и краткостью изложения, может вызвать искаженное представление у читателя о том, к каким мировоззренческим выводам приводят исследования в области самоорганизации, а ключевое для данной темы понятие -- понятие неустойчивости -- может предстать в одностороннем виде.

То же самое можно сказать и о рассуждениях Пригожина по поводу краха материализма и редукционизма.

Тем не менее, сам пафос статьи, посвященной вопросу: "Почему сегодня говорят о нестабильности?", не может не заставить задуматься. Действительно, согласно нашим представлениям, все сложные структуры в мире должны быть нестабильными, носить, например, колебательный характер. В одном режиме они локализуют и удерживают хаос в определенной форме, а в другом-- вблизи момента обострения -- само это удержание посредством положительной обратной связи способствует действию хаоса, что влечет за собой статистическое поведение системы и ее "радиоактивный" распад. Причем описанный механизм удивительно напоминает древние натурфилософские построения. Тут можно вспомнить и круги возрождений древних индусов, и цикличность эволюции мироздания Эмпедокла, и многое другое. Сопоставление этих учений с современными теоретическими представлениями могло бы иметь эвристическую ценность для дальнейших разработок в теории самоорганизации.

Беседу вел Я. И. Свирский

Читатели VIVOS VOCO! могут быть благодарны С. Коваленко,
предложившему опубликовать в Сети эту статью и любезно предоставившему её электронный текст

Пригожин Илья Романович - бельгийский и американский физик и химик российского происхождения. Родился в 1917 г. в Москве. В 1921 г. семья Пригожиных эмигрировала из России. Сначала они жили в Литве и Германии, а с 1929 г. поселились в Бельгии. В 1941 г. Илья окончил Брюссельский университет. Став в 1943 г. бакалавром естественных наук, Пригожин написал диссертацию о значении времени и превращения в термодинамических системах, за которую два года спустя был удостоен докторской степени. В 1947 г. он был назначен профессором физической химии в Свободном университете, а в 1962 г. стал директором Солвеевского международного института физики и химии в Брюсселе. С 1967 г. директор Центра статистической механики и термодинамики Техасского университета.

Основная масса его работ посвящена неравновесной термодинамике и статистической механике необратимых процессов. Одним из главных достижений было то, что показано существование неравновесных термодинамических систем, которые при определённых условиях, поглощая вещество и энергию из окружающего пространства, могут совершать качественный скачок к усложнению (диссипативные структуры).

Пригожин внес существенный вклад в феноменологическую теорию необратимых процессов и термодинамику нелинейных необратимых процессов. В 1947 г. ввел понятия производства энтропии и потока энтропии, дал так называемую локальную формулировку второго начала термодинамики и предложил принцип локального равновесия. Доказал, что в стационарном состоянии при фиксированных внешних параметрах скорость производства энтропии в термодинамической системе минимальна (теорема Пригожина) и производство энтропии для необратимых процессов в открытой системе стремится к минимуму (критерий Пригожина). Обосновал термодинамические соотношения для газов в неравновесном состоянии, доказал, что макроскопическое выражение для интенсивности источника (а также соотношения взаимности Онсагера) можно получить из основных уравнений кинетической теории.

В 1977 г. Пригожину была присуждена Нобелевская премия по химии «за работы по термодинамике необратимых процессов, особенно за теорию диссипативных структур». Он награжден золотой медалью Сванте Аррениуса Шведской королевской академии наук (1969), медалью Баурка Британского химического общества (1972), медалью Котениуса Германской академии естествоиспытателей «Леопольдина» (1975) и медалью Румфорда Лондонского королевского общества (1976). Ученый – член Бельгийской королевской академии наук, Нью-Йоркской академии наук, Румынской академии наук, Королевского научного общества в Упсале и Германской академии естествоиспытателей «Леопольдина». Пригожин является иностранным членом Американской академии наук и искусств, Польского и Американского химических обществ и других организаций. Ему присвоены почетные степени университетов Ньюкасл-Апон-Тайна, Пуатье, Чикаго, Бордо, Упсалы, Льежа, Экс-ан-Прованса, Джорджтауна, Кракова и Рио-де-Жанейро.

Работы: Гленсдорф П., Пригожин И. Термодинамическая теория структуры, устойчивости и флуктуаций, М.,1973. Пригожин, Илья Романович, Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой, М., 1986. И. Пригожин. Философия нестабильности // Вопросы философии. 1991, № 6, с. 46-52 Пригожин И. Николис Г. Познание сложного: Введение (пер. с англ. Пастушенко В. Ф.) Изд. 2-е, стереотип.

Бельгийский химик Илья Пригожин родился в Москве в канун русской революции. У его родителей – инженера-химика Романа Пригожина и музыканта Юлии (Вишман) Пригожиной – был еще один сын. Благодаря стараниям матери Илья с детства играл на пианино. Ноты, как она позднее вспоминала, Пригожин научился читать раньше, чем слова. В 1921 г. семья Пригожиных эмигрировала из России. Сначала они жили в Литве и Германии, а с 1929 г. поселились в Бельгии. Годы переездов, по словам Пригожина, породили у него «острую восприимчивость к переменам»: «Начав изучать физику и химию, я был поражен тем, что исчез фактор времени». Пригожин интересовался историей и философией. Будущее же свое он связывал с профессией концертирующего пианиста.

Начальное и среднее образование Пригожин получил в школах Берлина и Брюсселя, а затем изучал химию в Свободном университете в Брюсселе, где его особенно привлекала термодинамика – наука, связанная с тепловой и другими формами энергии. Став здесь же в 1943 г. бакалавром естественных наук, Пригожин написал диссертацию о значении времени и превращения в термодинамических системах, за которую два года спустя был удостоен докторской степени. В 1947 г. он был назначен профессором физической химии в Свободном университете, а в 1962 стал директором Солвеевского международного института физики и химии в Брюсселе.

Принципы термодинамики были сформулированы в середине XIX в., после изобретения паровой машины, когда взаимодействие тепловой, электрической и механической работы привлекло к себе значительный интерес. Согласно одной из версий первого начала термодинамики, представляющего собой принцип сохранения энергии, в любой закрытой системе энергия не исчезает и не возникает, а переходит из одной формы в другую. Второе начало термодинамики (принцип энтропии) описывает тенденцию систем переходить из состояния большего к состоянию меньшего порядка. Энтропия – это мера беспорядочности, или разупорядоченности, системы. Чем больше разупорядоченность, тем выше энтропия. В XIX в. американский математик и физик Джозайя Уиллард Гиббс разработал теорию статистической термодинамики для обратимых систем в условии равновесия. Теофил де Дондер, профессор Пригожина в Свободном университете и основатель Брюссельской школы термодинамики, сформулировал теорию неравновесных необратимых систем.

