Текст работы размещён без изображений и формул.
Полная версия работы доступна во вкладке "Файлы работы" в формате PDF

Введение

Актуальность. В 2017 году исполняется сто лет со дня Великой российской революции. Появляется множество трудов историков и публицистов дающих ответ на вопрос: какая социальная группа сыграла ключевую роль в данном событии, не только ознаменовавшем создание первой в мире альтернативной капитализму политической системы, но и определившем путь развития России на много десятилетий вперед? Можно не без оснований предположить, что такой социальной группой являлась интеллигенция, включающая в себя работников умственного труда и представителей творческих профессий. Ведь произведения искусства, с одной стороны, отражают авторское восприятие реальности, а с другой - формируют отношение к реальности читателя, зрителя, слушателя; в период Великой российской революции появлялось немало стихотворений, плакатов, театральных постановок, как воспевающих свержение монархии, так и осуждающих действия революционеров.

Но в 1917 году социальная прослойка интеллигенции была не так многочисленна: людей с высшим образованием, занимающихся умственным трудом, насчитывалось примерно 23 тысячи (0, 02% от всего населения страны) (1). В современной России, по данным Организации экономического сотрудничества и развития на 2014 год, люди с высшим образованием составляют 54% от населения страны, учитывая возрастную категорию от 25 до 64 лет. То есть, проблема роли интеллигенции в историческом процессе на данный момент актуальна для России.

Цель: проанализировать роль интеллигенции как социальной группы в историческом процессе на примере событий Великой российской революции 1917 года через поэтические произведения, написанные в 1917-20 гг.

Задачи:

проанализировать мнения философов и социологов об основных признаках интеллигенции, роли интеллигенции в жизни общества;

оценить роль интеллигенции в событиях Великой российской революции 1917 года;

провести анкетирование среди учащихся и педагогического состава высшего учебного заведения г. Читы, выявить, что опрошенные подразумевают под интеллигенцией;

сделать выводы о роли интеллигенции в историческом процессе.

Объект исследования: интеллигенция в России в начале XX века как социальная прослойка

Предмет исследования: поэтические произведения о событиях Великой российской революции, написанные в 1917-20 гг.

Методы: теоретический (анализ поэтических произведений и исторической литературы), эмпирический (проведение опроса).

Глава I. Интеллигенция как социальная группа, признаки интеллигенции

Слово «интеллигенция» произошло от латинского intelligens, что означает «разумный, мыслящий». Ожегов в «Словаре русского языка» даёт следующее определение понятию «интеллигенция»: «Интеллигенция - социальная прослойка, состоящая из работников умственного труда, обладающих образованием и специальными знаниями в различных областях науки, техники и культуры». Однако в начале XX века место интеллигенции в обществе являлось дискуссионным вопросом: существовали разные мнения о том, является ли интеллигенция классом или представляет собой особую социальную группу. Н. А. Бердяев полагал, что интеллигенция не является классом - она выше класса и преследует общечеловеческие цели. Философ писал: «У нас образовалась особенная социальная группа интеллигенции, с своеобразной психикой, с характерными чертами лица, которые легко узнать даже на большом расстоянии» (17). Другие считали интеллигенцию классом (Н. И. Бухарин, А.С. Изгоев). Большее доверие внушает первая позиция, считающая интеллигенцию социальной группой, ведь интеллигенцию, бесспорно, формируют люди разных классов и сословий. История подтверждает это многочисленными примерами. Стоит хотя бы упомянуть гениальных философов Древней Греции: Сократа, сына каменотеса, и Платона, сына знатного афинского гражданина Аристона, ведущего своё происхождение от легендарного аттического царя Кодра. Несмотря на различия в социальном статусе, оба философа приобрели мировую известность как люди, проявившие неординарные умственные способности.

Интеллигенция как социальная группа является субъектом исторического процесса. Докажем это на примере Великой российской революции 1917 года, оценив роль интеллигенции в революционном движения и укреплении успеха революции.

Глава II. Участие интеллигенции в ключевых событиях 1917 года

На момент 1914 года, по данным ЦСК МВД, на территории России проживало 178 378,8 тысяч человек. Из них только 23 тысячи являлись представителями интеллигенции (2). Стоит отметить, что начало XX века ознаменовалось расцветом поэзии, живописи, музыки, театра и архитектуры. Росло число учебных заведений, в которых увеличивалось количество учеников. Интеллигенция, представлявшая к тому времени социальную группу, искала выражения своих интересов - в 1905 году была создана кадетская партия.

В системе политических партий России конституционно-демократическая партия занимала особое место. Это была партия интеллектуалов, аккумулировавшая в своих рядах цвет российской интеллигенции начала XX в., мечтавшей о радикальном преобразовании страны парламентским путем и на основе общечеловеческих ценностей. Идейные и организационные истоки формирования конституционно-демократической партии генетически связаны с теми качественными изменениями, которые произошли в русском либерализме на рубеже XIX-XX вв.

В условиях нарастающего общественного недовольства наиболее ярко проявил себя лидер кадетской партии П. Н. Милюков. Его выступление в Думе 1 ноября 1916 года ознаменовалось ставшей впоследствии знаменитой речью «Глупость или измена?». В ней П.Н. Милюков бросил публичное обвинение в измене не только членам правительства, но и лично императрице Александре Федоровне. Современники назвали эту речь «штормовым сигналом революции» (6).

С осени 1916 г. растет число протестных выступлений крестьянства и рабочего класса. Самые крупные выступления в городах состоялись 9 января 1917 г. в день памяти «Кровавого воскресенья» и 14 февраля 1917 г. в день возобновления заседаний Думы. 18 февраля резко ухудшилась ситуация на крупнейшем заводе Петрограда - Путиловском. Доведенные до отчаяния войной и голодом не вышли на работу рабочие его лафетно-штамповочной мастерской. Бастующих поддержали и другие рабочие завода. В ответ 22 февраля администрация завода объявила локаут. За воротами предприятия в одночасье оказалось 36 000 рабочих. Первым днем революции считается 23 февраля. В этот день (8 марта по новому стилю) отмечался Международный женский день - на улицы Петрограда вышли активистки социал-демократических организаций. Их поддержали женщины из «хвостов» и бастующие рабочие. Первым лозунгом был, разумеется, лозунг о хлебе. Встречались лозунги «Долой войну» и «Долой самодержавие». Организующий характер движению придавало участие в событиях социалистов: большевиков, меньшевиков, эсеров, анархистов и др. Но конкретных руководителей с четким представлением о ходе и результате демонстраций не было, поэтому народные массы в большинстве действовали стихийно. Стихийность революции отмечали современники. Например, русский общественный и политический деятель В.Б. Станкевич писал: «Масса двинулась сама, повинуясь какому-то безотчетному внутреннему позыву. С каким лозунгом вышли солдаты? Кто вёл их, когда они завоевывали Петроград, когда жгли Окружной суд? Не политическая мысль, не революционный лозунг, не заговор и не бунт, а стихийное движение, сразу испепелившее всю старую власть без остатка». Такого же взгляда придерживался А. И. Деникин, утверждая в своей «Истории русской Смуты» следующее: «В этот решительный день (речь идет о 27 февраля) вождей не было, была одна стихия. В её грозном течении не виделось тогда ни цели, ни плана, ни лозунга». Конкретные цели и лозунги у бастующих имелись. Однако А.И. Деникин прав в том, что в феврале «не было вождей», а, значит, не было и плана. Где же в разгар февральских демонстраций оказались вожди? В.М. Чернов (наиболее авторитетный лидер эсеров) находился в эмиграции. Ф.И. Дан и И. Г. Церетели (лидеры меньшевиков) - в ссылке, Ю.О. Мартов - в эмиграции. В.И. Ленин и Г.Е. Зиновьев (лидеры большевиков) - в эмиграции. Л.Б. Каменев и на тот момент еще малоизвестные большевики Я.М. Свердлов, А.И Рыков, И.В. Сталин - в ссылке.

