В 18-19 в.в. применялись жестокие методы казни: сожжение на костре, повешение, четвертование. Только аристократов и богатых людей казнили более «почётным» способом - отсечением головы мечом или топором.

Но такие виды казни (топором или мечом), которые предполагали быструю смерть осуждённого, при недостаточной квалификации палача часто вызывали длительную агонию.

Хороший доктор Гильотен придумал казнь на гильотине

Доктор Гильотен (Жозеф Игнас Гильотен) родился в 1738 году. Будучи избран в Учредительное собрание, он в декабре 1789 года внёс в собрание предложение о том, чтобы смертная казнь всегда производилась одним и тем же способом - именно через обезглавливание, и притом посредством машины.

Считалось, что подобная машина является гораздо более гуманным способом казни, чем распространённые в то время. Так как такой механизм обеспечивал бы мгновенную смерть даже при минимальной квалификации палача.

25 апреля 1792 года, после удачных опытов над трупами, в Париже, на Гревской площади, была произведена первая казнь новой машиной - гильотиной.

Обезглавливание при помощи гильотины было распространённой механизированной формой казни, изобретённой незадолго до французской революции. После того как голова была отсечена, палач поднимал её и показывал толпе. Кроме того, гильотина применялась ко всем без исключения слоям населения, что подчёркивало равенство граждан перед законом.

Бытовало мнение, что отрубленная голова могла видеть на протяжении примерно десяти секунд. Таким образом, голову человека поднимали, чтобы он мог в последний миг перед смертью увидеть смеющуюся над ним толпу.

Жива ли голова после отсечения на гильотине?

В 1793 году после казни Шарлотты Корде, которая зарезала одного из лидеров Французской революции Жан-Поля Марата, по свидетельству очевидцев, палач, взяв отрезанную голову за волосы, глумливо отхлестал ее по щекам. К огромному изумлению зрителей лицо Шарлотты покраснело, а его черты скривились в гримасе негодования.

Так был составлен первый документальный отчет очевидцев о том, что отрубленная гильотиной голова человека способна сохранять сознание. Но подобное наблюдение было далеко не последним.

В отличие от рук и ног в голове находится мозг, мысленный центр, способный сознательно управлять движениями мускулов. При отсечении головы, в принципе, никакой травмы мозгу не наносится, таким образом он способен функционировать, пока недостаток кислорода не приведет к потере сознания и смерти.

отрывок из кинофильма «Белое солнце пустыни»

По воспоминаниям очевидцев, английский король Карл I и королева Анна Болейн после казни от руки палача шевелили губами, пытаясь что-то сказать.

Категорически выступая против использования гильотины, немецкий ученый Зоммеринг ссылался на многочисленные записи врачей о том, что лица казненных искривлялись от боли, когда доктора пальцами касались среза позвоночного канала.

Самое знаменитое из такого рода свидетельств принадлежит перу доктора Борьё, который обследовал голову казненного преступника Анри Лангиля. Врач пишет, что в течение 25-30 секунд после декапитации он дважды звал Лангиля по имени, и тот каждый раз открывал глаза и устремлял свой взор на Борьё.

Юдифь и олоферн караваджо

Сама казнь гильотиной занимает считанные секунды, обезглавленное тело мгновенно сталкивалось подручными палача в подготовленный глубокий ящик с крышкой. В этот же период упраздняются должности региональных палачей.

В Германии рубка гильотиной (нем. Fallbeil) использовалась с 17-18 веков и была стандартным видом смертной казни вплоть до её отмены в 1949 году. Параллельно, на некоторых землях Германии практиковалось и обезглавливание при помощи топора, окончательно отмененное лишь в 1936 году. В отличие от французских образцов 19-20 веков, немецкая гильотина была гораздо ниже и имела металлические вертикальные стойки и лебёдку для подъёма ножа.

Последняя казнь через отсечение головы гильотиной была произведена в Марселе, в период правления Жискара д’Эстена, 10 сентября 1977 года. Казнённого арабского происхождения звали Хамида Джандуби. Это была последняя смертная казнь в Западной Европе.

доктор Гильотен

«Целью изобретения было создание безболезненного и быстрого метода казни.» — Жозеф Игнас Гильотен

Вам также будет интересно:

Нашли опечатку? Выделите фрагмент текста и отправьте нажатием Ctrl+Enter. Если вам понравился этот материал, поделитесь со своими друзьями.

Несмотря на некоторые различия в деталях, картина, которую Кёстлер набрасывает для Англии XIX века, вполне сохраняет свою достоверность и для Франции XVIII столетия. Если в некоторых узких кружках и чувствовалось влияние Беккариа и Вольтера, смертная казнь в то время едва ли ставилась под вопрос и для большинства ее обоснованность казалась само собой разумеющейся. Ж.-Ж. Руссо допускает, что жизнь гражданина - лишь «условный дар» государства. Монтескье утверждает: смертная казнь «вытекает из природы вещей, почерпается из разума, из истоков добра и зла». Для Дидро, «поскольку жизнь - величайшее из благ, каждый согласен, чтобы общество имело права лишить этого блага того, кто его лишил бы других». В следующем столетии Бенжамен Констан, испытавший сильное влияние английского либерализма, воспринимает ту самую аргументацию, которая позволила британским властям сохранить за высшей мерой наказания столь обширное поприще и на столь долгий срок:

Я предпочел бы, - пишет он в Комментарии к Филанжьери , - нескольких презренных палачей, нежели толпу тюремщиков, жандармов, ищеек; я предпочел бы, чтобы немногие презренные агенты превратились в окруженные ужасом публики машины смерти, нежели чтобы повсюду мы видели людей, за нищенскую плату низведенных до положения собак с человеческим пониманием...

Как мы можем наблюдать, теория о предпочтительности палача полиции не удержалась по ту сторону Ла Манша. Но вернемся к дореволюционной эпохе. Смертная казнь не только опиралась на практически всеобщее согласие ее необходимости, но и в применении своем давала повод для всех злоупотреблений, которые Артур Кёстлер разоблачает в своей собственной стране. Здесь не имеет смысла возвращаться к описанию толп, окружавших виселицы. Приведем только следующие знаменитые слова: когда Дамьена казнили расплавленным свинцом, кипящим маслом и четвертованием, один из членов академии приложил немало усилий, чтобы пробиться сквозь толпу и попасть в первый ряд. Мастер заплечных дел заметил его и сказал: «Пропустите его, это ж любитель».

У смертной казни, кроме таких «любителей», были еще и адвокаты, каких, к счастью, сейчас она уже не имеет. Таков знаменитый Серван, заместитель прокурора в парламенте Гренобля. Небесполезно процитировать произнесенную им в 1766 году речь об отправлении уголовного правосудия:

Воздвигайте эшафоты, возжигайте костры, влеките виновного на площадь среди публики, созывайте народ громкими криками: вы услышите его плески в ответ на возглашение вашего приговора, как на возглашение мира и свободы; вы увидите, как он течет на сии ужасающие позорища, власно на торжественное празднество законов; вместо оных пустых сожалений, оной бездельной жалости, вы узрите, как торжествует сия радость и сия мужественная нечувствительность, каковую внушают вкус к миру и отвращение к злодеяниям, и каждый, видя в виновном своего личного неприятеля, вместо того чтобы обвинять казнящего за отмщение жесточайшее, не узрит здесь ничего, разве токмо справедливость закона. Все будет сими устрашающими картинами и спасительными мыслями исполнено, и каждый распро-

странит оные в недрах собственного семейства; и здесь длинная повесть, с жарким пылом рассказанная и с равным вниманием выслушанная, раскроет детям, кои вокруг рассказчика собрались, и запечатлеет в их юной памяти образ преступления и возмездия, любовь к законам и к отечеству, уважение и доверенность к властям. Сельские обыватели, также свидетели сих примеров, посеют семена оных вокруг своих хижин, вкоренив в грубых душах их обитателей любовь к добродетели.

Безусловно, для таких образчиков красноречия комментарии не нужны. Тем не менее мы не можем удержаться от того, чтобы процитировать одно исполненное здравого смысла толкование, которое в 1827 году приводит некто Дюкпесьо, пересказывая Беккариа в своем произведении, посвященном смертной казни:

Чтобы смертная казнь была действенной, нужно, чтобы экзекуции повторялись с не слишком значительным промежутком; но чтобы промежуток между экзекуциями не был слишком значительным, необходимо, чтобы нарушения законов были достаточно частыми; таким образом, пресловутая действенность высшей меры наказания основывается на частоте совершаемых преступлений, которую она призвана предотвратить.