Примером обратимого равновесия может служить таяние кусочка льда при температуре, которая лишь слегка превышает температуру замерзания воды. Энтропия этого кусочка льда повышается по мере того, как кристаллы льда на его поверхности тают, превращаясь в воду. Одновременно энтропия пленки воды на поверхности льда понижается, поскольку тепло из нее забирается на таяние льда. Этот процесс можно сделать обратимым, понизив температуру системы до точки замерзания воды: вода на поверхности кристаллизуется, и энтропия льда понижается, а энтропия пленки воды повышается. В каждом процессе (таяния и замерзания) при температуре замерзания воды или близкой к ней общая энтропия системы остается неизменной. Примером необратимой неравновесной системы может служить таяние кубика льда в стакане с водой при комнатной температуре. Энтропия кубика льда повышается до тех пор, пока не растают все кристаллы. По мере того как тепло поглощается сначала из всего объема воды в стакане, а затем из окружающего воздуха, энтропия всей системы возрастает.

Пригожина больше всего интересовали в термодинамике неравновесные специфически открытые системы, в которых либо материя, либо энергия, либо и то и другое обмениваются с внешней средой в реакциях. При этом количество материи и энергии либо количество материи или количество энергии со временем увеличивается или уменьшается. Чтобы объяснить поведение систем, далеких от равновесия, Пригожин сформулировал теорию диссипативных структур. Считая, что неравновесность может служить источником организации и порядка, он представил диссипативные структуры в терминах математической модели с зависимыми от времени нелинейными функциями, которые описывают способность систем обмениваться материей и энергией с внешней средой и спонтанно себя рестабилизировать. Ставший теперь классическим пример диссипативной структуры в физической химии известен как нестабильность Бенарда. Такая структура возникает, когда слои легкоподвижной жидкой среды подогреваются снизу. При достаточно высоких температурных градиентах тепло передается через эту среду, как обычно, и большое число молекул в жидкости образуют специфические геометрические формы, напоминающие живые клетки.

Скоро стало очевидно, что человеческое общество так же, как и биологическая среда, являет собой пример диссипативных и недиссипативных структур. В 1952 г. английский математик Алан М. Тьюринг первым предположил, что термодинамические нестабильности типа тех, какие были выдвинуты Пригожиным и его коллегами, характерны для самоорганизующихся систем. В 60-е и 70-е гг. Пригожин развил созданную им теорию диссипативных структур и описал образование и развитие эмбрионов. Критические точки раздвоения в его математической модели соотносятся с точкой, в которой биологическая система в хаосе становится последовательной и стабилизированной. Пригожин предположил, что его теории и математические модели систем, которые зависят от времени, могут быть применимы к эволюционным и социальным схемам, характеристикам автогужевого транспорта и политике в отношении использования природных ресурсов, а также к таким областям, как рост населения, метеорология и астрономия.

В 1967 г. Пригожин был назначен директором Центра статистической механики и термодинамики Ильи Пригожина, который он основал при Техасском университете в Остине. С тех пор он работал одновременно и в Брюсселе, и в Остине.

В 1977 г. Пригожину была присуждена Нобелевская премия по химии «за работы по термодинамике необратимых процессов, особенно за теорию диссипативных структур». «Исследования Пригожина в области термодинамики необратимых процессов коренным образом преобразовали и оживили эту науку»,– сказал Стиг Классон в своей вступительной речи от имени Шведской королевской академии наук. Эта работа открыла для термодинамики «новые связи и создала теории, устраняющие разрывы между химическим, биологическим и социальным полями научных исследований... Исследования Пригожина отличают также элегантность и прозрачность, поэтому ученого заслуженно называют «поэтом термодинамики». В 1961 г. Пригожин женился на Марине Прокопович. У супругов два сына. Пригожин был известен в среде своих коллег как обходительный человек и незаурядный ученый, диапазон интересов которого чрезвычайно широк. Он увлекался литературой и археологией, играл на пианино, очень любил слушать музыку.

Помимо Нобелевской премии, Пригожин был награжден золотой медалью Сванте Аррениуса Шведской королевской академии наук (1969), медалью Баурка Британского химического общества (1972), медалью Котениуса Германской академии естествоиспытателей «Леопольдина» (1975) и медалью Румфорда Лондонского королевского общества (1976). Ученый – член Бельгийской королевской академии наук, Нью-Йоркской академии наук, Румынской академии наук, Королевского научного общества в Упсале и Германской академии естествоиспытателей «Леопольдина». Он является иностранным членом Американской академии наук и искусств, Польского и Американского химических обществ и других организаций. Пригожину присвоены почетные степени университетов Ньюкасл-Апон-Тайна, Пуатье, Чикаго, Бордо, Упсалы, Льежа, Экс-ан-Прованса, Джорджтауна, Кракова и Рио-де-Жанейро.

Начну с того, что наши прежние представления о мире претерпевают сильную эррозию - радикальные изменения в сторону плюральности, сложности и темпоральности. На смену детерминизму и механицизму пришла модернистская наука, учитывающая квантовую неопределенность, необратимость, сингулярность и вероятность. Большой взрыв, эволюция вещества и Вселенной, развитие жизни - яркие иллюстрации того, что природные процессы, связанные со случайностью или необратимостью и считавшиеся детерминистами досадными исключениями из правил, на самом деле превалируют и что необратимые процессы и флуктуации присущи реальности как таковой.

Изменения в науке, о которых идет речь, происходят на всех уровнях: от понимания природы элементарных частиц до квантовой биологии и космологии расширяющейся с ускорением Вселенной. Они охватывают не только естественные науки, но - социальные процессы, человеческое поведение и загадки сознания.

В предисловии к английскому изданию научного бестеллера «Порядок из хаоса» И.Пригожин и И.Стенгерс писали, что концептуальное перевооружение физики еще далеко от своего завершения и что в доставшемся нам научном наследии имеются два фундаментальных вопроса, на которые прежней науке не удалось найти ответ. «Один из них - вопрос об отношении хаоса и порядка. Знаменитый закон возрастания энтропии описывает мир как непрестанно эволюционирующий от порядка к хаосу. Вместе с тем, как показывает биологическая или социальная эволюция, сложное возникает из простого. Как такое может быть? Каким образом из хаоса может возникнуть структура? В ответе на этот вопрос ныне удалось продвинуться довольно далеко. Теперь нам известно, что неравновесность - поток вещества или энергии - может быть источником порядка. Но существует и другой, еще более фундаментальный вопрос. Классическая или квантовая физика описывает мир как обратимый, статичный. В их описании нет места эволюции ни к порядку, ни к хаосу. Информация, извлекаемая из динамики, остается постоянной во времени. Налицо явное противоречие между статической картиной динамики и эволюционной парадигмой термодинамики. Что такое необратимость? Что такое энтропия? Вряд ли найдутся другие вопросы, которые бы столь часто обсуждались в ходе развития науки. Лишь теперь мы начинаем достигать той степени понимания и того уровня знаний, которые позволяют в той или иной мере ответить на эти вопросы».