Конечно, не все, пережившие февраль 1917 года, отмечали стихийность демонстраций. Л. Д. Троцкий (тоже находящийся в период февральской революции в эмиграции) писал: «На поставленный выше вопрос мы можем, следовательно, ответить с достаточной определенностью: сознательные и закаленные рабочие, воспитанные главным образом партией Ленина». Разумеется, большевистская партия занималась пропагандисткой работой и среди рабочих, и среди солдат. Однако не только «партия Ленина» сделала бастующих «сознательными», ведь не последнюю роль в начале массового движения сыграли кадеты, эсеры, анархисты и т.д. (7)

В первые дни демонстраций бастующим противостояла только полиция. Кавалерию подключили позже (25-26 февраля), когда сомнений в начавшейся революции уже не возникало. Однако солдаты массово присоединялись к рабочим: на сторону восставших 26 февраля перешло 0,6 тыс. солдат, 27 февраля - 70 тыс., 1 марта - 170 тыс. 27 февраля лидерами прогрессивного блока был создан Временный комитет Государственной Думы (ВКГД) и организован Петросовет (Совет рабочих депутатов). В ночь с 1 на 2 марта 1917 г. лидеры Совета и ВКГД договорились о создании революционного временного правительства, к которому должна была перейти верховная власть (2 марта Николай IIбудет вынужден отречься от престола). Во главе Временного правительства оказался Г.Е. Львов (бывший кадет). В Петрограде сложилась ситуация двоевластия. (4).

Стоит отметить, что после февральских событий перестала существовать цензура: стали появляться самые обличительные плакаты, стихотворения, книги, театральные пьесы. Например, книга «Вся правда о Распутине» (автор - И. Ковыль-Бобыль) разошлась тиражом 75 000 экземпляров. Большой популярностью пользовался фарс Кулаковского «Крах дома Романовых и К˚». Плакаты Дмитрия Моора пользовались успехом у революционно настроенной части общества: допустим, плакат, изображавший Николая Второго и двух революционеров; бывший император выходит из комнаты, забыв на полу корону, один из революционеров указывает на неё со словами: "Гражданин, возьмите корону: она не нужна больше России! "Рисунок сделан вскоре после событий Февральской революции для сатирического журнала «Будильник» в 1917 г. Появлялись и новые поэтические произведения. К примеру, В. Маяковский посвятил февральским событиям «Поэтохронику». В стихотворении автор восхищается революцией, уверяя, что назло всем её противникам «небывалой сбывается былью социалистов великая ересь!».

Казалось бы, отсутствие цензуры позволяет интеллигенции открыто пропагандировать свои воззрения, даёт полноценную творческую свободу (не зря отмена цензуры являлась одним из пунктов программы кадетской партии). Однако в реальности ситуация складывалась иначе: кроме политизированных плакатов, стихотворений, фарсов и книг, стали появляться и другие произведения «искусства». Многие продаваемые на улицах печатные издания поражали своим грубым развратным содержанием, не имеющим отношения ни к свержению царя, ни к пропаганде новых общественных ценностей, ни к осуждению «придворной партии» («Придворной партией» П.Н. Милюков называл И.Ф. Манасевича-Мануйлова, Г. Распутина, Питирима, Б.В. Штюрмера в своей речи «Глупость или измена»). И. А. Бунин вспоминал в «Окаянных днях» о том, как много недостойной литературы появилось после февральских дней. М. Горький писал в одной из статей для газеты «Новая жизнь»: «В первые же дни революции какие-то бесстыдники выбросили на улицы кучи грязных брошюр». Становилось понятным, что отсутствие цензуры имеет не только положительные, но и отрицательные последствия. Тем не менее, плоды деятельности интеллигенции способствовали укреплению в обществе успеха произошедшей революции. Свержение монархии стало знаменательным событием (как для современников, так и для потомков). К дальнейшей судьбе свергнутого царя и его семьи представители интеллигенции относились по-разному. Например, академик В. А. Стеклов писал в своём дневнике 10 марта 1917 года: «Постепенно раскрывается мерзостная картина придворной грязи и разврата! Изверги рода человеческого, а не люди. А с ними еще церемонятся! Смертную казнь отменили. Надо бы им объявить, что присуждены к смертной казни через повешение, запереть в Царском Селе и держать в непрерывном ожидании, чтобы довести до умоисступления! И уже, как негодных тварей, вздернуть потом! И этой бы казни мало». Такой зверской расправы требовал ученый математик, член Петербургской академии наук. Совсем иначе к вопросу о судьбе императорской династии относился поэт В.И. Несмелов. Уже после убийства Николая Второго и его семьи В. И. Несмелов, будучи в эмиграции, написал стихотворение «Цареубийцы», которое содержит следующие строки:

Бережем мы к убийцам злобу,

Чтобы собственный грех загас.

Но заслали царя в трущобу

Не при всех ли, увы, при нас?

Несмелов определяет цареубийство как грех, причем грех, лежащий на всём российском обществе. Но как бы ни относилась интеллигенция к свергнутому царю, она обратила его образ в карикатуру. Возвращение монархии стало немыслимым.

Глава III. Оценка февральской революции в поэтических произведениях 1917 года

Состав социальной прослойки интеллигенции неоднороден. Одни интеллигенты входили в состав кадетской партии, стремились прийти к власти и являлись приверженцами мирной социальной эволюции, а не революционных действий. Однако другие интеллигенты придерживались иных взглядов и входили в состав иных партий. Многие с восторгом восприняли революцию и стремились закрепить её успех в общественном сознании посредством своих произведений (в том числе, поэтических). Но даже положительное отношение к произошедшим событиям в кругах интеллигенции не было одинаковым. Поэтические произведения выражают различные настроения интеллигенции. В качестве примера положительного отношения к событиям февральских дней с точки зрения разных идей и ценностей можно привести поэтохронику Владимира Маяковского «Революция» и стихотворение Сергея Есенина «Товарищ».

Авторы обоих стихотворений одобряют цели революцию. «Идем запутавшемуся миру на выручу!» - торжественно пишет В. Маяковский (поэт придерживался взглядов социал-демократов). С. Есенин, больше склонный к патриархальному социализму, уже известный на тот момент крестьянский поэт, указывает, за что боролись в февральские дни: «За волю, равенство и труд!» То есть, С. Есенин также соглашается с тем, что свершившаяся революция имела благовидные цели.

Однако В. Маяковский в своём стихотворении рассуждает от первого лица, от лица участника событий: «Мы победили», «слава нам», «мы все на земле солдаты одной, жизнь созидающей рати» и т.д. С. Есенин описывает ситуацию со стороны - его произведение не содержит эмоциональных призывов, адресованных сторонникам революции, в то время как текст В. Маяковского переполнен ими: «Граждане за ружья! К оружию, граждане!», «Граждане! Сегодня рушится тысячелетнее «прежде». Сегодня пересматривается миров основа», «Смерть двуглавому!» и т.д.

Оба поэта упоминают Марсельезу, гимн Французской республики, написанный в годы Великой французской революции. «Как в бурю дюжина груженных барж, над баррикадами плывет, громыхая, марсельский марш!» - пишет В. Маяковский. Марсельеза в его произведении сопровождает роковые события. С. Есенин же упоминает Марсельезу в описании быта главного героя: «И только иногда за скудным обедом учил его отец распевать марсельезу».

По-разному авторы стихотворений относятся к жертвам февраля 1917 года. В. Маяковский акцентирует внимание на количестве убитых («Боже, четыре тысячи в лоно твое прими!», «Пучками черных орлиных перьев, подбитые падают городовые»), однако настроение рисует не столько траурное, сколько боевое («Довольно! Радость трубите всеми голосами!»). С. Есенин напротив пишет об убийстве одного человека (отца главного героя), но как о трагедии. «С потухшими глазами, с пугливой синью губ, упал он на колени, обнял холодный труп», - так представляет поэт состояние горя и скорби главного героя.

Вопрос религии также прослеживается в обоих стихотворениях. «Нам до бога дело какое?» - В. Маяковский не создает православных образов, хотя образ божества, богатый эпитетами, всё же присутствует («Жестоким солдатским богом божились роты»). Автор пропагандирует атеистические воззрения: «Верую величию сердца человечьего!» С. Есенин же рисует в «Товарище» образ Иисуса, которого главный герой призывает к себе на помощь: «Исус, Исус, ты слышишь? Ты видишь? Я один. Тебя зовет и кличет товарищ твой Мартин!»

Наконец, расходятся мнения поэтов и о последствиях революции. В. Маяковский видит единственный исход - осуществление социалистических идей. «Небывалой сбывается былью социалистов великая ересь!» - пишет он. А С. Есенин в конце своего стихотворения хоронит не только мечты рабочих (в образе отца Мартина), но и христианскую веру (в образе Иисуса). Слово «республика» он называет «железным». До этого в «Товарище» автор употреблял слово «железо», описывая жизнь Мартина и его отца: «Грустно стучали дни, словно дождь по железу». То есть, мечты рабочих не осуществятся. «Слушайте! Больше нет воскресенья!» - уверяет поэт; С. Есенин не видит воскресенья надежд рабочих.