Несмотря на усилия защитников смертной казни, она была впервые значительно ограничена как раз в первые годы революции. Ограничено поле применения - Кодекс 1791 года сводит к тридцати двум количество преступлений, наказываемых смертью, в то время как прежнее законодательство предусматривало сто пятнадцать таких случаев. Было также введено и ограничение другого рода, оставившее лишь один способ осуществления казни.

Вплоть до упразднения Людовиком XVI в 1780 году пытки на предварительном следствии - упразд-

нения, которое он подкрепил ордонансом в 1788 г., - уголовная процедура оставалась точно такой, как она была утверждена ордонансом 1670 г., о котором можно сказать, что он изначально санкционировал анахроничную и ретроградную практику. Но ведь и Людовик XVI, отменяя пытку, делал это не без колебаний:

Мы весьма далеки от того, чтобы с великой легкостью решиться отменить законы древние и утвержденные долгим опытом. Нашей мудрости надлежит не оказывать легких возможностей для введения во все области нового права, подрывавшего бы основы и могущего постепенно привести к опасным новшествам...

Таким образом, дабы нисколько не подрывать основы, король только отменяет пытку. Напротив, смертная казнь непоколебимо сохраняет свои позиции.

Существовало четыре способа ее осуществления: обезглавливанием, повешением, колесованием и сожжением на костре1. Церемониал, сопровождавший осуждение, - как правило, приговоренных казнили в самый день вынесения приговора - был столь сложен, что у обреченного, если сентенция выносилась в полдень, не было никаких шансов быть казненным до ночи или до утра следующего дня. Все время между вынесением приговора и казнью было заполнено многочисленными и сложными формальностями, останавливаться на которых, несомненно, не имеет смысла.

Что касается способов казни, они определялись судьями в зависимости от совершенного преступления и личности преступника.

Обезглавливание, осуществляемое мечом, - часто его завершали топориком - было предназначе-

но для знати, по крайней мере когда приговор не лишал благородного преступника его привилегий. Виселица была оставлена для простолюдинов, если они не заслуживали ни колеса, ни костра. То есть по большей части она карала преступления против собственности. Кроме того, это был самый распространенный способ наказания для женщин, которых не подвергали колесованию, чтобы не оскорблять скромность зрителей. Вот описание казни на виселице, приведенное Анселем (Crimes et Cha-timents аи XVIIIе siecle ):

Закрепив на шее жертв три веревки, то есть две тортузы - веревки толщиной в мизинец, и жет , названный так потому, что его назначение - сбросить преступника с лестницы, палач первый поднимается задом и с помощью веревок помогает подняться осужденному. Затем тем же порядком поднимается исповедник и, пока он увещевает жертву, палач закрепляет тортузы на перекладине виселицы; и пока исповедник начинает спускаться, палач ударом колена при помощи жета заставляет жертву оттолкнуться от лестницы, и та повисает в воздухе, а скользящие узлы тортуз сдавливают ей шею. Затем палач, держась руками за столбы виселицы, поднимается над связанными руками жертвы и ударами колена в желудок и толчками завершает казнь. Есть парламенты, предусматривающие, что палач, оставляя более длинные тортузы , взбирается на плечи жертвы и ударами пяток в желудок, заставив ее повернуться четыре раза, заканчивает казнь проворнее.

Добавим, что у женщин, как правило, лицо было покрыто вуалью и что в тот момент, когда исповедник спускался с лестницы, толпа, собранная для участия в зрелище, запевала Salve Regina . Палач дожидался конца гимна и после этого отталкивал жертву от лестницы.

Обычно тело оставалось на виселице в течение одного дня, затем его отвозили на свалку, если осо-

бое определение приговора не предписывало сжечь его, развеять пепел по ветру или выставить тело на проезжей дороге.

Колесо предназначалось для виновных в предумышленном убийстве, в разбое на большой дороге, в заранее обдуманном убийстве и в краже со взломом. Его же применяли к рецидивистам, к виновным в насилии над незамужней девушкой. Равным образом оно использовалось для наказания неудачных преступлений - засад, клеветнических доносов, даже если им не был дан ход. Это была кара для лишенных дворянства, после того как их гербы чернили и разбивали перед эшафотом. Она же предусматривалась для убийц родителей или жены, а также для убийц священников. Все эти последние должны были публично покаяться, потом их колесованные тела сжигались, безразлично, оставались они в живых или нет . Этот способ казни во Франции был в употреблении вплоть до 1791 года. Он осуществлялся в два этапа; описание я заимствую также у Анселя:

Первый этап : воздвигается эшафот, посередине которого плашмя укрепляется андреевский крест, сделанный из двух брусьев, соединенных в месте пересечения, где есть выемки, соответствующие середине бедер, голеней, нижней и верхней части рук. Преступник, обнаженный, в одной рубашке, растягивается на этом кресте, его лицо обращено к небу; палач, приподняв рубашку на руках и на бедрах, привязывает его к кресту веревками на всех суставах и кладет его голову на камень. Затем, взяв квадратный железный прут толщиной в полтора дюйма с закругленной ручкой, он наносит мощные удары по всем связкам, напротив каждой выемки, и завершает дело двумя или тремя ударами по желудку.

Второй этап : ...тело преступника переносят на маленькое колесо от кареты, чья ступица перепилена снаружи и

которое располагается горизонтально на оси. Палач, согнув ему бедра снизу так, чтобы с другой стороны пятки касались головы, прочно привязывает его к этому колесу и оставляет его какое-то время на всеобщее обозрение. Иногда его выставляют на большой дороге и там бросают навсегда.

Следовательно, палач наносил жертве одиннадцать ударов прутом: два по каждой конечности и три по телу. Чаще всего преступник был еще жив, когда его привязывали к колесу и оставляли ждать конца. По крайней мере в тех случаях, когда приговор не предусматривал в качестве дополнительной кары сожжение заживо после колесования.

Бывало и так, что приговор предполагал retentum in mente curiae , то есть секретное распоряжение, не сообщавшееся жертве, согласно которому палач должен был задушить жертву шнурком во время экзекуции. Такого рода retentum точно определял количество ударов прутом, которые необходимо было дать жертве, прежде чем закончить казнь.

Последняя разновидность казни - костер. Обычно он предназначался отцеубийцам, отравителям, женоубийцам, содомитам и поджигателям. После 1750 года, как мы видели, это наказание могло быть комбинировано с колесом или виселицей. В этом последнем случае речь шла о сожжении мертвого тела, в то время как в первом обреченный мог быть как мертв, так и еще жив. Весьма любопытно, что такого рода совмещение имело целью не столько усилить первое наказание, сколько облегчить второе: сжигая уже колесованного человека, сокращали его огненные мучения, рассматриваемые как более жестокие сравнительно с колесованием.

Используемая процедура не заслуживает долгих описаний. Отметим только, что, в противополож-

ность большинству произведений, представляющих сцены такого рода, осужденный в этом случае размещался не наверху костра, а в его центре, его голова едва выступала над кучей хвороста, дров и соломы, из которых состоял костер. До центра оставляли свободной своего рода траншею, через которую осужденного вели к столбу, где его и привязывали. Затем костер поджигался изнутри, то есть как можно ближе к жертве, и палач уходил через ту же траншею, которую он заполнял по мере своего удаления соломой и хворостом.

По Анселю, нет никаких данных, подтверждавших, что осужденный был одет в пропитанную серой рубашку, ни что хворост был перевязан лодочным крюком, который палач вонзал в сердце жертвы сразу после зажжения костра, как иногда говорили.

Нельзя не отметить особый характер, которым обладали казни в дореволюционную эпоху: они содержали элементы, предназначенные для того, чтобы усложнить, если не вовсе погубить, будущую жизнь жертвы, как ее представляли себе католики. Тела, выброшенные на свалку, оставленные на большой дороге либо сожженные, никогда, таким образом, не хоронили на освященной земле. Если сохранность трупа не обеспечивалась, воскресение из мертвых становилось не столь надежным. Таким образом, наказание было тотальным, оно не ограничивалось земной жизнью и человеческим обществом.

Вопреки протестам юристов - таких, например, как д"Агессо, - к концу предреволюционной эпохи, следовательно, наличествовало четыре разновидности казни, определяемые не только особенно-

стями совершенного преступления, но иногда и личностью преступника.