Как природный нонконформист и модернист Пригожин изначально исходил из концепции, в значительной мере противостоящей детерминистской доктрине простоты мироздания. Хаос, сложность и многофакторность лежат в началах творения Мира, развитие которого есть эволюционный процесс самоорганизации так называемых диссипативных систем, которые никогда не достигают равновесия, а продолжают колебаться между многочисленными состояниями. Иными словами, Пригожина интересовали глубинные связи между порядком и беспорядком.

Согласно пригожинской синергетике, все системы содержат подсистемы, которые непрестанно флуктуируют. Отдельная флуктуация или комбинация флуктуаций может стать настолько сильной, что существовавшая прежде организация не выдерживает и разрушается. В такой точке бифуркации принципиально невозможно предсказать, в каком направлении будет происходить дальнейшее развитие: станет ли состояние системы хаотическим или она перейдет на новый, более дифференцированный и более высокий уровень упорядоченности или организации, который авторы называют диссипативной структурой.

Говоря по-иному, в состояниях, далеких от равновесия, очень слабые возмущения, или флуктуации, могут усиливаться до гигантских волн, разрушающих сложившуюся структуру, а это проливает свет на всевозможные процессы эволюционных скачков.

И.Р.Пригожин с учениками разрабатывали именно такую физику и были убеждены, что это приведет к новой парадигме понимания природы. Новая физика, говорил он, может также залатать огромную дыру между наукой, всегда описывавшей природу как результат детерминистских законов, и гуманитарными предметами, которые подчеркивали человеческую свободу и ответственность. Механистичность несовместима с человечностью, унификация скорее метафорична, чем буквальна - она ни в коей мере не поможет науке решить все ее проблемы.

В предисловии к книге Пригожина «Порядок из хаоса» Элвин Тоффлер сравнил Пригожина с Ньютоном и предсказал, что наука третьего тысячелетия будет во многом пригожинской.

Илья Романович Пригожин родился во время революции, и его буржуазная семья вскоре бежала из России - подальше от большевиков и погромов. Вначале семья эмигрировала в Литву, но через год переехала в Берлин. С ростом антисемитских настроений в Германии, провоцируемых нацистами, Пригожины переехали в Бельгию, где в 1941 году Илья окончил Брюссельский университет.

И.Р.Пригожина позиционируют как выдающегося бельгийского и американского ученого, физика, химика, философа, создателя современной неравновесной термодинамики и новой парадигмы эволюционирующего во времени мира природы. Он лауреат Нобелевской премии по химии (1977), обладатель множества национальных и международных званий, титулов и регалий, автор ряда научных и философских бестселлеров, оригинальных теорий и концепций философии науки, а также один из основателей нового научного направления - системы миропонимания, получившего название синергетики. Фундаментальные проблемы, которыми занимался Илья Пригожин, охватывают огромный круг проблем мироздания, не имеющих четких дисциплинарных рамок.

Илья Романович рос вундеркиндом, замечательно играл на фортепиано, писал музыку и считался неплохим композитором, чьи произведения нередко звучали по бельгийскому радио. Будучи неофилом, он изучал литературу, искусство, философию, профессионально интересовался археологией и рано занялся наукой. Сама наука Пригожина во многом археологична или палеонтологична, то есть включает в свой состав скачки эволюции, происходящие в точках бифуркации. Здесь следует напомнить, что среди множества званий и регалий Пригожин имел степень доктора археологии и именно в этом качестве его часто приглашали читать лекции в самые престижные университеты мира.

Сам он называл всё это «бурной юностью», которая стала причиной его увлечения временем на протяжении всей карьеры: «Возможно, меня впечатлил тот факт, что наука так мало говорит о времени, об истории, эволюции, и это, возможно, привело меня к проблеме термодинамики. Потому что в термодинамике основной мерой является энтропия, а энтропия означает просто изменение».

В Бельгии Пригожин пережил немецкую оккупацию во время войны и едва не погиб.

В 60-е годы Пригожин активно сотрудничал с институтом Ферми в Чикаго, а в 1967-м основал в Остине (Техас) «Центр по изучению сложных квантовых систем», занимавшийся неравновесной термодинамикой и статистической механикой необратимых процессов. Главным его достижением принято считать открытие неравновесных термодинамических систем, которые, в сингулярных точках при определенных условиях, поглощая вещество, энергию и информацию из окружающего пространства, могут совершать качественный скачок к усложнению (т.н. диссипативные структуры). Самое существенное здесь заключалось в том, что сингулярный скачок не может быть предсказан, исходя из классических законов статистики.

Недоброжелатели Пригожина обвиняли его в том, что он не столько ставил эксперименты, сколько насыщал их философией и что он получил Нобелевскую премию за гораздо меньшие достижения, чем другие лауреаты-физики. На самом деле Пригожин много и плодотворно экспериментировал, курсируя между учреждениями, основанными им при Свободном Бельгийском университете и Техасском университете в Остине.

Сотрудники Пригожина говорили, что работать с ним было чрезвычайно интересно: он всегда ставил неординарные задачи и часто подсказывал совершенно неожиданные подходы к их решению. У Пригожина было чему научиться как в научном, так и в человеческом аспекте.

Пригожин находился в дружеских отношениях с королем Бельгии и даже получил от него титул виконта. Он жил в предместье Брюсселя и часто в его доме собирались «сливки общества», включая знаменитых ученых и высокопоставленных чиновников Еврокомиссии. Попасть на такие встречи все считали за честь, тем более что его дом казался музеем с огромной и тщательно подобранной коллекцией произведений искусства. По большей части это были предметы из эпохи доколумбовой Америки, а также произведения искусства разных стран и эпох, тематически так или иначе связанные со Временем. Пригожин любил рассказывать о собранной им коллекции как об увлекательном интеллектуальном путешествии во времени и в межкультурных пространствах, причем путешествие, устроенное с высочайшим профессионализмом.

ПОРЯДОК И БЕСПОРЯДОК, ЧЕЛОВЕК И ПРИРОДА

Пригожин не верил ни в tabula rasa, ни в доктрину простоты, считая неопределенность, непредсказуемость и необратимость составными элементами мироздания. Великих детерминистов Декарта, Ньютона, Эйнштейна он считал утопистами, уводящими науку в горний мир вечной красоты.

Согласно лапласовскому детерминизму, любое состояние Вселенной есть следствие предыдущих и причина последующих ее состояний, то есть жестко предопределено. Принцип детерминизма (как раз и навсегда отлаженного часового механизма) хорошо иллюстрирует хрестоматийное изречение Лапласа о том, что существо, способное охватить всю совокупность данных о состоянии Вселенной в любой момент времени, могло бы не только точно предсказать будущее, но и до мельчайших подробностей восстановить прошлое.