Глава IV. Оценка октябрьского переворота в поэтических произведениях

На апрель 1917 года пришелся первый кризис Временного правительства. 14 марта 1917 года Петросовет опубликовал манифест «К народам мира», в котором призывал прекратить войну путем переговоров (4 апреля выступал с «апрельскими тезисами» В.И. Ленин, также акцентируя внимание на скорейшем заключении мира). Министр иностранных дел П.Н. Милюков отверг позицию Совета. 20 апреля в печати появилась «Нота Милюкова», в которой он разъяснял, что Россия будет продолжать войну против Германии. Начались протестные и уличные столкновения. В результате министры П. Н. Милюков и А. И. Гучков ушли в отставку. 5 мая было сформировано коалиционное правительство, в которое вошли представители меньшистско-эсеровского большинства Петросовета.В июле разразился новый кризис власти. Начало июля ознаменовалось немецким контрнаступлением на фронте. Солдаты нескольких частей Петрограда, не желавшие идти на фронт, 3 июля по инициативе анархистов вышли на демонстрацию с оружием. К ним присоединились тысячи бедствующих рабочих, а также революционно настроенные матросы Кронштадта. Они требовали перехода власти к Советам. 3 июля из Временного правительства вышли кадеты (причиной послужило расхождение по проблеме предоставления автономии Украине): интеллигенция утратила возможность прийти к власти в лице партии Конституционных демократов. В результате июльского кризиса во Временном правительстве произошли перемены: премьер-министром вместо князя Г.Е. Львова стал А.Ф. Керенский. Нестабильная политическая ситуация, нерешенный вопрос о мире и земле сделали возможным октябрьский переворот.

Интеллигенты по-разному воспринимали октябрьский переворот. Одни считали его важнейшим шагом на пути к светлому будущему, другие полагали, что октябрьский переворот уничтожил достижения февральской революции. Например, совершенно противоположные точки зрения высказывали О. Мандельштам и В. Брюссов.

О. Мандельштам в первой же строфе отмечает, что «октябрьский временщик» (то есть, В.И. Ленин) готовил «ярмо насилия и злобы». «Октябрьскому временщику» противопоставлен идеализированный образ «щенка Петрова» (сторонника ориентации на европейские ценности) - А.Ф. Керенского. В последних двух строфах поэт указывает и на последствия переворота: свободного гражданина, который прежде шёл беспрестанно «среди гражданских бурь и яростных личин», теперь «благословит в далекий ад стопами легкими Россия». В. Брюсов обрисовывает октябрь 1917 года совершенно иначе. «Есть месяцы, отмеченные роком в календаре столетий», - пишет поэт. По его мнению, данное событие превосходит все остальные значимые даты российской и всемирной истории: «иды марта» (убийство заговорщиками Юлия Цезаря 15 марта 44 г. до н.э.), «четырнадцатое декабря» (восстание декабристов 14 декабря 1825 года), «десятый день августа» (низложение монархии во Франции в 1792 году), «скорбный день - брюмер» (государственный переворот 18 брюмера). Октябрь 1917 года имеет для Брюсова другое последствие: он озаряет «правый путь в веках». Более того, автор полагает, что даже «двадцатое июня Великой Революции» (Демонстрация 20 июня 1792 года в Париже) не сравнится с событием октября 1917, хотя, сравнивая две революции, можно обнаружить много общего. Обе революции были народными, обе сопровождались физическим уничтожением монархов, обе строились на пропаганде свободы, равенства, братства; обе были направлены в первую очередь против дворянского самодержавия. Во многом сходны, при некоторых отличиях, были и объективные задачи революций, сложившиеся и ставшие во весь рост после крушения монархии. Надо было подавить внутренние контрреволюционные силы, сдержать центробежные течения, воспитанные гнетом дворянского царизма, уничтожить дороговизну, финансовую и хозяйственную разруху, решить аграрный вопрос (8).

О. Мандельштам использует в своем стихотворении разные средства выразительности. В основном это эпитеты, вызывающие у читателя отвращение к описываемому событию: пулеметчика автор называет «низколобым», чернь - «злой», октябрьский день - «тусклым». «Восторженный» народ, который «венки свивает золотые», свивает их не для свободного гражданина. Свободного гражданина Россия благословит в «далекий» ад. Поэт также использует аллегории: психея - аллегория души, ад - аллегория страдания. Эпитеты В. Брюсова напротив настраивают на оптимистичный лад: «слепительный» октябрь преображает «сумрачную» осень в «ликующую силами» весну, зажигает новый день над «дряхлой» жизнью, озаряет правый путь.

Стоит отметить и то, что оба поэта в своих произведениях используют местоимение «нам».

Нам сердце на штыки позволил взять Пилат,

И сердце биться перестало! -

Пишет О. Мандельштам. Для него «нам» - значит, противникам октябрьского переворота.

Брюссов уверяет в обратном:

Сверкаешь ты, слепительный Октябрь,

Нам озаривший правый путь в веках!

«Правый путь в веках» октябрь озарил сторонникам переворота, к которым, соответственно, относится поэт.

Данное сравнение еще раз доказывает неоднородность воззрений интеллигенции, существование в этой социальной прослойке многочисленных противоречий. Осуществление идей интеллигенции стало невозможным после разгона Учредительного собрания 5 января 1917 года.

Вывод: Сегодня в России идет широкая дискуссия на тему роли интеллигенции в жизни общества. Одни исследователи (Н.И. Лапин, И.В. Рывкина) полагают, что идеологическая функция интеллигенции с падением советского строя исчерпала себя, но другие активно противостоят такой позиции. В частности В. М. Соколов провел границу между понятиями «элита», «интеллектуал» и «российская интеллигенция», подчеркивая, что интеллигенция (и именно российская — уникальная, такого феномена больше нет нигде в мире), несет в народ идеи правды и справедливости, высокой морали, что является ее неотъемлемой характеристикой (а вовсе не профессиональная принадлежность). Подобные мысли высказал и Д.С. Лихачев, полагая, что «интеллигент - это человек, обладающий умственной порядочностью», являющийся образцом поведения для других. (16).

Но главное - сами представители интеллигенции признают высокую роль работников умственного труда в жизни общества: нами был проведен опрос среди преподавателей высшего учебного заведения и студентов, учащихся на пятом курсе. Опрошенным предлагалось выбрать один наиболее важный признак интеллигенции из предложенных (см. Приложение VI). Большинство опрошенных выделяют в качестве главного признака интеллигенции следующий, объясняющий функцию и роль интеллигенции: передовые для своего времени нравственные идеалы, чуткость к ближнему, такт и мягкость в проявлениях (такой ответ выбрали 34 человека из 50 опрошенных преподавателей (68%) и 12 человек из 50 опрошенных студентов (24%)). Также многие предпочли вариант, раскрывающий сущность понятия «интеллигенция»: активная умственная работа и непрерывное самообразование (12 человек из 50 опрошенных преподавателей (24%) и 18 человек из 50 опрошенных студентов (36%)). Меньшее число опрошенных указали такие признаки, как патриотизм (7 человек из 50 опрошенных студентов (14%)), независимость, стремление к свободе самовыражения и обретение в ней себя (6 человек из 50 опрошенных студентов (12%)), критическое отношение к действующей власти, осуждение любых проявлений несправедливости, антигуманизма, антидемократизма (1 человек из 50 опрошенных студентов (2%)), верность своим убеждениям, подсказанным совестью, в самых трудных условиях и даже склонность к самоотречению (7 человек из 50 опрошенных студентов (14%) и 4 человека из 50 опрошенных преподавателей (8%)).

Некоторые признаки не отметил никто из опрошенных: творческая неутомимость всех отрядов интеллигенции, подвижничество (однако не все представители интеллигенции являются представителями творческих профессий); неоднозначное восприятие действительности, что ведет к проявлению консерватизма (но, как правило, интеллигенция стремится к новаторству); обостренное чувство обиды в силу нереализованности (свойственно только отдельным представителям интеллигенции); периодическое непонимание, неприятие друг друга представителями различных отрядов интеллигенции, а также одного отряда, что вызвано приступами эгоизма и импульсивности (чаще всего характерно для художественной интеллигенции).

Список используемой литературы

Н. Бердяев «Философская истина и интеллигентская правда», статья из сборника «Вехи» - М., 1909.

Бразоль Б.Л. «Царствование императора Николая II 1894 -1917 в цифрах и фактах» - М., 1992.

В.В. Шелохаев, статья «Кадеты» из книги «Политические партии России: история и современность» - М.: “Российская политическая энциклопедия” (РОССПЭН), 2000.

Школьная энциклопедия «История России XX век» - М., 2003

Ф. Гайда статья «Как кадеты разрушили российскую империю, опубликованная в газете «Родина» - М., 2015.