Нужно воздать должное доктору Гильотену: он первым выразил перед лицом Национального собрания протест против такого порядка вещей. 9 октября 1789 года он предложил шесть новых статей к «декрету о предварительном преобразовании уголовной процедуры», первая из которых звучала так:

Одинаковые правонарушения подвержены одному и тому же роду наказания, независимо от ранга и рода деятельности виновного.

Не менее важными были и следующие предложения:

Во всех случаях, когда закон вынесет обвиняемому смертный приговор, наказание будет одним и тем же, какова бы ни была природа правонарушения, в коем он виновен. Осужденный будет казнен усекновением головы.

Поскольку преступление имеет личный характер, казнь виновного не будет влечь за собой бесчестья для его семьи. Честь принадлежащих к оной не будет запятнана никоим образом, и все они сохранят равный и полный доступ ко всякого рода профессиям, служебным местам и званиям.

Всякий, кто осмелится попрекать гражданина казнью одного из его близких, будет наказан...

Конфискация имущества осужденного никоим образом не должна иметь места, и приговорить к оной нельзя ни в каком случае.

Тело казненного будет выдано его семейству, если оно того просит; во всех случаях оно получит обычное погребение, и в регистре не будет никакого упоминания о роде смерти.

В тот день предложение доктора Гильотена было отложено. Он возобновляет его 1 декабря. В своем выступлении он впервые предлагает использовать машину, которой будет суждено получить его имя. Его речь часто прерывалась аплодисментами.

«Часть Собрания, в сильном волнении, требует принять решение немедленно. Другая, по-видимому, намеревается ей воспрепятствовать» (Archives parlementaires , lre serie, t. X, p. 346). По настойчивому побуждению герцога де Лианкура первая статья, поставленная на голосование, принимается единодушно, в той форме, которую мы только что сообщили выше. Но последняя фраза, «осужденный будет казнен усекновением головы», не фигурирует в тексте.

Вторично возобновленный 21 января 1790 года проект получает одобрение; что касается первых четырех статей, их принимают с некоторыми редакционными поправками, но без упоминания о принятом едином способе казни. Статья, предложенная доктором Гильотеном, где in fine 2 фигурировало следующее положение - «преступник будет обезглавлен с помощью простого механизма» - была отложена.

30 мая 1791 года Лепелетье де Сен-Фаржо, представляя проект Уголовного кодекса, открывает свое выступление вопросом: «Будет ли сохранена смертная казнь? » Редакционный комитет придерживается того мнения, что ее следует сохранить. Таким образом начинаются дебаты, которые продлятся три дня. Большая часть выступлений заслуживает цитирования. В особенности - выступление Дюпора с первого заседания, подтверждающее для нас тот факт, что уголовный ордонанс 1670 года применялся по всей строгости почти два года спустя после взятия Бастилии:

«Только что ваш слух был поражен шумом от этой ужасающей казни, самая мысль о коей заставляет содрогнуться; можете ли вы позволить, чтобы столь жестокий предмет,

колесо, еще продолжал существовать?» (Arch, parl ., 1re serie, t. XXVI, p. 618).

На том же заседании берет слово Робеспьер и произносит длинную речь, смесь убийственных аргументов и невыносимой словесности «в античном вкусе». Вот ее завершение:

В Афины принесли новость, что в городе Аргос граждане были приговорены к смерти, и все побежали в храмы и стали заклинать богов, чтобы они отвратили афинян от столь жестоких и пагубных мыслей. Я буду молить не богов, но законодателей, которые должны быть органами и истолкователями вечных законов, предписанных божеством человечеству, - стереть в Кодексе французов кровавые законы, предписывающие юридическое убийство, коего не приемлют их нравы и новая Конституция. Я хотел бы доказать им: 1) что смертная казнь несправедлива в своей основе; 2) что она не более сдерживает, нежели другие наказания, и что она умножает преступления более, нежели предотвращает.

Несмотря на аббата Мори, который прервал его с криком (аргумент легко узнаваем), что «нужно просить г. Робеспьера, чтобы он отправился проповедовать свое мнение в Бондийском лесу», Робеспьер продолжает:

Смертная казнь необходима, утверждают приверженцы древней и варварской рутины; без нее для преступления нет достаточно надежной узды. Кто вам это сказал? Сосчитали ли вы все средства, которыми уголовные законы могут воздействовать на человеческую чувствительность?

Законодатель, предпочитающий смерть и свирепость наказаний более мягким средствам, которые в его власти, поражает общественную стыдливость, притупляет нравственное чувство у народа, коим он правит, подобно неумелому наставнику, который частым применением жестоких кар делает более грубой и менее возвышенной душу своего питомца; наконец, он истощает и ослабляет средства правительства, намереваясь пользоваться ими с большим напряжением и силой.

Прислушайтесь к голосу справедливости и разума: он вопиет к нам, что человеческие суждения никогда не могут быть достаточно верны, чтобы общество могло предать смерти человека, приговоренного другими людьми, подверженными заблуждениям. Пусть бы вы выдумали самый справедливый судебный порядок, пусть бы вы нашли судей самых неподкупных и просвещенных, - все равно останется место для ошибок и предубеждения.

Первый долг законодателя - образовывать и защищать общественные нравы, источник всякой свободы, источник всякого общественного благополучия; когда, чтобы добиться какой-либо частной цели, он уклоняется от этой цели - общей и основной, он совершает грубейшую и пагубнейшую ошибку. Нужно ведь, чтобы закон непрестанно представлял народам чистейший образец справедливости и разума. Если на место этой могущественной, спокойной и умеренной суровости, которая должна стать его отличительной чертой, он ставит гнев и отмщение; если он проливает человеческую кровь, которую он мог бы сберечь и которой он не имеет права проливать; если он выставляет на всенародное позорище сцены жестокости и трупы, умерщвленные пытками, он меняет местами в душах граждан идеи справедливости и несправедливости; в недрах общества он дает способ произрастать зародышам жестоких предрассудков, которые, в свою очередь, производят на свет следующие... Человек более не является святынею для другого человека. Идея о его достоинстве принижается, когда государственные власти играют его жизнью...

И Робеспьер заключил свою речь, требуя упразднить смертную казнь.

На заседании следующего дня Мужен де Рокфор и в особенности Брилла-Саварен (гастроном) высказались в пользу ее сохранения. Затем Дюпор, в обстановке равнодушия и разговоров в зале, произносит длинную речь, которую дважды заставляет прервать поднявшийся шум, - в пользу упразднения. Однако в финале ему удается привлечь внимание Собрания, - настолько, что оно решает напечатать его речь. В тот же день г. Жалле, кюре, депутат от

Пуату, начинает речь против смертной казни такими потрясающими в своей безыскусной простоте словами:

Я думаю, что смертная казнь бессмысленна и бесполезна. Я убежден, что законодатели не имеют права ее устанавливать; если это ошибка, она не опасна, и да будет мне позволено подкрепить мою идею выражением чувства, которое для меня является лучшим из доказательств.

Предложение г. Жалле включало упразднение не только смертной казни, но и любого пожизненного наказания.

1 июня Собрание решает сохранить смертную казнь. Лепелетье де Сен-Фаржо предлагает, чтобы она была сведена к простому лишению жизни, но Гара требует, чтобы отцеубийце отрубали кисть руки. В то же время Кюстин высказывает желание, чтобы она не только не сопровождалась пытками, но и осуществлялась за закрытыми дверями. Тогда Собрание охватывает нечто вроде умопомрачения: Легран требует, чтобы отцеубийцы, убийцы детей и цареубийцы были выставлены в течение нескольких дней на месте их казни; Дюфо заявляет, что высшая мера наказания, сведенная к простому лишению жизни, рискует «утратить свою действенность как пример» и требует, чтобы ее сопровождали «импонирующие» аксессуары. В конце концов собрание постановляет ввести принцип, согласно которому, «не отягощая никого мучительством, смертная казнь будет иметь свои степени».

3 июня Лепелетье де Сен-Фаржо добивается принятия Собранием первых двух статей Уголовного кодекса:

Ст. 1. Наказания, назначаемые обвиненным, которых присяжные признают виновными, суть: смертная казнь,

Ст. 2. Смертная казнь будет состоять исключительно в лишении жизни, к осужденным не будет применено никаких пыток.