Если детерминизм возник в результате изучения простых, замкнутых или механических систем, якобы подлежащих универсальному и исчерпывающему описанию, то синергетика изначально исходила из необходимости рассмотрения неустойчивых динамических или эволюционизирующих систем, далеко выходящих за пределы естественных наук, в которых, в отличие от мнения Альберта Эйнштейна, «Бог играет в кости», то есть существуют непредсказуемые сингулярности и случайности, радикально меняющие ход процессов.

Детерминированный мир - такая же утопия, как мечтания Томаса Мора, Фурье, Сен-Симона или Оуэна, развенчанные Олдосом Хаксли, Джорджем Оруэллом и Миланом Кундерой, и, главное, - практикой большевизма.

Пригожин не отвергал прежние «универсальные законы», но показал их ограниченность - применимость лишь к локальным и изолированным областям реальности, которые не обмениваются энергией или веществом (можно было бы добавить - и информацией) с окружающей средой.

В 1986 году сэр Джеймс Лайтхил, ставший позже президентом Международного союза чистой и прикладной математики, под влиянием пригожинских работ от имени всех ученых принес извинения за то, что «в течение трех веков образованная публика вводилась в заблуждение апологией детерминизма, основанного на системе Ньютона и Лапласа, тогда как можно считать доказанным, по крайней мере, с 1960 года, что детерминизм является ошибочной позицией».

В научном бестселлере «Порядок из хаоса» (написанном в соавторстве с Изабель Стенгерс) Пригожин указывал, что модернистские теории описывают природу не «снаружи», словно зрителем, а пытаются понять ее изнутри ее самой. В каком-то смысле они «непрозрачны» в сравнении с прозрачностью классической мысли.

Наряду с гениальными создателями квантовой механики Пригожин стал разрушителем парадигмы детерминизма, но уже в приложении не только к квантовым, но и к классическим объектам. Попав в объектив большой науки, проблема нестабильности и неустойчивости не просто продемонстрировала ограниченность причинной предопределенности физических феноменов, но позволила включить в поле зрения естествознания сложные процессы и даже человеческую деятельность, дав, таким образом, возможность более полно интегрировать человека в природу и связать сознание с бытием. Феномены нестабильности, непредсказуемости, неопределенности во многом позволили преодолеть разобщенность, которая всегда существовала между естествознанием, социальными исследованиями и науками о человеке и сознании.

К вопросам, которыми задавался Пригожин, относился и такой: как термодинамический закон роста энтропии (хаоса) совмещается с самоорганизацией и эволюцией материи. Окружающий мир ярко иллюстрирует, что порядок и беспорядок возникают и существуют одновременно. Более того, они оказываются тесно связанными - один включает в себя другой.

Космология рассматривает мироздание как в значительной мере беспорядочную среду, в которой выкристаллизовывается порядок. Огромное количество элементарных частиц, пребывающих в беспорядке, способно перейти к упорядоченной структуре под влиянием единственной частицы, то есть порядок и беспорядок сосуществуют как два аспекта реальности и дают нам различное видение мира.

В детерминистском мире природа поддается однозначному описанию и полному контролю со стороны человека, представляя собой инертный объект его желаний. Миру Пригожина присуща нестабильность и неопределенность, а раз так, то человек обязан не «покорять природу», а осторожно и деликатно к ней относиться хотя бы из-за неспособности однозначно предсказывать и предвидеть следствия собственной деятельности и то, что произойдет в будущем.

Сказанное в полной мере относится не только к природе или к науке, но - к искусству, музыке, литературе; общество научилось принимать многообразие стилей и взглядов на мир. Миром правит не порядок, а случайность, нестабильность, нелинейная динамика. Всё, включая науку и общество, находится в состоянии постоянных изменений. В частности, сами революции могут быть рассмотрены как яркие иллюстрации того, как иерархия неустойчивостей порождает структурные изменения в обществе.

Вера общества в рационализацию и унификацию уменьшается во всех областях жизни, от науки до религии: «Даже ревностные католики теперь не настолько фанатичны, как были их родители, дедушки и бабушки. Мы больше не верим в марксизм или либерализм в классическом смысле. Мы больше не верим в классическую науку».

Так самоуверенная и всеведующая наука Декарта и Лейбница, обусловленная механистическим контекстом XVII в. - материализмом, рационализмом, редукционизмом и детерминизмом, - начала тесниться модернистской наукой, включающей в свой состав пригожинские бифуркации, квантовую неопределенность и уникальные события. На смену утопическому миру как абсолютно отлаженному автомату, лежащему вне времени, пришла новая парадигма реальности, охватывающая человеческие реалии и само сознание человека.

Если до Пригожина философия разрывалась между взаимосключающими образами объективности и субъективности - детерминистический внешний мир и индетерминистический внутренний, - то отныне сознание-бытие стало единством, выпадающим из материализма, рационализма, редукционизма и детерминизма.

Сама наука, в отличие от веры, обрела опору не в заданности и однозначности, а - вероятности и неопределенности. Именно в этом заключается многообразие и «новое обаяние природы».

Пригожина всегда интересовала проблема нестабильности или неустойчивости, долгое время пребывавшая в падчерицах науки. Именно феномен нестабильности, пребывавший за бортом науки, как оказалось, приводит к нетривиальным и серьезным проблемам, первая из которых - необходимость предсказания поведения объекта в точках бифуркации или сингулярности. На простых механических моделях, таких как колебание маятника, можно увидеть, что есть ситуации, когда поведение маятника непредсказуемо, то есть даже элементарный и хорошо изученный механический объект ведет себя недетерминистским образом. Чем сложнее система, тем в меньшей степени она подчиняется элементарным «законам природы».

Точки бифуркации в теории неравновесных процессов динамического хаоса - это акты спонтанного, внешне ничем не детерминированного, а потому непредсказуемого разделения изначально однородного материала, процесса или хода течения событий. Такой акт может порождать множество дроблений, ветвление, эволюцию как таковую.

Из математики мы знаем, что в неравновесной ситуации дифференциальные уравнения, моделирующие тот или иной природный процесс, становятся нелинейными, а нелинейное уравнение обычно имеет более, чем один тип решений. В природе это соответствует тому, что в любой непредсказуемый момент времени может возникнуть новый тип решения, не сводимый к предыдущему, а в точках сингулярности или смены типов решений - в точках бифуркации - может происходить смена пространственно-временной организации объекта.

В качестве яркого примера возникновения новой пространственно-временной структуры могут служить «химические часы» - химический процесс, в ходе которого раствор периодически меняет свою окраску. Это выглядит так, будто молекулы, находящиеся в разных областях раствора, могут каким-то образом общаться друг с другом. На самом деле в неравновесной системе когерентность поведения молекул резко возрастает. В равновесии молекула «видит» только своих непосредственных соседей и взаимодействует («общается») только с ними. Вдали от равновесия каждая часть системы «видит» всю систему целиком. Можно сказать, что в равновесии материи слепа, а вне равновесия как бы «прозревает». Именно поэтому в неравновесной системе возможны уникальные события и флуктуации, способствующие этим событиям. Можно говорить о расширение масштабов системы и повышении ее чувствительности к внешнему миру. Это лежит в основе эволюции и приводит к возникновению исторической перспективы, то есть возможности появления более совершенных форм организации материи и сознания.