В. И. Меньковский «Современная российская историография новейшей истории России и истории СССР» - М., 2006.

Л.Д. Троцкий «История русской революции» - М., 2017.

Н.А. Рожков «Великая французская и русская революции».

https://ru.wikipedia.org/wiki/

http://remidios-fine.livejournal.com/552950.html

http://fyunt.livejournal.com/547437.html

http://theormech.univer.kharkov.ua/Steklov.html

http://www.koob.ru/nesmelov/

https://lera-komor.livejournal.com/1363717.html

https://ru.pinterest.com/pin/139893132155284930/

Д.С. Лихачев письмо в редакцию «Новый мир» «О русской интеллигенции», 1993.

Бердяев статья «Из психологии русской интеллигенции»

В.В. Тепикин «Интеллигенция, ее роль в культурном процессе»

Приложение I

П. Н. Милюков (9) П.Б. Струве (9) Д.И. Шаховской (9)

Приложение II

Приложение III

Плакат Дмитрия Моора «Гражданин, возьмите корону: она не нужна больше России!» (11)

Приложение IV

В.А. Стеклов (12) В.И. Несмелов (13)

Приложение V

В. Маяковский (14) С. Есенин (15)

Приложение VI

Анкета

Основоположник «теории интеллигенции» В. Тепикин выделял 10 признаков интеллигенции как социальной прослойки. Выберите один признак, который, по вашему мнению, наиболее полно характеризует интеллигенцию:

1. Передовые для своего времени нравственные идеалы, чуткость к ближнему, такт и мягкость в проявлениях.

2. Активная умственная работа и непрерывное самообразование.

3. Патриотизм, основанный на вере в свой народ и беззаветной, неисчерпаемой любви к малой и большой Родине.

4. Творческая неутомимость всех отрядов интеллигенции (а не только художественной ее части, как многими принято считать), подвижничество.

5. Независимость, стремление к свободе самовыражения и обретение в ней себя.

6. Критическое отношение к действующей власти, осуждение любых проявлений несправедливости, антигуманизма, антидемократизма.

7. Верность своим убеждениям, подсказанным совестью, в самых трудных условиях и даже склонность к самоотречению.

8. Неоднозначное восприятие действительности, что ведет к политическим колебаниям, а порой - и проявлению консерватизма.

9. Обостренное чувство обиды в силу нереализованности (реальной или кажущейся), что иногда приводит к предельной замкнутости интеллигента.

10. Периодическое непонимание, неприятие друг друга представителями различных отрядов интеллигенции, а также одного отряда, что вызвано приступами эгоизма и импульсивности (чаще всего характерно для художественной интеллигенции).

Приложение VII

В 1923 году, находясь в Берлине, С.Л. Франк написал:

«Ироническая формула «левее здравого смысла» раздалась впервые после 1905 года и принадлежит уже совсем иной эпохе, есть уже симптом крушения всего мировоззрения.

Если попытаться как-нибудь всё же определить положительное содержание этой столь пламенной и могущественной веры, то для неё нельзя отыскать иного слова, кроме «народничество». «Народниками» были все - и умеренные либералы, и социалисты-народники, и марксисты, теоретически боровшиеся с народничеством (понимая последнее здесь в узком смысле определённой социально-политической программы). Все хотели служить не Богу, и даже не родине, а «благу народа», его материальному благосостоянию и культурному развитию. И главное - все верили, что «народ», низший, трудящийся класс, по природе своей есть образец совершенства, невинная жертва эксплуатации и угнетения.

Народ - это Антон Горемыка, существо, которое ненормальные условия жизни насильственно держат в нищете и бессилии и обрекают на пьянство и преступления. «Все люди выходят добрыми из рук Творца», зло есть лишь производное последствие ненормального общественного строя - эта формула Руссо бессознательно - ибо сознательно мало кто отдавал себе в том отчёт - лежала в основе отношения к народу.

Интеллигент чувствовал себя виноватым перед народом уже тем, что он сам не принадлежал к «народу» и жил в несколько лучших материальных условиях. Искупить свою вину можно было только одним - самоотверженным служением «народу». А так как источник бедствий народа усматривался всецело в дурном общественном строе, в злой и порочной власти, то служить «народу», перейти на его сторону значило уйти от «ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови», в стан «погибающих за великое дело любви», объявить власти и всем врагам народа беспощадную войну: другими словами, это значило стать революционером.

Народничество и было мировоззрением, в силу которого весь душевный пыл, вся сила героизма и самоотвержения сосредоточивалась на разрушении - на разрушении тех политических или социальных условий жизни, в которых видели единственный источник всего зла, единственную преграду, мешавшую самопроизвольному росту добра и счастия в русской жизни. Любовь к народу, сочувствие к его страданиям были исходной точкой этого умонастроения; но эта исходная точка нравственного пути в практике душевного опыта заслонялась и оттеснялась на задний план эмоциями, необходимыми для осуществления нравственной цели, - эмоциями ненависти к «врагам народа» и революционно-разрушительной ярости. Мягкий по природе и любвеобильный интеллигент-народник становился тупым, узким, злобствующим фанатиком-революционером, или, во всяком случае, нравственный тип угрюмого и злого человеконенавистника начинал доминировать и воспитывать всех остальных по своему образцу.

Всё это звучит почти как карикатура, но есть лишь точное описание того, что составляло ещё 20 лет тому назад, а отчасти и гораздо позднее, весь смысл жизни русского интеллигента. Мы описываем всё это не для того, чтобы насмеяться над нашим недавним духовным прошлым, которое на наших глазах воплотилось в столь ужасную политическую действительность коммунистического строя. Сейчас, когда всякий мало-мальски здравомыслящий человек воочию видит уродливость и ложность этой веры, осмеяние её не многого стоит. Конечно, там, на родине, где омертвевшие формулы этой ложной веры губят жизнь и творят бесчеловечные, неправые дела, действенная и идейная борьба с ними есть гражданский долг. Но в области подлинной духовной жизни эта вера теперь уже столь мертва, её горение в душах так основательно потухло, что изобличать её и глумиться над нею было бы делом слишком дешёвым.

Наше время тем меньше имеет права на это, что все уродство этой веры продолжает в значительной мере жить в нем, лишь с обратным, противоположным содержанием. Сколько есть в наши дни людей, отравленных тем же узким политицизмом, - людей, для которых, как мы уже поминали, добро и зло совпадает с правым и левым (как оно раньше совпадало с левым и правым) и которые на вопрос о смысле их жизни могут ответить только: «ненависть к большевикам»! Мы описали это прошлое для того, чтобы оживить в памяти невероятную силу над русскими умами и душами этого кумира революции, глубину и могущество веры в него. Здесь, где мы занимаемся не политикой и политической пропагандой, а осмыслением нашего духовного прошлого и настоящего, мы можем и должны помянуть не только ложность и нелепость содержания этой веры, но и нравственно-духовную силу её власти над душами.

Вспомним, что тысячи и десятки тысяч русских людей, между которыми было много подлинно талантливых, вдохновенных душ, жертвовали ради этого кумира своей жизнью, спокойно всходили на виселицы, шли в ссылку и в тюремное заключение, отрекались от семьи, богатства, карьеры, даже от духовных благ искусства и науки, к которым многие из них были призваны. Со скорбью об их заблуждениях, но и с уважением, которого заслуживает даже самая ложная и зловредная вера, должны мы вспомнить об этой рати мучеников, добровольно приносивших себя в жертву молоху революции. […]

Чтобы понять трагедию крушения этой веры, нужно прежде всего ощутить её былую силу и обаятельность. Все ужасное, бушующее пламя русской революции разгорелось от огня этой веры, благоговейно хранимого в душах в течение более полувека. И когда в душах интеллигенции, начиная с 1905 года, этот пыл начал уже потухать, и в особенности когда интеллигенция в октябре 1917 года в ужасе и смятении отшатнулась от зажжённого ею же пожара, огонь этой веры перешел в души простых русских мужиков, солдат и рабочих. Ибо сколько бы порочных и своекорыстных вожделений ни соучаствовало в русской революции - как и во всякой революции, - её сила, её упорство, её демоническое могущество и непобедимость объяснимы только из той пламенной веры, во имя которой тысячи русских людей, «красноармейцев» и рабочих, шли на смерть, защищая свою святыню - «революцию». А сколько есть ещё доселе интеллигентов, людей, считающих себя мыслящими и разумными политическими деятелями, которые и теперь ещё, когда сама жизнь громко вопиет о ложности и гибельности этой веры, продолжают судорожно за неё цепляться, ибо боятся, утеряв её, утерять смысл жизни. […]