Статья 3 была сформулирована так: «Каждый осужденный будет казнен посредством усекновения головы ». Эта статья послужила поводом для долгого спора. Некоторые, из соображений гуманизма, предлагали сохранить виселицу. Докладчик прерывает дискуссию, чтобы сказать: «некий друг человечества» только что сообщил ему идею, которая, «может быть, примирит мнения», «она заключается в том, чтобы привязать осужденного к столбу и удушить с помощью ворота». Со своей стороны, герцог де Ла Рошфуко-Лианкур высказывается в пользу обезглавливания, чтобы не видеть более, как людей - он имеет в виду знатных - вешают без суда, с чем можно было столкнуться в последнее время. В конечном итоге данная статья была принята, равно как и следующая:

Ст. 4. Казнь должна иметь место на открытой для публики городской площади, куда приглашаются и присяжные.

Можно задаться вопросом, почему, коль скоро «механизм», предложенный доктором Гильотеном, еще не был принят, а такой вид казни, как обезглавливание мечом, казался весьма жестоким, Собрание столь упорно пыталось его принять. Нужно не забывать, что именно такова была казнь, предназначенная для благородных преступников. Пришедший к власти класс в ослеплении требовал для себя привилегий, в коих до сих пор ему было отка-

зано: одной из них и было право умереть от удара меча по шее, а не на виселице.

В начале 1792 года парижский палач Сансон вручает министру юстиции Дюпору «Записку об исполнении смертной казни через отсечение головы с изложением различных представляемых ею неудобств, к коим она вероятно будет чувствительна». Этот доклад настаивает на своего рода сотрудничестве со стороны жертвы, которого требует данная разновидность казни:

Чтобы казнь могла совершиться в соответствии с видами закона, необходимо, чтобы не чинилось ни малейшего препятствия со стороны приговоренного, исполнитель был весьма ловок, приговоренный - весьма стоек, без чего невозможно исполнить оную казнь мечом без того, чтоб происходили опасные сцены (цит. Ludovic Pichon, Code de la guillotine , p. 75).

К этому моменту гильотину еще не успели соорудить. Посему 3 марта 1792 года Дюпор направляет в Национальное собрание письмо, где утверждает:

Под смертной казнью наши новые законы подразумевают исключительно лишение жизни. Они приняли обезглавливание в качестве наказания, наиболее соответствующего этим принципам. В сем отношении они обманулись, или, по крайней мере, чтобы достичь таковой цели, нужно сыскать и ввести во всеобщее употребление форму, которая соответствовала бы сему, и чтобы просвещенное человечество усовершенствовало оный способ предания смерти.

В тот же день Директория парижского департамента также обратилась к Национальному собранию, что, коль скоро необходимо исполнить смертный приговор, и исполнитель, «за отсутствием опыта» , мог «превратить обезглавливание в ужасающую пытку», безотлагательно нужно принять декрет о способе наказания по статье 3 Уголовного кодекса.

13 марта 1792 года Национальное собрание сочло «слишком прискорбными» для публичного обсуждения доклад, представленный доктором Луи, непременным секретарем Хирургической академии, и письма Дюпора. Оно распорядилось опубликовать документы. Вот вывод доклада доктора Луи:

Учитывая структуру шеи, где центральное место занимает позвоночник, составленный из множества костей, чьи сочленения стыкуются внахлест, так что нельзя найти сустав, невозможно рассчитывать на скорое и полное отделение головы, доверяя дело исполнителю, чья ловкость и умение подвержены переменам от моральных и физических причин; для надежного исполнения процедуры необходимо сделать его зависимым от неизменяемых механических средств, для коих равным образом возможен расчет силы и действенности. К таковым выводам пришли в Англии; там тело преступника кладется на живот между двумя столбами, сверху соединенными поперечным брусом, откуда на шею при посредстве щеколды падает топор с выпуклым лезвием. Обратная сторона инструмента должна быть достаточно мощной и тяжелой, чтобы действовать эффективно, как подвесной молот для забивки свай; известно, что его сила увеличивается в рассуждении высоты, на которую он поднят.

Соорудить подобный механизм с неизбежным эффектом действия легко; обезглавливание осуществится мгновенно, сообразно духу и пожеланиям нового законодательства; будет несложно испытать оный на трупах и даже на живом баране. Позднее станет ясно, возникнет ли необходимость зажать голову пациента подковою на уровне основания черепа, чтобы рога или продолжения этой подковы можно было зафиксировать чекою под эшафотом; это устройство, буде окажется в нем потребность, не произведет впечатления - его едва заметят.

Постановляется, что статья 3 раздела I Уголовного кодекса будет исполняться по способу указанному и образом,

принятым в соответствии с заключением, подписанным непременным секретарем Хирургической академии, каковое будет приложено к настоящему декрету; в силу сего исполнительной власти дается полномочие осуществить необходимые издержки для осуществления сего рода казни, чтобы это производилось единообразно во всем королевстве.

Когда решение было принято, Рёдерер принял необходимые меры для сооружения такого механизма. Первая сделка была заключена с плотником Гидоном, который поставлял оборудование для осуществления правосудия. Он просил 5 600 ливров. Эту цену сочли чрезмерной, и потому заботу о сооружении первой гильотины возложили на механика Тоббиаса Шмидта из Страсбурга, который занимался изготовлением пианино. Сначала он просил 960 ливров, потом остановился на цене в 812 ливров.

Первый опыт провели над тремя трупами в Бисетре 17 апреля 1792 года «в присутствии комиссии, в кою входили доктор Луи, доктор Кабани, палач Шарль-Анри Сансон в сопровождении своего брата и двух сыновей. Были внесены некоторые изменения: доктор Луи предложил косой профиль лезвия вместо горизонтального; архитектор Жиро, купно с господином Фуке, рассмотрев механизм, отметил некоторые подлежащие исправлению недостатки» (Ludovic Pichon, op. cit ., p. 21).

25 апреля 1792 года некто Жак Пелетье, приговоренный к смерти за разбой на дороге, был впервые казнен с помощью гильотины. Затем ее использовали безостановочно.

Мы сочли необходимым изложить эти подробности относительно истоков ныне используемого способа казни. Что касается этой области, мы живем решениями юристов и администраторов эпохи Революции, в той мере, в какой они устояли при Пер-

вой Империи. Изменения в процедуре казни приговоренных к смерти с тех пор касались только деталей, за одним только исключением: с 1939 года гильотина не работает публично.

Стоит, однако же, отметить, что наполеоновский Уголовный кодекс сделал шаг назад и допустил, что в некоторых случаях лишение жизни может сопровождаться пытками. Статья 13 Уголовного кодекса предусматривала:

Виновного, приговоренного к смерти за отцеубийство, приводят на место казни в рубашке, босиком и с головой, покрытой черным покрывалом. Он стоит на эшафоте, пока судебный исполнитель читает народу постановление о приговоре; затем ему отрубают кисть правой руки и немедленно предают его смерти.

Эта статья подверглась изменениям 28 апреля 1832 года; отрубание кисти было отменено, равным образом отменялись клеймение и выставление у позорного столба.

Будучи приговорен к смерти, узник становится предметом особой бдительности со стороны пенитенциарных властей; необходимо, чтобы он не избежал казни и чтобы лишение жизни - предназначенное для него наказание - не осуществилось по его собственной воле.

Инструкция префектам министра внутренних дел (Ludovic Pichon, op. cit ., p. 61) определяет необходимые меры, причем в таком стиле, который сам по себе заслуживает внимания:

Для приговоренных к смертной казни должны быть предусмотрены общепринятые меры предосторожности, то есть:

Их надлежит сразу после произнесения приговора облачить в смирительную рубашку;

За ним необходимо следить постоянно, днем и ночью, либо через сменяющих друг друга караульных, либо через

полицейских чиновников или агентов, назначенных кем следует, по просьбе директора или начальника караула.

Привлекая Ваше внимание к предшествующим инструкциям, я не имею нужды, господин префект, добавлять, что Ваши обязанности не ограничиваются их строгим исполнением. Не только физическими предосторожностями, но и моральным воздействием на задержанных Вы сумеете достичь того, чтобы помешать повторению печальных происшествий, огорчивших власти. Без сомнения, должно исследовать камеру и удалить оттуда предметы, могущие облегчить самоубийство; но прежде всего следует изучить и не терять из виду человека. Когда отвращение к существованию, страх перед карою или некоторого рода нравственный кризис сменяют или подавляют в нем жизнеохраняющие инстинкты, хорошо, если он почерпнет в частых беседах с лицами, которых бдительность закона поставила в близкое сношение с ним, силы отвлечься от преступных покушений. Общение с начальником караула, директором, врачом, тюремным священником должно быть регулярным и постоянным. Ничто не сможет победить внушения одиночества и отчаяния лучше их влияния и увещеваний. Вызывайте на соревнование, поощряйте всеобщую ревность, чтобы достичь результата, споспешествование которому все должны принимать близко к сердцу.