ФИЛОСОФИЯ

С появлением синергетики на смену безальтернативному поступательному процессу эволюции пришла идея, созвучная «творческой эволюции» Анри Бергсона - философии, позволяющей переходить от простых форм организации материи к сложным и от развития по единственной траектории - к эволюции по расходящимся линиям.

Неотъемлемое достоинство философской системы Пригожина - плюральное и объемное видение мира. Человек - не только свидетель, но и творец эпохи. Выбор между детерминированной подчиненностью и определенностью, где высшей добродетелью является покорность обстоятельствам, и активностью свободной личности - этот выбор всегда экзистенциален и даже трагичен, ибо свобода сопряжена с принятием риска и ответственности.

Модернистская физика - квантовая теория, синергетика, современная космология - приводят нас к выводу, что реальность неподконтрольна человеку из-за существования нестабильности, неопределенности, непредсказуемости и стохастичности многих феноменов, причем это относится не только к социальным явлениям или к психологии, но - к так называемому «объективному» миру. Вопреки классической физике, мы не можем полностью контролировать окружающий нас мир нестабильных феноменов или траекторию материальных процессов из-за присутствия на этих траекториях точек бифуркации, в которых ход процесса непредсказуем.

Согласно воззрениям Ильи Пригожина, траектории многих систем нестабильны, а это значит, что мы можем делать достоверные предсказания лишь на коротких временных интервалах между точками бифуркации. Краткость же этих интервалов (называемых также темпоральным горизонтом или экспонентой Ляпунова) означает, что по прошествии определенного периода времени траектория неизбежно ускользает от нас, то есть мы лишаемся информации о ней. Знание открывает нам окна в универсум, но из-за сущностной нестабильности многих процессов абсолютное или исчерпывающее знание невозможно (либо носит вероятностный характер).

Все утопии мертворожденны, ибо не включают в себя стохастичности, неопределенности и вероятности - это в равной мере относится к физическому и социальному мирам, к науке и культуре, где любая заданная тема всегда допускает великое множество продолжений. Это кладет конец претензиям на абсолютный контроль над какой-либо сферой реальности, тем более - любым утопическим мечтаниям об абсолютно контролируемом обществе. Реальность вообще не контролируема в том смысле, который был провозглашен прежней детерминистской наукой.

Пригожин по-новому взглянул на отношения между случайностью и необходимостью - отношения, долгое время бывшего предметом ожесточенных интеллектуальных войн. Философов и теологов веками волновала проблема примирения детерминизма со свободой воли. Одно из хитроумных решений этой проблемы состояло в признании детерминированности всего происходящего в мире - божественным предопределением с оговоркой относительно свободы воли индивида. Бог всё определяет и контролирует, но предоставляет человеку некую свободу выбора, в пределах которой тот волен принимать решения по своему усмотрению. Вернер Гейзенберг и творцы квантовой механики пошатнули идеи определенности и необходимости всего сущего, а философы-экзистенциалисты утвердили идею абсолютности человеческой свободы. Таким образом, уже до Пригожина проблема детерминизма претерпела существенные изменения: «Стирающий всякие различия, обезличивающий подход старого детерминизма сменился всячески подчеркивающим различия эволюционным подходом, основанным на использовании детерминаций» (Эдгар Морен).

Синергетический подход к этой проблеме признал необходимость и случайность (детерминизм и свободу) взаимодополнительными: неравновесная система какое-то время следует «законам природы», но под влиянием флуктуаций в какой-то момент достигает точки бифуркации, в которой принципиально невозможно предсказать, в какое состояние перейдет система. Случайность подталкивает то, что остается от системы, на новый путь развития, а после того как путь (один из многих возможных) выбран, вновь вступает в силу детерминизм - и так до следующей точки бифуркации. Иными словами, случайность и необходимость выступают не как несовместимые противоположности, а как взаимно дополняющие элементы эволюции.

Модернистская наука сущностно нарративна. Если прежде существовала дихотомия - по-преимуществу нарративные (повествовательные) социальные науки и науки естественные (точные), ориентированные на поиск законов природы или вычисляемых траекторий процессов, - то синергетика разрушила такую дихотомию. Реальность включает в себя уникальные процессы - будь то появление или разрушение мироздания, зарождение жизни, появление и исчезновение видов, - а также существование непредсказуемых сингулярностей на эволюционных траекториях. Мы все больше уходим из центра мира: открытия Галилея продемонстрировали, что земля не является центром планетарной системы, Дарвин показал, что человек - лишь элемент в эволюции жизни, а Фрейд и Юнг обнаружили, что даже наше собственное сознание является лишь частью объемлющего его или коллективного бессознательного. В приложении к культуре или человечеству это также означает, что нет и не может быть высших и низших рас, избранных народов или единого (правильного) взгляда на мир.

Совсем по-иному мы должны относиться к понятиям риска и ответственности. В детерминистском мире риск отсутствует, ибо несовместим с рациональностью и одновариантностью. Риск появляется лишь там, где универсум открывается как нечто многовариантное, подобное сфере человеческого бытия. В модернисткой науке место универсума занимают мультиверсум, многомирие и многовариантное видение мира, открывающие природе и человеку бесконечные возможности выбора - кстати, для человека - выбора, означающего определенную этическую ответственность.

Когда государство пытается подавить эволюцию и перемены жестокой силой, говорил Пригожин, оно разрушает смысл жизни, оно создает общество «безвременных роботов». С другой стороны, полностью иррациональный, непредсказуемый мир также будет ужасающим. Поэтому необходимо найти что-то среднее - пробабилистическое описание, или вероятностный стиль мышления, присущий модернистскому научному познанию. Ведь человеческое поведение, всегда подчеркивал Пригожин, не может быть определено никакой научной, математической моделью: «В человеческой жизни у нас нет никаких простых базовых уравнений! Когда вы решаете, будете ли пить кофе или нет, это уже сложное решение. Оно зависит от того, какой сегодня день, любите ли вы кофе и так далее».

По Пригожину история, как совокупность бифуркаций, предельно чувствительна к индивидуальным усилиям. Те бифуркации, которые ведут к новым историческим системам, инициируются гениями-провозвестниками, способными влиять на социокультурную среду и действующие социальные механизмы. Человечеству необходимо как можно быстрее преодолеть несовместимость свободной творческой деятельности Человека и политической власти. Пригожин не просто считал роль индивида более важной, чем государства, но выдвинул тезис: индивидуальная человеческая жизнь - ключевой фактор эволюции человечества.