Как уже указано, лет 25 тому назад в определённых кругах русской молодёжи безраздельно царил универсальный, всепоглощающий культ революционного служения. Предполагалось, что студенческая молодежь без остатка делится на две группы: либо беспринципные карьеристы и кутилы-«белоподкладочники», либо же «идейные» люди, посвятившие себя прогрессу и спасению народа, т. е. революционные герои. Правда, большинство этих героев не занималось ничем, кроме бесконечных словопрений, рассуждений о «теории прибавочной стоимости»Маркса и о судьбе крестьянской общины, и разве только ещё чтением нелегальной политической литературы; лишь немногие избранники были посвящены в настоящую политическую конспирацию. Но и первые всегда рисковали быть изгнанными из университета, сосланными если не в Сибирь, то в глухую провинцию или попасть в тюрьму, и потому считали себя деятелями и борцами-героями. В одном таком невинно-«революционном» студенческом кружке в Москве участвовал один тихий, хорошо-воспитанный, застенчивый юноша из семьи обрусевших немецких дворян. Когда кружок был арестован, и всем было ясно, что участникам его не грозит ничего страшного, что дело кончится разве только исключением из университета и высылкой из Москвы, юноша этот, неожиданно для всех, покончил с собой в тюрьме, и притом таким дико-жестоким способом, который свидетельствовал о предельном душевном отчаянии: сначала наглотался осколков стекла, а потом, облив свою кровать керосином, поджёг себя и скончался после страшных мучений. Перед смертью он признался, что его мучила его неспособность стать настоящим революционером, внутреннее отвращение к этому занятию, непреодолимое желание обычной мирной жизни; он сам признал себя существом ни к чему не годным и пришёл к решению покончить с собой. Конечно, мы, его товарищи, совершенно не поняли тогда всего трагизма этого признания. Его смерть нас потрясла, но вину в ней мы возлагали на «деспотизм» ненавистного режима; из его похорон мы, как полагается, устроили антиправительственную демонстрацию и успокоились в сознании нашей собственной революционной добродетельности. Но когда теперь, после всего пережитого и происшедшего, я вспоминаю этот случай, я чувствую на себе кровь этой невинной жертвы; я чувствую себя моральным соучастником всех убийств и злодеяний, которые во имя революции творятся в чрезвычайках. Ибо ведь это мы сами, идейные служители долга, своим моральным принуждением к революционному образу мыслей и революционному героизму приговорили к смерти эту ни в чем не повинную юную человеческую душу; мы, хотя и не замечая того, тиранически насиловали её своим беспощадным требованием от нее революционного служения, которому она была не склонна.

А сколько жертв вообще было принесено на алтарь революционного или «прогрессивного» общественного мнения! Сколько талантов погибало или по крайней мере подвергалось жесточайшим преследованиям, настоящему беспощадному моральному бойкоту за нарушение «категорического императива» «прогрессивного» общественного мнения. Едва ли можно найти хоть одного подлинно даровитого, самобытного, вдохновенного русского писателя или мыслителя, который не подвергался бы этому моральному бойкоту, не претерпел бы от него гонений, презрения и глумлений. Аполлон Григорьев и Достоевский , Лесков и Константин Леонтьев - вот первые приходящие в голову, самые крупные имена гениев или по крайней мере настоящих вдохновенных национальных писателей, травимых, если не затравленных, моральным судом прогрессивного общества. Другим же, мало известным жертвам этого суда - несть числа.

Франк С.Л., Крушение кумиров / Избранные труды, «Российская политическая энциклопедия», М., 2010 г., с. 197-199 и 230-231.

2. РУССКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ И РЕВОЛЮЦИЯ

Общеизвестно, что Русская революция 1917 года, предопределенная целым рядом исто­рических обстоятельств, была детищем русской интеллигенции. И речь идет не только и не столько о революционерах в узком смысле этого слова. Интеллигенция в целом жила ожиданием радикальных перемен, стремилась к ним, обосновывала их необходимость, хотя и понимала характер этих перемен по-разному. Революция представлялась как тотальный переворот всей социальной системы, как полное очищение от старых ценностей, от «распутинщины», как создание нового на «чистом месте». Этот искренний порыв исто­рического созидания, исполненный всех тех же крайностей и неумеренности, столкнулся с отрезвляющей реальностью.

И этой реальностью стал быстро укрепившийся в Советской России бюрократически-тоталитарный режим. Интеллигенция, искренне не ведая того, привела его к власти, освятила этот путь. Но она же в глазах режима выступала с самого начала его первейшим социальным противником. Прежде всего не устраивали присущие интеллигенции независи­мость критического отношения к действительности, независимость мысли и действия как таковая. Это была социальная группа, труднее всего подчинявшаяся внешнему воздейст­вию, ибо, как известно, духовные ценности обладают свойством высокой сопротивля­емости.

Все возраставшее давление на интеллигенцию, развивавшееся по нескольким направле­ниям (экономическому, политическому и собственно идейно-нравственному) привело к возникновению новых парадигм (идеальных социальных типов), на которые стала ориентироваться российская интеллигенция послеоктябрьского периода. Проиллюстрируем эти парадигмы весьма силуэтными портретами выдающихся русских интеллигентов, волею судеб олицетворивших их.

Парадигма первая. «Исход». Эмиграция на Запад стала для многих сотен тысяч русских интеллигентов эпопеей избавления и одновременно трагедией духовной безысходности.

Рассматриваемая парадигма предопределяет драматизм, если не трагизм того, кто ей соответствует. Так в общем произошло и с П.А. Сорокиным. Его научный гений имел чисто русские характеристики, его многочисленные социологические труды всегда содержали в себе тот самый нравственный компонент «излишности». Даже будучи искренним «западником», Сорокин продолжал оставаться чисто русским интеллигентом, маявшимся мировыми проблемами, судьбами человечества, нравственными эквивалентами социологических концепций и пр. И потому очевиден глубокий диссонанс, который звучал в отношениях Сорокина с современным ему интеллектуальным сообществом на Западе. Полного понимания в своих отношениях они все же не достигли. В итоге никем не оспариваемый авторитет Сорокина все же остается дли Америки явлением сугубо историческим. Пророческий и нравственный дар П.П. Сорокина так и оставался не востребованным.

Парадигма вторая. «Уход в пещеры». Давление бюрократически-тоталитарного режима, постоянно усиливавшееся, заставило многих русских интеллигентов уходить во внутрен­нюю эмиграцию, создавать духовное подполье, замыкаться в себе, ограничивая круг соци­ального общения. Жизнь и творчество А.Ф. Лосева может быть яркой, но одновременно и трагической иллюстрацией этой парадигмы. С конца 20-х годов Лосев практически прекращает свою основную преподавательскую деятельность и начинает писать «в стол». Это совпадает с его первым арестом, допросами в ОГПУ и заключением в лагерь на Соло­вецких островах. Пройдя «перевоспитание» в лагере и вследствие нового везения выйдя из него живым, А.Ф. Лосев полностью отказывается от любых форм общественной деятель­ности и фактически становится чистым мыслящим интеллектом, заточенным в пещере вынужденной изоляции. Лосев затихает и исчезает на десятилетия.

Весьма примечательно, что А.Ф. Лосев вполне сознательно остался в России, даже не рассматривая возможность эмиграции, которая у него в принципе оставалась до середины 20-х годов. Тема жертвенности - неизбывная тема русской интеллигенции. Но у Лосева она лишена надрывности и кликушества: «Такая жизнь индивидуума - писал он, - есть жертва. Родина требует жертвы. Сама жизнь Родины - это и есть вечная жертва». Но неподдельный и философски обоснованный стоицизм Лосева тем не менее не может скрыть от нас глубокого трагизма его «парадигмы», приводящей русского интеллигента к изолированности от внешней социальной среды и духовному одиночеству.

Парадигма третья. «Попытка достойного партнерства». Эта парадигма была связана с попыткой интеллигенции установить честное и достойное общение с режимом и стрем­лением найти хотя бы какой-то модус их сосуществования при сохранении принципа невме­шательства и личной независимости нравственного самовосприятия. В какой-то степени она может стать объяснением жизненного пути трех выдающихся русских интеллигентов - М.А. Булгакова, Б.Л. Пастернака и Д.Д. Шостаковича. В условиях установившегося после революции тоталитаризма М. Булгаков, в силу склада своего характера и убеждений, не мог и не хотел выбирать позицию добровольной изоляции. Посвятивший себя театру, он принимал деятельное участие в литературных объединениях, художественной жизни Мос­квы.