Примите, и проч.

Министр внутренних дел Ла Валетт

Трудно себе представить, какое наказание представляет для узника постоянное ношение смирительной рубашки. Вот что говорит об этом испытавший ее на себе человек, Арман Барбе:

Одежда, о которой идет речь, представляет собой, как известно, грубую куртку из толстой холстины, с отверстием, в отличие от иных видов одежды, со стороны спины и снабженную длинными узкими рукавами, несколько превосходящими край ладони. Отверстие сзади застегивается ремешками на пряжках, а у рукавов на краях есть несколько прорезей, которые портные называют глазками; в них продернута веревка, достаточная для того, чтобы стянуть рукав, как мешок. После того как это сделано, вам связывают руки одну на другой, потом оборачивают веревку несколько раз

вокруг тела и, пропустив ее в предплечьях, стягивают узлом между лопатками. Подвергшийся этой операции человек может только шевелить ногами. Но что неприятнее всего - нельзя найти сносного положения для сна. Если вы устраиваетесь на боку, вес тела на руку доводит вас до судорог; если на спине, узел от веревки и пряжки ремней впиваются вам в тело. За неимением лучшего я устроился в таком положении; но боль была слишком сильной, и уснуть мне не удалось; после одной или двух бесплодных попыток я сказал себе, что сон всегда был своего рода предварительной смертью и что, поскольку жить мне оставалось всего несколько часов, надо было их употребить на приведение в порядок своих мыслей (Deux jours de condamnation a mort , par le citoyen Armand Barbes, representant du peuple, Paris, s. d.).

С того времени использование смирительной рубашки было отменено. Осужденные на смерть, вернувшись в тюрьму после вынесения приговора, заковывались в ножные кандалы, облачались в форму из дрогета и находились денно и нощно под наблюдением караула, размещенного рядом с их камерой. В этой последней никогда не тушили свет. Тем не менее в течение нескольких месяцев было сделано первое исключение из правила: Гастон Доминичи хотя и был приговорен к смерти, но в уважение к своему возрасту избавлен от кандалов.

С приготовлениями, непосредственно предшествующими смертной казни, публика в подробностях ознакомилась в 1952 году благодаря фильму Андре Кэйятта Мы все - убийцы . Напомним, как они осуществляются.

Под утро прокурор Республики, секретарь суда и адвокат осужденного, а также несколько чиновников от пенитенциарных властей собираются в тюрьме. Они идут к блоку приговоренных к смерти и останавливаются у входа, чтобы никого не разбудить звуком шагов. Двое караульных снимают обувь и

подходят к двери камеры. Через окошечко тюремной камеры они убеждаются в том, что приговоренный спит. Затем открывают дверь, бросаются на узника, хватают его, связывают ему руки за спиной и спутывают ноги, не считаясь с тем, будет ли он оказывать сопротивление или предоставит им исполнять свои обязанности. Судейские и чиновники, а также адвокат приговоренного проходят в камеру, и до сведения заключенного доводится, что его прошение о помиловании было отклонено. Затем - эпизод с сигаретой и со стаканом рома. Воротник рубашки разрезают, и обреченного со спутанными ногами выносят через блок приговоренных к смерти; по большей части эти несчастные протестуют против казни. Затем осужденного отводят в часовню, где он может выслушать мессу и причаститься. Потом, все еще со спутанными ногами, - его тащат экзекутор и его помощники - заключенного доставляют в тюремный двор, где установлена гильотина. Роже Гренье в своем романе Чудовища (Gallimard), приводит дневник одного из парижских палачей, где дается точное представление о последних мгновениях казни:

Чтобы бросить упирающегося узника прямо на доску, мы несли его на вытянутых руках. В Сантэ была возможность использовать инерцию спуска с лестницы. Более того, этот спуск давал еще и то преимущество, что можно было синхронизировать шаги двух помощников, несущих упирающегося приговоренного. Подойдя к нижним ступенькам лестницы, нам оставалось сделать две раскачки. Таким образом задавалась инерция движения точно к отверстию, и приговоренный в результате резкого броска катился вместе с доскою вплоть до края рамы. Положение шеи потом приходилось подправлять чрезвычайно редко. Именно совокупность таких незначительных деталей обеспечивает скорость и надежность казни. В своих путах осужденный способен пере-

двигаться лишь маленькими шажками. Обычно мы его слегка подгоняем. Веревка стесняет его в движении. Он начинает семенить, и его последний рефлекс, его внимание направлены на то, чтобы не упасть. Это стремление часто мешает ему заметить машину, и он оказывается перед доской, не успев отдать себе отчета в том, что же, собственно, произошло. Бросок - и он летит кубарем, попадая в отверстие практически всегда сам собою. Палач размыкает это отверстие, которое затем закрывается, и потом он освобождает нож. Удар - и все кончено.

Несколько слов о палаче. Закон от 3 июня 1793 года постановлял, чтобы в каждом департаменте Республики при уголовных судах назначали одного палача. Их жалованье было установлено в размере 2 400, 4 000 и 6 000 ливров, в зависимости от численности населения в городах, где они исполняли свои обязанности. Некоторые дополнительные льготы были им дарованы декретом от 3 фримера II года.

В послании Директории от 21 сентября 1796 года приводится жалоба на недостаток палачей в некоторых департаментах и даются инструкции о том, как его избежать. Равным образом Директория заботится и о других вещах:

Подчас жалуются на то, с каковою безграничною наглостию эти слуги правосудия ведут себя при осуществлении казней. Нельзя ли было бы в сих случаях, а также тогда, когда они обретались бы пьяными, дать комиссару Исполнительной власти полномочия предать их исправительному суду, который установил бы деяние и назначил бы им срок тюремного заключения, который не может быть менее трех дней и более трех месяцев; в течение сего времени они были бы должны осуществлять казни, для чего их выпускали бы из места заключения и отводили бы туда обратно на срок, назначенный в вынесенном против них постановлении.

Королевский ордонанс от 7 октября 1832 года, принимая во внимание упразднение некоторого чис-

ла наказаний (позорный столб, клеймение), но не упоминая о главной причине той меры, которая была им предусмотрена (постоянное сокращение числа казней), наполовину уменьшал число палачей.

Постановление от 9 марта 1848 года предполагало, что в распоряжении каждого апелляционного суда будет лишь один главный палач, а также помощник палача в каждом департаменте, подведомственном этому апелляционному суду. Помощники были упразднены, кроме двух департаментов Сены и департамента Корсики. Необходимость присутствия помощников обусловило, кажется, не число совершенных на этом острове преступлений, а тот факт, что палач не мог с такой же легкостью, как в остальных ведомствах апелляционного суда, прибегнуть к пособию помощников в соседних департаментах.

Декрет от 26 июня 1850 года постановляет, что в ведомстве апелляционного суда будет только один палач, а также палач с помощником на Корсике. Наконец, согласно декрету от 25 ноября 1870 года во Франции (кроме Корсики и Алжира) будет только один палач и пять помощников палача. Дополнительные распоряжения предстояло принять на предмет палачей в колониях, и в особенности в Кайенне, колонии-тюрьме, где гильотина имела много случаев действовать, пока сюда высылались каторжники.

Ордонанс 1670 года предусматривал смертную казнь за 115 преступлений. Мы видели, что Уголовный кодекс 1791 года свел число случаев применимости смертной казни до тридцати двух. Этот упадок смертной казни продолжался в течение всего

XIX века, различные меры мало-помалу сокращали ее поприще, в то время как те, которые могли привести к расширению такового, обладали ограниченным характером (например, закон от 15 июля 1845 года предусматривал смертную казнь для тех, кто вызывал аварию на железной дороге, приведшую к гибели людей). И действительно, сокращение числа смертных казней не прекращалось с 1791 по 1939 год. С 1939 года очевидным образом выявились признаки движения в обратном направлении.

Если Кодекс 1791 года предусматривал еще 32 преступления, за которые можно было подвергнуться смертной казни, Кодекс брюмера IV года сокращал это число до тридцати, а наполеоновский - до двадцати семи. В 1832 году под влиянием Гизо пересмотр Кодекса привел к упразднению еще шестнадцати случаев применения смертной казни. Их оставалось 16 к 1848 году, когда декрет временного правительства, а потом Конституция в статье 5 упразднили смертную казнь за политические преступления.