Мы видим, что синергетика, в которой место устойчивости, порядка, однородности и равновесия занимают неустойчивость, нелинейность, хаос, разупорядоченность и неравновесие - не просто теория самоорганизации материи, сменившая термодинамику, но - новая система миропонимания, учитывающая нелинейность и неравновесность процессов становления «порядка через хаос», а также непредсказуемых бифуркационных изменений, необратимости времени, неустойчивости как основополагающей характеристики процессов эволюции. Проблемное поле синергетики, по Пригожину, центрируется вокруг понятия «сложность», ориентируясь на постижение природы, принципов организации и эволюции мира.

Исследователи обращают внимание на общекультурные коннотации пригожинской синергетики, возможно, впервые в истории науки перебросившей мосты между естественными и гуманитарными науками. Речь идет о глубоких социальных и даже политических обертонах, явно звучащих в книге «Порядок из хаоса». Подобно тому как ньютоновская небесная механика породила аналогии в социологии и политике, пригожинская синергетика допускает далеко идущие параллели.

Например, в «Порядка из хаоса» большое внимание уделено теории организации и дана оригинальная трактовка некоторых психологических процессов, например инновационной деятельности, в которой авторы усматривают связь с «несредним» поведением (nonaverage) выдающихся личностей, аналогичным возникающему в неравновесных условиях.

Важные следствия синергетики возникают также при трактовках коллективного поведения. Социальные отношения определяются не столько генетическими или социобиологическими объяснениями не, но - социальными взаимодействиями в неравновесных условиях.

Не удивительно, что современные экономисты, этнографы, географы, экологи и представители многих других научных специальностей применяют в своих исследованиях идеи синергетики.

Сама жизнь возможна лишь в открытых системах, обменивающихся материей, энергией и информацией с внешним миром.

Понимание времени Прихожиным во многом совпадает с поэтической формулой Поля Валери: «Время - это конструкция». Время не является чем-то готовым, предстающим в завершенных формах перед гипотетическим сверхчеловеческим разумом. Нет и нет! Время конструируется в каждый данный момент, рождая непредсказуемые скачки и сингулярности, а в человеческой культуре - давая человечеству возможность принять участие в процессе такого «конструирования».

Я хотел бы подчеркнуть, что радикальный пересмотр понятия времени - неотъемлемая составная часть грандиозной революции, происходящей в современной науке и культуре.

Включение в рассмотрение времени позволило Пригожину понять не только неравновесные структуры, возникающие как результат необратимых процессов, но рассмотреть динамические, нестабильные системы, полностью меняющие наши представления о детерминизме.

Пригожин рассказывал, что еще в студенческие годы был поражен вопиющими противоречиями в естественнонаучном подходе к проблеме времени и что эти противоречия стали отправным пунктом всей его дальнейшей деятельности.

Как и у Августина Аврелия, навязчивой идеей Пригожина стала природа времени. Само слово «Время» он писал с большой буквы, поскольку вектор времени или время как необратимость и становление возникающего из существующего - было главной темой его научных интересов.

В своих многочисленных интервью он жаловался, что физика недооценивает тот очевидный факт, что время продвигается вперед только в одном направлении. Необходима физическая теория, в основу которой положена необратимость периода реальности. Такая теория, считал Пригожин, станет мостом над пропастью, разделяющей точные и гуманитарные науки, и тем самым продемонстрирует «новое обаяние» природы.

Фактически главная тема книги «Порядок из хаоса» - переоткрытие понятия времени и конструктивная роль, которую необратимые процессы играют в явлениях природы. Авторами найдена новая формулировка динамики, позволяющая уточнить значение необратимости на уровне фундаментальных законов физики.

Пригожин рано понял, что вектор времени - важнейший элемент в структуре Вселенной: «Это приводило меня в некотором смысле в конфликт с великими физиками, типа Эйнштейна, который говорил, что время - это иллюзия». На самом деле необратимость времени - не иллюзия, но суть и смысл эволюции, делающей всех нас не отцами, а детьми времени: «Мы появились в результате эволюции. То, что нам требуется сделать, - это включить эволюционные модели в наши описания. Что нам требуется, так это дарвиновский взгляд на физику, эволюционный взгляд на физику, биологический взгляд на физику».

По Пригожину, сама эволюция сущностно «нестабильна», то есть управляется механизмами, допускающими непредсказуемые скачки, которые способны делать предшествующие события исходным пунктом нового развития, нового глобального взаимообусловленного порядка.

Эволюция - это появление новых уровней организации и череда переходов к новому типу гомеостазиса (относительное динамическое постоянства состава и свойств внутренней среды). Новые уровни организации возникают в точках бифуркации, в каждой из которых возникает «веер» потенциально возможных направлений развития системы.

Открытые системы, обменивающиеся с внешней средой веществом, энергией, и, главное, - информацией, характеризуются иерархией уровневой организации элементов. По мере их развития появляются новые уровни и новая дифференциация системы на подсистемы. При этом каждый новый уровень оказывает обратное воздействие на уровни, сформировавшиеся ранее, видоизменяет их, - и именно таким образом система функционирует как новое целое.

Вопреки термодинамическому принципу энтропии, эволюция Вселенной, материи или жизни отнюдь не приводит к понижению уровня организации и обеднению разнообразия форм. Наоборот, они развиваются в противоположном направлении: от простого к сложному, от низших форм жизни к высшим, от недифференцированных структур к дифференцированным. Со временем уровень внутренней организации Вселенной неуклонно повышается.

Концентрируясь на направленной стреле времени, Пригожин задается вопросом: «Какова специфическая структура динамических систем, позволяющая им «отличать прошлое от будущего»? Каков необходимый для такого различения минимальный уровень сложности»?

Ответ, который дает Пригожин, можно свести к следующему: стрела времени проявляет себя лишь в сочетании со случайностью. Только в том случае, когда система ведет себя достаточно случайным образом, в ее развитии и описании возникает различие между прошлым и будущим и, следовательно, необратимость. Именно необратимые процессы возникновения порядка из хаоса, порождают высокие уровни организации (например, диссипативные структуры).

Интерпретируя в таком свете второе начало термодинамики, Пригожин рассматривал энтропию не как движение к хаосу, а как прародительницу порядка в открытых системах.

Если обратимость присуща замкнутым системам, то необратимость - всей Вселенной, где при неравновесных условиях энтропия может производить не деградацию, а порядок, организацию и, в конечном счете, - жизнь.

Пригожинские представления об энтропии как об источнике организации означают, что энтропия утрачивает характер жесткой альтернативы, возникающей перед системами в процессе эволюции: в то время как одни системы вырождаются, другие развиваются по восходящей линии и достигают более высокого уровня организации. Такой объединяющий, а не взаимоисключающий подход позволяет биологии и физике сосуществовать, вместо того чтобы находиться в отношении контрадикторной противоположности.