Парадигма «достойного партнерства» не принесла, однако, того, на что надеялся Бул­гаков. Все больше и больше его творчество шло вразрез с официозом, и он вынужден был так или иначе начать литературное «двойничество», писать то, что заведомо не могло быть опубликовано. Так, его наиболее крупное произведение, роман «Мастер и Маргарита» и стал как раз «романом без будущего» (он был опубликован только в 60-е годы). Приме­чательно, что с социологической точки зрения, мировоззрение двойственности, философ­ской разорванности восприятия мира гениально воплотилось в этом романе. Парадигма «достойного партнерства» оказалась также исполненной внутреннего драматизма и даже трагизма, которые проявляют себя как в коллизиях личной жизни русского интеллигента, так и в его творчестве. Это обстоятельство еще более разительно обнаружило себя в жизни Б.Л. Пастернака и Д.Д. Шостаковича.

Парадигма четвертая. «Умеренное сотрудничество». Наряду с дистанцированным парт­нерством русская интеллигенция выработала еще одну стратегию своего отношения к властям. Стратегия эта заключалась в том, чтобы «честно» принимать реалии социального уклада Советской России, но находить для себя такие области («лакуны») в творчестве и интеллектуальной деятельности, которые в наименьшей степени были связаны с нравст­венными компромиссами. Поскольку режим установился на многие сотни лет и конца ему, читалось, не было видно, а равно и доступной альтернативы ему нет, полагали вынужденные сторонники такой парадигмы, то следует, во-первых, искать нечто положительное плюс в самом режиме, а, во-вторых, нее же уходить как можно дальше от наиболее идеологически окрашенных тем и «зон».

На раннем этапе формирования этой парадигмы она была сформулирована в сборнике «Смена вех». Постепенно она получила широкое распространение. В литературе ее можно отметить, например, в жизни и творчестве К.С. Паустовского, позднее - писателей «деревеньщиков». В кино - это длинный список талантливых режиссеров, посвятивших себя разработке нравственных тем личности.

Парадигма пятая. «Самозабвенный сервелизм». Весьма значительная часть российской интеллигенции с энтузиазмом и полным отстранением от своего внутреннего Я приняла принципы и задачи официальной идеологии и посвятила себя ее служению. Причины перехода к этой парадигме бывали различны, но итог, как правило, оказывался одним: идентификация с официальной идеологией и «творческое», то есть искреннее служение ей всей силой своего таланта и своих способностей. Так возникало «социалистическое искусство» и «марксистское обществознание», нередко поддерживавшиеся весьма одарен­ными людьми (в этом, как раз и заключался наибольший трагизм ситуации). В соци­ологическом отношении парадигма «самозабвенного сервелизма» стала знамением «новой, социалистической интеллигенции» («рабоче-крестьянской интеллигенции», «трудовой ин­теллигенции» - таковы были главные идеологемы).

Парадигма шестая. «Диссидентство». Диссидентство в среде интеллигенции советского периода было попыткой радикального выхода за пределы существующей идеологии и прямой конфронтации с ней. Диссидентство - сложное социальное явление, однако его «парадигма» достаточно очевидна. Она подразумевала отрицание всего набора официаль­ных духовных ценностей и противопоставление ему либо традиционных ценностей доре­волюционной российской интеллигенции, либо современного западного либерализма. Дис­сиденты отрицали саму идею сотрудничества с властями на какой-либо основе. И в этой непримиримости заключалась сила нравственной позиции и логика социального действия. По своему характеру, однако, диссидентство было парадигмой сопротивления, сила кото­рой состояла в отрицании. Что касается позитивной программы реконструкции русской культуры, то, как показал дальнейший ход событий, связанных с перестройкой и пост­перестройкой, этой программы в диссидентстве, по существу, не было.

Рассмотренные парадигмы, отражавшие расслоение русской интеллигенции в после­революционный период вплоть до 90-х г., между тем должны быть дополнены одним ком­ментарием. Состоит он в следующем.

Если исходить из того, что русская интеллигенция возникла в XIX веке как итог «игры» социальных факторов, создавших возможность существования целого социального слоя, весьма условно связанного с экономической целесообразностью, то надо признать, что советский режим на совершенно иных основаниях сохранил социальные условия существо­вания интеллигенции. Видимо, советский строй по инерции унаследовал просветительский и гуманитарный характер дореволюционной культуры. Но главное, должно быть, заключалось в том, что институциализированный марксизм поставил своей целью провести тотальную трансформацию сознания человека, а это требовало не только лагерей и рас­стрелов, но и более тонких методов проникновения в сердца и души людей. Вот эта вполне прагматичная социальная миссия и была уготована русской интеллигенции, что позволило ей сохраниться, выжить - пусть и в искаженном виде, но продолжить культурную традицию.

Изначальный нравственный мир русской интеллигенции не мог сохраниться после революции 1917 года. Однако он все же сохранялся как воспоминание, как исторически удаленная, но все же существующая система ценностного отсчета, как образец, пусть и недостижимый. Роль подобных нравственных ориентиров, принципов в жизни общества огромна. Отдельные фрагменты старого мира ценностей можно было видеть рассеянными в тех или иных областях советской культуры, словно остатки древних городов, которые включаются в современную застройку мегаполисов.

Ныне нередко строят предположения о том, что бы могло случиться с Россией, не будь революции 1917 года, не произойди убийство Столыпина, не будь распутинщины, не отрекись Николай II от власти и т.д. При этом имеют в виду, что выбранная историей альтернатива была заведомо наихудшей и что все остальные наверняка бы привели Россию к процветанию. Возможно, но далеко не обязательно.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В заключение данной работы мы, безусловно, отметим важность рассмотренного события, его огромное значение, но не сможем дать ему оценку, сказать, отрицательная она или положительная. В работе, соответственно в первой и во второй ее частях приведены, в общем-то разные взгляды на рассматриваемые события, не противоположные, а именно разные. Таких разных взглядов сегодня множество, большинство из них имеют какую-либо идеологическую окраску, но есть, конечно, и очень близкие к истине - беспристрастные взгляды. Чем дальше, тем их будет больше, можно быть уверенными в этом. Когда пройдет больше времени и идеологический след будет не таким ярким, когда влияние наследия идей и взглядов, доставшихся нам с времен СССР станет слабее, тогда ответ на вопрос о роли и месте, о значении октябрьской революции 1917 года, станет ближе. Пока же есть только новые вопросы….

Со времени сталинского "Краткого курса" в советской и отчасти в зарубеж­ной исторической науке господствует точка зрения, согласно которой Октябрь­ская революция представляет собой классическую социалистическую револю­цию, свергнувшую буржуазное Временное правительство, утвердившую дик­татуру пролетариата и тем самым открывшую прямую дорогу для строи­тельства социализма, для всех последующих "социалистических экспериментов" послеоктябрьской России. Если принять эту упрощенную и во многом фальшивую схему Октября, возникает ряд недоуменных вопросов. Главные из них таковы.

Октябрь был необходим в первую очередь для того, чтобы завершить буржуазно-демократическую революцию, чего не хотела делать имевшая власть буржуазия. Кстати, Л. Троцкий тоже писал о "самостоятельной борьбе, хотя бы только во имя демократических задач". Характе­ризуя тогдашнюю ленинскую позицию, он утверждал, что из нее вытекало: "довершить демократическую революцию возможно лишь при господстве рабочего класса".

Во-вторых, никакой прогресс в России не был возможен, пока она участвовала в империалистической войне, изматывавшей страну, ведшей ее к катастрофе. Но разрыв империалистических связей России, безусловно, не укладывался в рамки обычной буржуазной революции: такая задача была не под силу любому самому демократическому правительству. «Российская революция, - писал тогда В. Ленин, - свергнув царизм, должна была неизменно идти дальше, не ограничиваясь торжеством буржуазной революции, ибо война и созданные ею неслыханные бедствия изнуренных народов создали почву для вспышки социальной революции. И поэтому нет ничего смехотворнее, когда говорят, что дальнейшее развитие революции, дальнейшее возмущение масс вызвано какой-либо отдельной партией, отдельной личностью или, как они кричат, волей "диктатора". Пожар революции воспламеняется исключительно благодаря неимоверным страданиям России и всем условиям, созданным войною, которая круто и решительно поставила вопрос перед трудовым народом: либо смелый, отчаянный и бесстрашный шаг, либо погибай-умирай голодной смертью».

Как бы отвечая своим сегодняшним фальсификаторам, пишущим о "спеку­ляциях революционеров на человеческой ненависти", В. Ленин высмеивает тех, кто пытается изобразить Октябрьскую революцию как результат подстрекательства или "злой воли" партий и личностей, называет смехотвор­ной саму мысль о том, что такое развитие «вызвано какой-то отдельной партией, отдельной личностью или, как иногда кричат, волей "диктатора"».