Более того, пересмотр Уголовного кодекса в 1832 году позволил ввести в закон понятие смягчающего обстоятельства. То есть суд, независимо от рассматриваемого преступления, отныне имел возможность избежать смертного приговора. Это положение, лишая смертный приговор автоматического характера, должно было послужить основой последовательного уменьшения количества смертных приговоров, то есть упадка смертной казни, обусловленного не изменением законодательной системы, но правоприменительной практикой и, следовательно, нравами.

Если не считать приговоров, которые выносились в военное время, то накануне 1914 года смертью наказывались следующие преступления: отцеубийство (ст. 299 Уголовного кодекса), убийство (ст. 302), отравление (ст. 301), постоянное жестокое обращение с детьми, практикуемое с целью вызвать их смерть (312), незаконное лишение свободы с физическими пытками (434), лжесвидетельство, приведшее к вынесению смертного приговора (361). К этому нужно добавить закон 1845 года о железных дорогах.

В то время как в политической области смертная казнь была упразднена с 1848 года, а согласно Военному кодексу, она предусматривалась только за дезертирство к врагу, декрет 1939 года - то есть изданный накануне войны - восстанавливал ее для покушений на внешнюю безопасность государства, даже в мирное время и даже со стороны гражданских лиц. Этот декрет, не отмененный до сих пор, отметил начало восстановления роли смертной казни, свидетелями чего мы являемся до настоящего времени3.

После появления этого декрета были приняты и другие меры: принимается закон, предусматривающий смертную казнь за грабежи и кражи, совершенные в жилищах и зданиях, покинутых во время войны (1 сентября 1939 года), смертная казнь за тяжелые экономические правонарушения (закон от 4 октября 1946 года). В 1950 году г-жа Жермена Дегрон (социалистка) и г. Амон (Народно-республиканское движение) внесли предложение, предусматривающее применение смертной казни к детоубийцам, хотя статьи 312 и 434, как представляется, применимы к этому преступлению. Но более все-

го беспокойства вызвало принятие закона от 23 октября 1950 года» изменяющего статью 381 Уголовного кодекса и предусматривающего смертную казнь за вооруженный грабеж; практически в течение столетия это был первый раз, когда посягательство на чужую собственность, а не на человеческую жизнь стало рассматриваться как преступление достаточно тяжкое, чтобы вызвать смертный приговор.

Возможно, число и насильственный характер вооруженных посягательств в послевоенный период объясняют это решение; тем не менее они не в состоянии его оправдать. Допустить, чтобы грабеж в какой бы то ни было форме карался смертной казнью, - значит вернуть собственности тот священный характер, от признания которого наши нравы и идеи в течение двух последних столетий окончательно отошли.

Сфера применения смертной казни, изначально сужаясь, потом снова стала расширяться; но количество смертных приговоров - в особенности приведенных в исполнение - при этом беспрерывно уменьшалось в течение более ста лет. Вот что показывают данные статистики.

С 1826 по 1830 год во Франции выносится в среднем 111 смертных приговоров в год; с 1841 по 1845 - по 48; с 1846 по 1850 - по 49; с 1856 по 1856 - по 53.

Количество вынесенных приговоров

Количество исполненных приговоров

Родившийся в Германии в 1908 году Эжен Вейдман начал заниматься воровством с юного возраста и, даже повзрослев, не бросил свои криминальные привычки.

Отбывая пятилетний срок в тюрьме за грабеж, он встретил будущих партнеров по преступлениям Роже Мильона и Жана Блана. После освобождения все трое начали работать вместе, похищая и грабя туристов вокруг Парижа.

1. 17 июня 1938 года. Эжен Вейдман показывает полиции пещеру в лесу Фонтенбло во Франции, где он убил медсестру Жанин Келлер.

Они ограбили и убили молодую танцовщицу из Нью-Йорка, шофера, медсестру, театрального продюсера, антинацистского активиста и агента по недвижимости.

Сотрудники управления национальной безопасности в конце концов вышли на след Вейдмана. Однажды, вернувшись домой, он обнаружил у дверей двух поджидавших его офицеров полиции. Вейдман выстрелил в офицеров из пистолета, ранил их, но тем все-таки удалось повалить преступника на землю и обезвредить его с помощью молотка, лежавшего у входа.

В результате нашумевшего судебного разбирательства Вейдман и Мильон были приговорены к смертной казни, а Блан - к 20 месяцам тюрьмы. 16 июня 1939 года президент Франции Альбер Лебрен отклонил ходатайство о помиловании Вейдмана и заменил Мильону смертный приговор на пожизненное заключение.

Утро 17 июня 1939 года Вейдман встретил на площади у тюрьмы Сен-Пьер в Версале, где его ждали гильотина и свист толпы.

8. 17 июня 1939 года. Толпа собирается вокруг гильотины в ожидании казни Вейдмана возле тюрьмы Сен-Пьер.

Среди желающих посмотреть казнь зрителей был будущий известный британский актер Кристофер Ли, которому в то время было 17 лет.

9. 17 июня 1939 года. По пути к гильотине Вейдман проходит мимо ящика, в котором будут транспортировать его тело.

Вейдмана поместили в гильотину, и главный палач Франции Жюль Анри Дефурно без промедления опустил лезвие.

Присутствующая на казни толпа вела себя очень несдержанно и шумно, многие из зрителей прорывались через оцепление, чтобы смочить носовые платки в крови Вейдмана в качестве сувениров. Сцена была настолько ужасной, что президент Франции Альбер Лебрен полностью запретил публичные казни, аргументируя это тем, что вместо сдерживания преступности они способствуют пробуждению низменных инстинктов людей.

Гильотина, первоначально изобретенная как быстрый и относительно гуманный метод убийства, продолжала использоваться в непубличных казнях до 1977 года, когда в Марселе при закрытых дверях исполнили смертный приговор Хамиде Джандуби. Смертная казнь во Франции была отменена в 1981 году.

Родившийся в Германии в 1908 году, Эжен Вейдман начал заниматься воровством с юного возраста и даже повзрослев не бросил свои криминальные привычки.

Отбывая пятилетний срок в тюрьме за грабеж, он встретил будущих партнеров по преступлениям, Роже Мильона и Жана Блана. После освобождения все трое начали работать вместе, похищая и грабя туристов вокруг Парижа.

17 июня 1938 года. Эжен Вейдман показывает полиции пещеру в лесу Фонтенбло во Франции, где он убил медсестру Жанин Келлер.

Они ограбили и убили молодую танцовщицу из Нью-Йорка, шофера, медсестру, театрального продюсера, антинацистского активиста и агента по недвижимости.

21 декабря 1937 года. Вейдмана уводят в наручниках после ареста полицией.

Сотрудники управления национальной безопасности в конце концов вышли на след Вейдмана. Однажды, вернувшись домой, он обнаружил у дверей двух офицеров полиции, поджидавших его. Вейдман выстрелил в офицеров из пистолета, ранил их, но тем всё-таки удалось повалить преступника на землю и обезвредить его с помощью молотка, лежавшего у входа.

24 марта 1939 года.
Март 1939 года. Вейдман во время суда.
Март 1939 года.
Март 1939 года. Установка специальных телефонных линий для суда.

В результате нашумевшего судебного разбирательство, Вейдман и Мильон были приговорены к смертной казни, а Блан — к 20 месяцам тюрьмы. 16 июня 1939 года президент Франции Альбер Лебрен отклонил ходатайство о помиловании Вейдмана и заменил Мильону смертный приговор на пожизненное заключение.

Июнь 1939 года. Вейдман на суде.

Утро 17 июня 1939 года Вейдман встретил на площади у тюрьмы Сен-Пьер в Версале, где его ждали гильотина и свист толпы.

17 июня 1939 года. Толпа собирается вокруг гильотины в ожидании казни Вейдмана возле тюрьмы Сен-Пьер.

Среди желающих посмотреть казнь зрителей был будущий известный британский актер Кристофер Ли, которому в то время было 17 лет.

17 июня 1939 года. Вейдмана по пути к гильотине проходит мимо ящика, в котором будут транспортировать его тело.

Вейдмана поместили в гильотину и главный палач Франции Жюль Анри Дефурно без промедления опустил лезвие.

17 июня 1939 года. Вейдман в гильотине за секунду до того, как упадет лезвие.

Присутствующая на казни толпа вела себя очень несдержанно и шумно, многие из зрителей прорывались через оцепление, чтобы смочить носовые платки в крови Вейдмана в качестве сувениров. Сцена была настолько ужасной, что президент Франции Альбер Лебрен полностью запретил публичные казни, аргументируя это тем, что вместо сдерживания преступности они способствуют пробуждению низменных инстинктов людей.