Рецензии

Дорогой Игорь, а так уж Хаос является беспорядочным состоянием? По теории хаоса, сложные системы зависимы от первоначальных условий - даже незначительные изменения в окружающей среде приводят к непредсказуемым последствиям. В математике системы с хаотическим поведением являются детерминированными - определяемыми, то есть подчиняются некоторому строгому закону, в котором являются упорядоченными. Да, под жёсткой детерминированностью процессов в мире понимается однозначная предопределённость - у каждого следствия есть строго определённая причина, и причиной всего Бытия является Хаос, но если математика доказывает обратное, что как такового хаоса нет, то не является ли Хаос упорядоченной системой и следствием другого следствия?

Дорогая Даная, постараюсь объяснить ситуацию. С позиции физики броуновское движение частиц газа не позволяет предсказать траекторию каждой частицы, хотя это не исключает возможность описания всей системы, например, законами термодинамики. С позиции гуманитарных наук мы можем делать прогнозы относительно общества, но для поведения единичного человека приходится прибегать к понятию «судьба».

Ежедневная аудитория портала Проза.ру - порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

ИЛЬЯ ПРИГОЖИН

В одной из своих работ Пригожин писал: «Главное - не сила, а архитектура воздействия на сложную систему. Малые, но правильно организованные воздействия обладают необычной эффективностью. А сильные, но неправильные, "лобовые" усилия не дают желаемых результатов и даже наносят вред, если противоречат собственным тенденциям развития системы».

Илья Романович Пригожин родился 25 января 1917 года в Москве. Он был вторым сыном в семье инженера-химика Романа Пригожина и музыкантши Юлии (Вишман) Пригожиной. Благодаря стараниям матери Илья с детства играл на пианино. Ноты, как она позднее вспоминала, он научился читать раньше, чем слова.

В 1921 году семья Пригожиных эмигрировала из России. Сначала они жили в Литве и Германии, а с 1929 года поселились в Бельгии. Годы переездов, по словам Пригожина, породили у него «острую восприимчивость к переменам»: «Начав изучать физику и химию, я был поражен тем, что исчез фактор времени». Пригожин интересовался историей и философией. Будущее же свое он связывал с профессией концертирующего пианиста.

Начальное и среднее образование Пригожин получил в школах Берлина и Брюсселя, а затем изучал химию в Свободном университете в Брюсселе, где его особенно привлекала термодинамика - наука, связанная с тепловой и другими формами энергии. Став здесь же в 1943 году бакалавром естественных наук, Пригожин написал диссертацию о значении времени и превращении в термодинамических системах, за которую два года спустя был удостоен докторской степени. В 1947 году он был назначен профессором физической химии в Свободном университете.

Как пишет Ю.А. Данилов: «Обостренный интерес к проблеме однонаправленности ("стрелы") времени приводит Пригожина к новой интерпретации необратимости. Согласно традиционным представлениям, необратимость возникает не на фундаментальном уровне (где все элементарные процессы описываются обратимыми уравнениями Ньютона), а позднее - при усреднениях или учете краевых и начальных условий. По мнению Пригожина, необратимость возникает на фундаментальном уровне вследствие конечной разрешающей способности прибора, с помощью которого производится наблюдение. Ни человеческий глаз, ни самый точный прибор не могут видеть траекторию - геометрическую линию "без толщины", а различают лишь более или менее тонкие трубки. Все же, что находится внутри таких трубок, становится неразличимым, что и порождает необратимость».

Наибольшую известность принесли ученому работы по феноменологической теории необратимых процессов, Пригожин является одним из основателей современной термодинамики неравновесных процессов.

Хотя основы термодинамики линейных необратимых процессов были заложены исследованиями Л. Онзагера, именно работы Пригожина дали толчок быстрому развитию этого раздела термодинамики, в результате чего термодинамика линейных необратимых процессов к настоящему времени стала столь же завершенной наукой, как и классическая термодинамика. Существенный вклад внес Пригожин и в термодинамику нелинейных необратимых процессов, т.е. в термодинамику систем, далеких от равновесия.

В работах Пригожина предложена оригинальная, так называемая локальная, формулировка второго начала термодинамики и использован в качестве базы для построения термодинамики неравновесных процессов принцип локального равновесия. Этот принцип сводится к утверждению, что в каждом малом элементе объема в целом неравновесной системы существует состояние локального равновесия, причем локальная энтропия является такой же функцией локальных макроскопических переменных, как и в равновесной системе. Этим самым сразу решается сложный вопрос об энтропии неравновесных состояний и возможность использования уравнения Гиббса для описания неравновесных систем.

Важную роль в построении термодинамики линейных необратимых процессов сыграла теорема, известная в литературе под названием теоремы Пригожина. Согласно этой теореме, в стационарном состоянии при фиксированных внешних параметрах скорость продукции энтропии (новое понятие, введенное в термодинамику ученым) в термодинамической системе минимальна. Это положение для закрытых систем было доказано еще Л. Онзагером. Однако именно Пригожин четко показал, что из этой теоремы вытекает совершенно иной критерий эволюции, чем критерий эволюции классической термодинамики, т.е. производство энтропии для необратимых процессов в открытой системе стремится к минимуму (критерий Пригожина).

Критерий эволюции классической термодинамики состоит в том, что энтропия для необратимых процессов в изолированной системе стремится к максимальной величине (критерий Клаузиуса). Теорема Пригожина разрешила важнейший для термодинамики линейных необратимых процессов вопрос о точной характеристике стационарного состояния открытой системы, что резко расширило область применения этого раздела термодинамики.

Как показал Пригожин, теорема о минимуме производства энтропии справедлива только в линейной области и может не выполняться для систем, далеких от равновесия. Поэтому для таких систем требуется новый критерий эволюции, который и был предложен Пригожиным и П. Глансдорфом.

Критерий Глансдорфа-Пригожина для нелинейной термодинамики был, по существу, первой попыткой построения критерия эволюции для систем, далеких от равновесия. В связи с этим возник и подробно разбирается в работах Пригожина вопрос об устойчивости неравновесных состояний систем, далеких от равновесия.

Изучение вопроса об устойчивости привело Пригожина к одному из самых значительных его открытий - к открытию диссипативных структур. В природе существуют два вида структур: равновесные и диссипативные. Равновесные структуры (например, кристаллы) образуются в ходе обратимых превращений, происходящих в системах, близких к равновесию.

Диссипативные структуры возникают в системах, далеких от равновесия, они существуют только благодаря обмену энергии и вещества с внешней средой и стабильны только до тех пор, пока связаны соответствующими потоками с окружающей средой.