Нужно подчеркнуть: Ленин осознавал тот факт, что не полномасштабная социальная революция рабочего класса, тождественная социалистической революции, а только "вспышка социальной революции", вспышка, обусловленная войной и стремление разорвать с войной, а значит и с империалистически-капиталистическими связями, отношениями. Ленин не­однократно подчеркивал этот отнюдь не всеобще социалистический, а частносоциалистический характер Октябрьского переворота, что, по его мнению, обязательно поставит эту революцию перед неслыханными трудностями. Так, он говорит, что "революция в стране, которая повернула против империалистической войны раньше других стран, революция в отсталой стране, которую события, благодаря отсталости этой страны, поставили, конечно, на короткое время, и, конечно, в частных вопросах впереди остальных стран, более передовых, - конечно, эта революция неизбежно осуждена на то, что она будет переживать моменты самые трудные, самые тяжелые и в ближайшем будущем самые безотрадные".

В-третьих, Октябрьская революция была необходима для того, чтобы вырвав Россию из империалистической бойни и завершив задачи буржуазной революции, создать благоприятные условия для постепенных и опосредо­ванных шагов к социализму. Если проследить историю 1917 года, начиная с Февраля, то обнаружим, как В. Ленин настойчиво повторяет основную мысль: Россия не готова для "введения" социализма. В то же время он подчеркивает и другое: жизнь заставляет Россию, как и все другие страны, осуществлять меры, представляющие собой не непосредственный переход к социализму, а подход к нему, опосредованные "шаги к социализму".

Легкая победа Октября, всколыхнувшая "наинижайшие низы" общества, породила в массах веру в близость социализма. Выражая эти настроения масс, многопартийный II Всероссийский съезд Советов декларировал социалисти­ческий выбор дальнейшего развития страны. Уже 4(17) ноября 1917 года Ленин говорил: "Теперь мы свергли иго буржуазии. Социальную революцию выдумали не мы - ее провозгласили члены съезда Советов, никто не протестовал, все приняли декрет, в котором она была провозглашена". А еще через день Ленин писал: мы будем "проводить программу, одобренную всем Всероссийским Вторым съездом Советов и состоящую в постепенных, но твердых и неуклонных шагах к социализму".

А как же с неготовностью России к социализму? Революционная эйфория, видимо, была главной причиной, подтолкнувшей Ленина и большевиков на согласие с подобными решениями. Насколько сильна была в тогдашнем обществе вера в близость социализма, в необходимость такого выбора и такого пути, свидетельствует и то, что даже в Учредительном собрании, открывшемся в марте 1918 года, партиям "социалистической ориентации" (социал-революционерам и социал-демократам) принадлежало более 85% мест. Оценивая этот факт, председатель собрания эсер В. Чернов говорил: "Страна высказалась, состав Учредительного собрания - живое свидетельство мощной тяги народов России к социализму". Эсер опровергает А. Ципко, А. Ада­мовича, В. Солоухина и других, заявляющих о том, будто Ленин и большевики насильственно навязали народу курс на социализм. Кстати, В. Чернов считал, что это мнение народа очень важно: "Оно означает конец неопределенного колеблющегося переходного периода". Констатируя "мощную тягу народов России к социализму", не подвергая сомнению социалистический выбор народа, В. Чернов предлагал свое видение этого избранного народом пути. "Социалис­тическое строительство, - считал он, - предполагает вместе с тем могучий подъем производительных сил страны... социализм не есть скороспелое приближение к равенству в нищете, не есть азартные и рискованные опыты, на почве общего упадка лишь ускоряющие разложение и разруху, напротив, он в деловой планомерной работе". Как известно, Ленин и большевики надеялись с самого начала осуществлять политику, названную позже НЭП.

Истории не суждено было испытать эти варианты развития: крайне обострившаяся классовая борьба вылилась в гражданскую войну 1918-21 гг. Сталинская историография распространила такую характеристику и на Октябрь, который стал трактоваться как апофеоз "классической социалисти­ческой революции".

Русская революция совершилась по Достоевскому, Он пророчески раскрыл ее идейную диалектику и дал ее образы. Достоевский понимал, что социализм в России есть религиозный вопрос, вопрос атеистический, что русская революционная интеллигенция совсем не политикой занята, а спасением человечества без Бога.

Уже сейчас явно обнаруживает себя тенденция отделения классического («интеллигент­ского») культурного населения от новой духовно-интеллектуальной и нравственной ситу­ации в России конца XX века. Говоря проще, мир "излишней" нравственности, созданный российской интеллигенцией XIX и начала XX веков и в превращенной форме сохранив­шейся даже в условиях тоталитарного строя после Октября 1917-го, ныне теряет свою социальную основу и нравственную устойчивость. Он просто распадается и уходит со сце­ны.

В самом деле, разве герои «Войны и мира» или «Анны Карениной» могут найти хоть какой-нибудь отзвук в душах не только учеников школы, но и их молодых учителей? Ведь общественная мораль основывается ныне на принципиально иных парадигмах, которые никоим путем не сочетаются с классическими интеллигентскими образцами, какие бы софистические ухищрения при этом ни делали учителя литературы. И потому классическое наследие быстро превращается в музейный экспонат, по-своему привлекательный и экзотичный. А у экзотики, разумеется, всегда найдутся ценители.

Вполне возможно, что новая Россия, избавившаяся от своего излишнего груза обще­мировой озабоченности, начнет так или иначе воспроизводить свои собственные усреднен­ные подобия Фолкнера, Дьюи, Теннесси Уильямса, Чарли Чаплина - в своем роде гени­альные... Однако удвоение даже выдающейся индивидуальности неизбежно приводит лишь к одиночеству.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Белковец Л. П., Белковец В. В. История государства и права России. Курс лекций. - Новоси­бирск: Новосибирское книжное издательство, 2000. – 216 с.

2. Бердяев Н. А. Духи русской революции. М. 1992.

3. Бердяев Н.А. Размышления о русской революции. М. 1992.

4. Булгаков С.Н. Интеллигенция и Религия. СПБ. 2000.

5. Волобуев П. К вопросу о закономерности Октябрьской революции. // Коммунист, 1999. № 10. - С 21.

6. Воронин А.В. История Российской Государственности. Учебное пособие. М.: «Проспект», 2000.

7. Всеобщая история государства и права: Учеб. пособие / Под ред. К.И. Батыра - М.: Манускрипт, 1993.

8. Кирсанов В. Об интеллигенции в целом, о российской интеллигенции в частности. М. 2001.

9. Кузнецов И.Н. История государства и права России. М.: Амалфея. 2000.

10. Панарин А.С. Российская интеллигенция в мировых войнах и революциях ХХ века – М.: Эдиториал УРСС. 1998.

11. Покровский Н.Е. Новые горизонты или историческая западня? // СОЦИС, №11, 1994. – С. 119-128.

12. Старцев В. Альтернатива. Фантазии и реальность // Коммунист, 1994, № 15.

Волобуев П. К вопросу о закономерности Октябрьской революции. // Коммунист, 1999. № 10 С 21.

Белковец Л. П., Белковец В. В. История государства и права России. Курс лекций. - Новоси­бирск: Новосибирское книжное издательство, 2000. – С. 153.

В. Старцев. Альтернатива. Фантазии и реальность // Коммунист, 1994, № 15. - С. 35.

В. Старцев. Альтернатива. Фантазии и реальность // Коммунист, 1994, № 15. С. 36.

Русский курьер, 1990, № 1. С. 7.

Лев Троцкий. Сталин. Т. 1. С. 273.

Возможности. К середине февраля основные очаги мятежа были ликвидированы. При сложной расстановке классовых и политических сил разворачивалась борьба за власть на Украине. Основную базу революции составлял рабочий класс Донбасса. Большевики имели также сильное влияние в солдатских массах Юго-Западного фронта. Революционному лагерю противостояли сторонники свергнутого Временного правительства, ...

Революции, считающейся бескровной, но повлекшей за собой значительные перемены в политическом и социально-экономическом развитии России. Основная часть 1. 1.1. Причины, приведшие к февральской революции 1917 года 01 августа 1914 года в России началась Первая мировая война, продлившаяся до 11 ноября 1918 года, причиной которой стала борьба за сферы влияния в условиях, когда...