Гильотина, первоначально изобретенная, как быстрый и относительно гуманный метод убийства, продолжала использоваться в непубличных казнях до 1977 года, когда в Марселе при закрытых дверях исполнили смертный приговор Хамиду Джандуби. Смертная казнь во Франции была отменена в 1981 году.

Под конец жизни человек, носивший «чудовищное», по его собственному мнению, имя Гильотен, обратился к властям наполеоновской Франции с просьбой поменять одноименное название страшного приспособления для казни, но его просьба была отклонена. Дело в том, что даже не Гильотен был автором чертежей, по которым в 1792 году было изготовлено первое рабочее устройство. Однако впоследствии к «машине смерти» каким-то непостижимым образом прилипло имя Гильотена и, несмотря на все усилия его семейства, упорно держится и поныне.
Гильотина стала первым «демократическим» способом казни и быстро вошла в обиход на всей территории Франции. По оценкам историков, за первые десять лет с ее помощью было обезглавлено 15 тыс. человек.

Многие могут удивиться тому факту, что последняя публичная казнь с помощью гильотины произошла во Франции в 1939 году, и это устройство еще продолжало использоваться в непубличных казнях до 1977 года.

1.1939 год - последняя публичная казнь с помощью гильотины.

Вот подробности этой казни...

Родившийся в Германии в 1908 году, Эжен Вейдман начал заниматься воровством с юного возраста и даже повзрослев не бросил свои криминальные привычки. Отбывая пятилетний срок в тюрьме за грабеж, он встретил будущих партнеров по преступлениям, Роже Мильона и Жана Блана. После освобождения все трое начали работать вместе, похищая и грабя туристов вокруг Парижа.
Они ограбили и убили молодую танцовщицу из Нью-Йорка, шофера, медсестру, театрального продюсера, антинацистского активиста и агента по недвижимости.

Сотрудники управления национальной безопасности в конце концов вышли на след Вейдмана. Однажды, вернувшись домой, он обнаружил у дверей двух офицеров полиции, поджидавших его. Вейдман выстрелил в офицеров из пистолета, ранил их, но тем всё-таки удалось повалить преступника на землю и обезвредить его с помощью молотка, лежавшего у входа.

2. 17 июня 1938 года. Эжен Вейдман показывает полиции пещеру в лесу Фонтенбло во Франции, где он убил медсестру Жанин Келлер.

В результате нашумевшего судебного разбирательство, Вейдман и Мильон были приговорены к смертной казни, а Блан — к 20 месяцам тюрьмы.

16 июня 1939 года президент Франции Альбер Лебрен отклонил ходатайство о помиловании Вейдмана и заменил Мильону смертный приговор на пожизненное заключение.

Утро 17 июня 1939 года Вейдман встретил на площади у тюрьмы Сен-Пьер в Версале, где его ждали гильотина и свист толпы.

6. 17 июня 1939 года. Толпа собирается вокруг гильотины в ожидании казни Вейдмана возле тюрьмы Сен-Пьер.

Среди желающих посмотреть казнь зрителей был будущий известный британский актер Кристофер Ли, которому в то время было 17 лет.

7. 17 июня 1939 года. Вейдмана по пути к гильотине проходит мимо ящика, в котором будут транспортировать его тело.

Вейдмана поместили в гильотину и главный палач Франции Жюль Анри Дефурно, без промедления опустил лезвие.

Присутствующая на казни толпа вела себя очень несдержанно и шумно, многие из зрителей прорывались через оцепление, чтобы смочить носовые платки в крови Вейдмана в качестве сувениров.
Сцена была настолько ужасной, что президент Франции Альбер Лебрен полностью запретил публичные казни, аргументируя это тем, что вместо сдерживания преступности они способствуют пробуждению низменных инстинктов людей.

Гильотина, первоначально изобретенная, как быстрый и относительно гуманный метод убийства, продолжала использоваться в непубличных казнях до 1977 года, когда в Марселе при закрытых дверях исполнили смертный приговор Хамиду Джандуби. Смертная казнь во Франции была отменена в 1981 году.

9. Хамид Джандуби перед казнью 1977 год.

Видео из фильма с последней казнью Хамиду Джандуби (видео рабочее, несмотря на картинку):

И еще немного подробнее про Гильотена:

Жозеф Игнас Гильотен родился 28 мая 1738 года в провинциальном городке Сэнт, в семье не самого преуспевающего адвоката. И, тем не менее, с младых ногтей впитал некое особое чувство справедливости, переданное ему отцом, ни за какие деньги не соглашавшимся защищать обвиняемых, если он не был уверен в их невиновности. Жозеф Игнас, якобы сам уговорил родителя отдать его на воспитание к отцам иезуитам, предполагая облачиться в сутану священнослужителя до конца своих дней.

Неизвестно, что отвратило молодого Гильотена от этой почтенной миссии, но в определенный срок он неожиданно даже для самого себя оказался студентом медицины сначала в Реймсе, а потом в Парижском университете, который и закончил с выдающимися результатами в 1768 году. Вскоре его лекции по анатомии и физиологии не могли вместить всех желающих: портреты и отрывочные воспоминания рисуют молодого доктора маленьким, ладно скроенным человеком с изящными манерами, обладающим редкостным даром красноречия, в глазах которого светилась некая восторженность.

Joseph-Ignace Guillotin

День рождения: 28.05.1738 года
Место рождения: Сэнт, Франция
Год смерти: 1814
Гражданство: Франция

Можно только удивляться тому, сколь радикально изменились взгляды того, кто некогда претендовал на роль служителя церкви. Как лекции Гильотена, так и его внутренние убеждения обнаруживали в нем законченного материалиста. Еще не были забыты великие врачи прошлого, такие как Парацельс, Агриппа Неттесгеймский или отец и сын ван Гельмонт, еще трудно было отрешиться от представлений о мире как о живом организме. Однако молодой ученый Гильотен уже ставил под сомнение утверждение Парацельса о том, что «натура, космос и все его данности — единое великое целое, организм, где все вещи согласуются меж собой и нет ничего мертвого. Жизнь — это не только движение, живут не только люди и звери, но и любые материальные вещи. Нет смерти в природе — угасание какой-либо данности, есть погружение в другую матку, растворение первого рождения и становление новой натуры».

Все это, по мнению Гильотена, было чистой воды идеализмом, несовместимым с модными, рвущимися к господству новыми материалистическими убеждениями века Просвещения. Он, как это и полагалось молодым естественникам его времени, несравнимо больше восхищался своими знакомыми — Вольтером, Руссо, Дидро, Гольбахом, Ламерти. Со своей медицинской кафедры Гильотен с легким сердем повторял новое заклинание эпохи: опыт, экперимент — экперимент, опыт. Ведь человек — это прежде всего механизм, он состоит из винтиков и гаечек, их надо только научиться подкручивать — и все будет в порядке. Собственно, мысли сии принадлежали Ламерти — в своем труде «Человек-машина» великий просветитель утверждал весьма узнаваемые и сегодня идеи о том, что человек есть не что иное, как сложно организованная материя. Те же, кто считает, будто мышление предполагает существование бестелесной души, — дураки, идеалисты и шарлатаны. Кто когда-нибудь видел и трогал эту душу? Так называемая «душа» прекращает существование тотчас после смерти тела. И это — очевидно, просто и наглядно.

А потому вполне естественно, что врачи парижской медицинской Академии, к которой принадлежал и Гильотен, столь дружно возмутились, когда в феврале 1778 года в столице объявился австрийский врачеватель Франц Антон Месмер, широко известный тем, что открыл магнетический флюид и первым применил для лечения гипноз. Месмер, разрабатывавший идеи своего учителя ван Гельмонта, эмпирическим путем открыл механизм психического внушения, однако посчитал, что в организме целителя циркулирует особая жидкость — «магнетический флюид», через который на больного действуют небесные тела. Он был убежден, что одаренные целители могут пассами передавать эти флюиды другим людям и таким образом излечивать их.

…10 октября 1789 года члены Учредительного собрания долго шумели и не хотели расходиться с заседания. Мсье Гильотен внес на обсуждение важнейший закон, касающийся смертной казни во Франции. Он стоял перед законодателями торжественный, воодушевленный и говорил, говорил. Основная его мысль заключалась в том, что смертная казнь тоже должна быть демократизирована. Если до сих пор во Франции способ наказания зависел от благородства происхождения — преступников из простонародья обычно вешали, сжигали или четвертовали, и лишь дворян удостаивали чести обезглавливания мечом, — то теперь эту безобразную ситуацию следует в корне изменить. Гильотен на секунду запнулся и заглянул в свои записи.