Считая, что неравновесность может служить источником организации и порядка, Пригожин представил диссипативные структуры в терминах математической модели с зависимыми от времени нелинейными функциями, которые описывают способность систем обмениваться материей и энергией с внешней средой и спонтанно себя рестабилизировать. Ставший теперь классическим пример диссипативной структуры в физической химии известен как нестабильность Бенарда. Такая структура возникает, когда слои легкоподвижной жидкой среды подогреваются снизу. При достаточно высоких температурных градиентах тепло передается через эту среду, как обычно, и большое число молекул в жидкости образуют специфические геометрические формы, напоминающие живые клетки.

Скоро стало очевидно, что человеческое общество так же, как и биологическая среда, являет собой пример диссипативных и недиссипативных структур. В 1952 году английский математик А.М. Тьюринг первым предположил, что термодинамические нестабильности типа тех, какие были выдвинуты Пригожиным и его коллегами, характерны для самоорганизующихся систем. В шестидесятые и семидесятые годы Пригожин развил созданную им теорию диссипативных структур и описал образование и развитие эмбрионов. Критические точки раздвоения в его математической модели соотносятся с точкой, в которой биологическая система в хаосе становится последовательной и стабилизированной. Пригожин предположил, что его теории и математические модели систем, которые зависят от времени, могут быть применимы к эволюционным и социальным схемам.

В 1961 году Пригожин женился на Марине Прокопович. У них родились два сына. В 1962 году он стал директором Сольвеевского международного института физики и химии в Брюсселе. В 1967 году ученого назначили директором Центра статистической механики и термодинамики Ильи Пригожина, который он основал при Техасском университете в Остине. С тех пор он работал одновременно и в Брюсселе и в Остине.

Пригожин награжден золотой медалью Сванте Аррениуса Шведской королевской академии наук (1969), медалью Баурка Британского химического общества (1972), медалью Котениуса Германской академии естествоиспытателей «Леопольдина» (1975) и медалью Румфорда Лондонского королевского общества (1976). Он стал членом Бельгийской королевской академии наук, Нью-йоркской академии наук, Румынской академии наук, Королевского научного общества в Упсале и Германской академии естествоиспытателей «Леопольдина».

В 1977 году Пригожину была присуждена Нобелевская премия по химии «за работы по термодинамике необратимых процессов, особенно за теорию диссипативных структур». «Исследования Пригожина в области термодинамики необратимых процессов коренным образом преобразовали и оживили эту науку», - сказал С. Классон в своей вступительной речи от имени Шведской королевской академии наук. Эта работа открыла для термодинамики «новые связи и создала теории, устраняющие разрывы между химическим, биологическим и социальным полями научных исследований… Исследования Пригожина отличают также элегантность и прозрачность, поэтому ученого заслуженно называют "поэтом термодинамики"».

Пригожин не только директор Института Сольве в Брюсселе и Центра в Остине, но и неформальный лидер этих небольших, но весьма эффективных научных коллективов, их главный генератор идей.

Круг научных интересов Пригожина очень широк. Им опубликовано около 300 научных работ по различным проблемам физической химии, термодинамики и биологии, получены существенные результаты в таких несхожих областях науки, как теория растворов и статистическая механика, теория биологической эволюции и теория движения автотранспорта.

Пригожин известен в среде своих коллег как обходительный человек и незаурядный ученый, диапазон интересов которого чрезвычайно широк. Он увлечен литературой и археологией, по сей день играет на пианино, очень любит слушать музыку.

Из книги Большая Советская Энциклопедия (ГА) автора БСЭ

Из книги Большая Советская Энциклопедия (ГО) автора БСЭ

Из книги Большая Советская Энциклопедия (ИЛ) автора БСЭ

Из книги Большая Советская Энциклопедия (ПР) автора БСЭ

Из книги Русская мифология. Энциклопедия автора Мадлевская Е Л

Из книги 100 великих праздников автора Чекулаева Елена Олеговна

Илья Пророк Илия - единственный ветхозаветный пророк, которого православная церковь чтит, как и своих святых. Илия, родом из города Фесвы, жил в IX веке до Рождества Христова, двадцать пять лет пророчествовал в Галааде. В его образе соединились черты аскета-подвижника,

Из книги Мифы финно-угров автора Петрухин Владимир Яковлевич

Илья пророк 2 августа - особо почитаемый праздник пророка Ильи.Жил Илья во времена царствования израильского царя Ахава, когда в еврейском народе распространилось язычество. Он боролся против почитания языческих божеств и подвергался за это преследованию. Илья обладал

Из книги Русская литература сегодня. Новый путеводитель автора Чупринин Сергей Иванович

Из книги Словарь славянской мифологии автора Мудрова Ирина Анатольевна

ИЛЬЯ Альманах, учрежденный в 2002 году в честь трагически погибшего поэта И. Тюрина (1980–1999). Учредитель - Фонд памяти Ильи Тюрина, издатель - издат. дом «Грааль». Известны №№ 1–7, издающиеся по итогам ежегодного конкурса на соискание Ильи-премии. Объем - 304 полосы с илл.

Из книги Сказочные герои автора Голдовский Борис Павлович

Илья Муромец Илья Муромец - центральный герой русского героического эпоса. Ему посвящено более десяти былинных сюжетов, каждый из которых известен во множестве записей. Подвиги его не могут изгладиться из памяти народа-пахаря, которого охранял этот богатырь.В.Я. Пропп,

Из книги Славянские боги, духи, герои былин автора Крючкова Ольга Евгеньевна

Илья Муромец Илья Иванович Муромец родился в крестьянской семье, в селе Карачарово, что в Муромском районе Владимирской области. Самый главный русский богатырь. Жизненный путь Ильи Ивановича Муромца был славен и труден.Тридцать лет он сиднем сидел на печи в своем

Из книги Славянские боги, духи, герои былин. Иллюстрированная энциклопедия автора Крючкова Ольга Евгеньевна

Из книги Новейший философский словарь автора Грицанов Александр Алексеевич

Илья Муромец Илья Муромец – персонаж русского эпоса, герой былин.Былина о происхождении Ильи Муромца и обретении им богатырской силы повествует о том, что он крестьянский сын, который родился в селе близ города Мурома. Тридцать лет и три года Илья Муромец не мог ходить, но

Из книги Энциклопедия славянской культуры, письменности и мифологии автора Кононенко Алексей Анатольевич

ПРИГОЖИН (Prigogine) Илья Романович (р. 1917) - бельгийский физик и философ русского происхождения. Лауреат Нобелевской премии по химии (1977). Основатель Брюссельской школы статистической механики и физической химии. Профессор Брюссельского свободного университета. Директор

Из книги Философия Науки. Хрестоматия автора Коллектив авторов

Из книги автора

ИЛЬЯ РОМАНОВИЧ ПРИГОЖИН. (1917-2003) И.Р. Пригожин - известный бельгийский физикохимик, создатель неравновесной термодинамики и лидер брюссельской школы междисциплинарных исследований нелинейных процессов. За работы по термодинамике необратимых процессов (теория