— Чтобы быть достаточно убедительным сегодня, я провел немало времени в беседах с мсье Шарлем Сансоном…
При упоминании этого имени в зале мгновенно наступила немая тишина, словно все одновременно внезапно лишились дара речи. Шарль Анри Сансон был потомственным палачом города Парижа. Семья Сансонов удерживала, так сказать, монополию на это занятие с 1688 по 1847 год. Должность передавалась в семействе Сансонов от отца к сыну, а если рождалась девочка, то палачом обречен был стать ее будущий муж (если, конечно, таковой находился). Впрочем, эта работа была весьма и весьма высокооплачиваемой и требовала совершенно исключительного мастерства, поэтому своему «искусству» палач начинал обучать сына, едва тому исполнялось четырнадцать.

Гильотен, в самом деле, частенько захаживал в дом мсье Сансона на улицу Шато д`О, где они беседовали и нередко музицировали дуэтом: Гильотен неплохо играл на клавесине, а Сансон — на скрипке. Во время разговоров Гильотен заинтересованно расспрашивал Сансона о трудностях его работы. Надо сказать, что Сансону редко доводилось делиться своими заботами и чаяниями с приличным человеком, поэтому долго тянуть его за язык не приходилось. Так, Гильотен узнал о традиционных приемах милосердия людей этой профессии. Когда, например, осужденного возводят на костер, то палач обычно подставляет багор с острым концом для перемешивания соломы, точно напротив сердца жертвы — чтобы смерть настигла его до того, как огонь с мучительным замедленным смаком начнет пожирать его тело. Что же касается колесования, этой невиданной по жестокости пытки, то тут Сансон признался, что палач, всегда имеющий в доме яд в виде крошечных пилюль, как правило, находит возможность незаметно подсунуть его несчастному в перерывах между пытками.

— Итак, — продолжал Гильотен в зловещей тишине зала, — я предлагаю не просто унифицировать способ смертной казни, ведь даже такой привилегированный метод умерщвления, как обезглавливание мечом, тоже имеет свои недостатки. «Завершить дело при помощи меча можно лишь при соблюдении трех важнейших условий: исправности инструмента, ловкости исполнителя и абсолютного спокойствия приговоренного, — продолжал цитировать Сансона депутат Гильотен, — кроме того, меч нужно выправлять и точить после каждого удара, иначе быстрое достижение цели при публичной казни становится проблематичным (бывали случаи, что отрубить голову удавалось едва ли не с десятой попытки). Если же казнить придется сразу нескольких, то времени на заточку нет, а значит, нужны запасы «инвентаря» — но и это не выход, поскольку осужденные, вынужденные наблюдать за гибелью предшественников, оскальзываясь в лужах крови, часто теряют присутствие духа и тогда палачу с подручными приходится работать, как мясникам на бойне…»
— Хватит об этом! Наслушались! — вдруг нервно взметнулся чей-то голос, и собрание внезапно заволновалось — присутствующие зашипели, засвистели, зашикали.
— У меня есть кардинальное решение этой ужасной проблемы, — выкрикнул он, перебивая шум.

И четким, ясным голосом, как на лекции, сообщил присутствующим, что он разработал чертеж механизма, который позволит мгновенно и безболезненно отделять голову от туловища осужденного. Он повторил — мгновенно и абсолютно безболезненно. И торжествующе затряс в воздухе какими-то бумагами.

На том историческом заседании постановили рассмотреть, исследовать и уточнить проект «чудодейственного» механизма. Им помимо Гильотена вплотную занялись еще три человека — лейб-медик короля хирург Антуан Луи, немецкий инженер Тобиас Шмидт и палач Шарль Анри Сансон.

…Задумывая облагодетельствовать человечество, доктор Гильотен тщательно изучил те примитивные механические конструкции, которые использовались для лишения жизни когда-либо ранее в других странах. За образец он взял древнее приспособление, используемое, например, в Англии с конца XII по середину XVII века, — плаху и что-то вроде топора на веревке… Нечто подобное существовало в Средние века и в Италии, и в Германии. Ну, а затем — с головой ушел в разработку и усовершенствование своего «детища».

Историческая справка: есть мнение, что что гильотину изобрели НЕ во Франции. На самом деле гильотина из Галифакса, графство Йоркшир. «Виселица из Галифакса» состояла их двух пятиметровых деревянных столбов, между которыми находилось железное лезвие, которое закреплялось на перекладине, заполненной свинцом. Управлялось данное лезвие с помощью веревки и вОрота. Оригиналы документов свидетельствуют, что при помощи данного приспособления в период с 1286 по 1650 год казнили по крайней мере пятьдесят три человека. Средневековый город Галифакс жил благодаря торговле сукном. Громадные нарезы дорогой материи сушились на рамах из дерева около мельниц. При этом, в городе стало процветать воровство, которое стало для него большой проблемой и торговцам было нужно эффектное средство устрашения. Это и устройство наподобие его, под названием «The Maiden» или «Шотландская Дева», вполне возможно, могли вдохновить французов, чтобы позаимствовать основную идею и дать ей собственное название.

Весной 1792 года Гильотен в сопровождении Антуана Луи и Шарля Сансона приехал к Людовику в Версаль — обсудить готовый проект механизма казни. Несмотря на нависшую над монархией угрозу, король продолжал считать себя главой нации, и его одобрение получить было необходимо. Версальский дворец был почти пуст, гулок, и Людовик XVI, обычно окруженный шумной, оживленной свитой, выглядел в нем до нелепого одиноким и потерянным. Гильотен заметно волновался. Но король сделал только одно-единственное меланхоличное, но поразившее всех замечание: «К чему полукруглая форма лезвия? — спросил он. — Разве у всех одинаковые шеи?» После чего, рассеянно присев к столу, собственноручно заменил на чертеже полукруглое лезвие на косое (позднее Гильотен внес важнейшую поправку: лезвие должно падать на шею осужденного точно под углом 45 градусов). Как бы то ни было, но изобретение Людовик принял.

А в апреле все того же 1792-го Гильотен уже суетился на Гревской площади, где устанавливали первое приспособление для обезглавливания. Вокруг собралась огромная толпа зевак.

— Ишь, какая красавица, эта мадам Гильотина! — сострил какой-то нахал.

Так, от одного злого языка к другому, в Париже прочно утвердилось слово «гильотина».

Историческая справка: Первые предложения Гильотена были переработаны доктором Антуаном Луи, который служил секретарем в Академии хирургии, и именно по его чертежам в 1792 году сделали первую гильотину, которой дали название «Луизон» или «Луизетта». А еще в народе ее стали ласкательно называть «луизетткой».

Гильотен и Сансон позаботились о том, чтобы опробовать изобретение сначала на животных, а потом на трупах — и, надо сказать, работало оно отменно, подобно часам, требуя при этом минимального человеческого участия.

Конвент, наконец принял «Закон о смертной казни и способах приведения ее в исполнение», и отныне, за что и ратовал Гильотен, смертная казнь игнорировала сословные различия, став для всех одной, а именно — «мадам Гильотиной».

Общий вес этой машины составлял 579 кг, топор же весил более 39,9 кг. Процесс отсечения головы занимал в общей сложности сотую долю секунды, что являлось предметом особой гордости медиков — Гильотена и Антуана Луи: они не сомневались, что жертвы не страдают. Однако «потомственный» палач Сансон (в одной частной беседе) попытался разуверить доктора Гильотена в его приятном заблуждении, утверждая, что он доподлинно знает, что после отсечения головы жертва в течение нескольких минут все еще продолжает сохранять сознание и эти страшные минуты сопровождаются не поддающейся описанию болью в отсеченной части шеи.

— Откуда у вас эти сведения? — недоумевал Гильотен. — Это абсолютно противоречит науке.

Сансон же в глубине души скептически относился к новой науке: в недрах его много чего на своем веку повидавшего семейства хранились всякие предания — его отцу, деду и братьям не раз доводилось иметь дело и с ведьмами, и с колдунами, и с чернокнижниками — они всякого успевали порассказать палачам перед казнью. А потому он позволил себе усомниться в гуманности передовой технологии. Но Гильотен смотрел на палача с сожалением и не без ужаса, думая, что, скорее всего, Сансон переживает из-за того, что отныне будет лишен работы, так как приводить в действие механизм Гильотена сможет кто угодно.