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Введение.......................................................................................................2

1. Интеллигенция: сущность и социальная природа................................3

2. Революция 1917 года и российская интеллигенция.............................6

2.1. Выбор политических позиций.............................................................6

2.2. Отношение интеллигенции к новой власти......................................15

Заключение.................................................................................................21

Литература.................................................................................................23

Введение

Прошло более восьми десятилетий. В условиях радикальных перемен, происходящих в России, вновь возрастает интерес к истории российской интеллигенции, её взглядам, общественно-политическим позициям. Особенно ее роли и отношению к историческим катаклизмам. И это не удивительно. Интеллигенция интеллектуально, идеологически и организационно прокладывает путь к обновлению общества, разрушает и переворачивает стереотипы массового общественного сознания, формирует установку на изменение общественного устройства.

Российская революция 1917 года, безусловно, была крупной вехой не только российской, но и мировой истории, вехой, положившей начало грандиозному эксперименту создания нового общества, отношения в котором должны были соответствовать многовековым чаяниям различных слоёв российского общества, определять вектор мировой цивилизации. Поэтому в наши дни особенно важно рассмотреть вопрос о восприятии данного события российской интеллигенцией.

Трудно, противоречиво и болезненно принимала основная часть российской интеллигенции Октябрьскую революцию. Некоторые из них встретили ее отрицательно, рассматривали как разрушительную силу, несущую гибель России и ее культуре, другие - всесторонне поддерживали.

Осмысление исторических уроков истории отечественной интеллигенции должно помочь осознать место и роль интеллигенции в современной России. Но, прежде чем непосредственно перейти к рассмотрению отношения интеллигенции к революции 1917 года и роли в ней, на мой взгляд целесообразно разобраться с сущностью понятия интеллигенция.

1. Интеллигенция: сущность и социальная природа

Интеллигенция - сложное, многогранное и противоречивое явление российского народа и его культуры. Слово "интеллигенция", впервые обретшее современное значение именно в русском языке, своим происхождением связано с латинским существительным означающим - понимание, разумение, способность разъяснить идеи и предметы; ум, разум.

О российской интеллигенции справедливо говорят как о единственном, неповторимом явлении истории и потому уже ей, как и всему уникальному, крайне затруднительно дать удовлетворительное определение. Это не значит, что она вовсе неопределима, напротив, она даже сама определяет себя, как теоретически, так и практически. И хотя не всегда представление о себе и самомнение является истинным, однако, при историческом подходе нельзя не учитывать этих самоосмыслений и самоопределений, анализ которых способствует формированию действительного определения

Сам термин укоренился в России и пришел в западные языки в русифицированной форме. Наряду с некоторыми другими словами, характеризующими колорит русской жизни, он не требовал, казалось бы, перевода.

Уже к началу XX века данное понятие широко использовалось для самоидентификации и вскоре слово "интеллигенция" быстро получило в России необычайно широкое распространение. С помощью этого модного неологизма описывались самые различные культурные, политические и социальные процессы, протекавшие в пореформенной России. Слово заполняло известный понятийный вакуум, время требовало новых названий для новых непривычных явлений. Популярности термина способствовала его многозначность. Под интеллигенцией понимали и лиц, выделяющихся образованием, и "лиц интеллигентных профессий" -- студентов, учителей, писателей, политических деятелей. И в том и в другом случае для причисления к интеллигенции требовался некий образовательный "ценз".

Столь различные значения понятия приводили к тому, что "интеллигентами" могли именовать и "интеллигентных" предпринимателей, земских начальников. Однако понятие "интеллигенция" употреблялось часто для характеристики "отчужденных" интеллектуалов, находившихся в оппозиции режиму. Именно так понятие трактуется и в некоторых современных исследованиях. История интеллигенции, таким образом, сводится к истории общественного движения, а иногда только к истории революционного движения России.

Неоднозначное положение интеллигенции в социальной структуре общества, противоречивые взаимоотношения и с властью, и с народом привели к тому, что некоторые ученые России в начале XX в. рассматривали интеллигенцию как новый эксплуататорский класс.

В российской обществоведческой литературе интеллигенцию долгое время называли социальной прослойкой. Сегодня это устаревшее представление. Современное понимание интеллигенции может быть сконцентрировано в следующем определении.

Интеллигенция это: крупная социально-культурная общность, социальный массив людей с активной общественной позицией, профессионально занимающихся творческим умственным трудом; общественная группа, мощный дифференцированный социальный контингент людей, получивших современное научное образование, обладающих системой знаний, что позволяет им творить в мире знаний в наиболее сложных формах культуры - науке, искусстве, образовании, религии; заниматься развитием и распространением культуры.

Интеллигенция в русском политическом развитии есть фактор совершенно особенный: историческое значение интеллигенции в России определяется ее отношением к государству в его идее и в его реальном воплощении. н

С этой точки зрения интеллигенция, как политическая категория, объявилась в русской исторической жизни лишь в эпоху реформ и окончательно обнаружила себя в революцию 1905 - 07 гг.

По сути дела духовное рождение русской интеллигенции связано с ассимиляцией передовыми умами западноевропейских атеистических и социалистических идей. В этом смысле, полагает Струве, первым русским интеллигентом был Бакунин, идеи которого повлияли на мировоззрение Белинского, Чернышевского и др.

Сутью этой идейно-политической направленности русской интеллигенции, с точки зрения Струве, является ее отщепенство, Которое выражается в отчуждении от государства и во враждебности ему. Отщепенство русской интеллигенции проявляется в двух видах: в виде анархизма (Бакунин, Кропоткин) и в виде революционного радикализма, к которому относятся разные формы социализма.

Однако для отщепенства русской интеллигенции характерна не только противогосударсвтенность, но и его безрелигиозность, так как в жизни интеллигенции превалирует эмпирическое и рациональное начало. Струве отвергает попытку усматривать в анархизме и социализме русской интеллигенции религиозное начало, так как оно понимается в данном случае формально и безыдейно. "Не может быть религии без идеи Бога, и не может быть ее без идеи личного подвига" - утверждает он. Струве П.Б. Интеллигенция и революция //Вехи (Сборник статей о русской интеллиге н ции). Из глубины (Сборник статей о русской революции). М., 1991.

Благодаря своим ярко выраженным социально-этическим чертам российская интеллигенция стала примечательным феноменом как в отечественной, так и в мировой истории.

2. Революция 1917 года и российская интеллигенция

2.1. Выбор политических позиций

Поразительным единодушием встретило российское общество Февральскую революцию. Бескровный переход от "старого" к "новому", всеобщее согласие в обществе, опять вызвали радостный энтузиазм. Сразу всем стали ненавистными атрибуты старого мира: не только деспотия самодержавия, но и буржуазная сытость и мещанская пошлость; проклиная действительность, желали крушения всех устоев, взывали к лучшему миру. Революция рассматривалась как кризис, через который неизбежно должны пройти все остальные страны, включая Россию, чтобы присоединиться к свободным народам Европы. Все смотрели с оптимизмом в будущее, потому что хотели, чтобы "все было хорошо". Верили в возможность установления справедливого порядка, как между странами, так и внутри каждой страны в отдельности.
С таким энтузиазмом приветствовала революцию как искупительную акцию не только интеллигенция, представшая в массе своей непрактичными мечтателями, но и простой русский мужик, который увидел в ней исполнение своей затаённой мечты о наступлении Царства Божьего на земле. Он полагал, что для наступления нового мира достаточно лишь отменить старый порядок и поэтому пребывал в первое время после Февральской революции в благостном ожидании.

В прежнем порядке, который ассоциировался с политическим устройством Российской Империи, видели причину всех недостатков старого мира. Все сходились на необходимости переустройства политической системы, поэтому многие оправдывали даже террор, а в террористах видели героев.
Были, конечно, и сторонники эволюционистского пути, которые вообще всё видели иначе, но их предостережения никто не хотел слушать. Люди, привыкшие к порядку, чувствовали угрозу надвигавшейся анархии, но и они, сознавая, как сильно скомпрометировал себя старый режим, открыто не протестовали и в основном отмалчивались.

Февральская революция, не выполнив своих задач, лишь породила в стране хаос и анархию, которыми, как известно, умело воспользовались большевики. В восприятии Октябрьской революции интеллигенцией не было уже того оптимизма и радостного энтузиазма, с которым была принята Февральская революция, но не было в нём и стремления, а главное, твёрдой убеждённости в необходимости противостоять ей. Во взглядах интеллигенции обозначились различные позиции.

Выбор политической позиции, того или иного общественно-политического лагеря, для большей части российской интеллигенции в 1917 году не был, да и не мог быть кратковременным актом. Он проходил в ходе длительного процесса накопления и критической оценки политического опыта. Свое место в революционном процессе осени 1917 года каждая группа и каждый конкретный представитель интеллигенции определял под воздействием сложного комплекса факторов, их переплетения и взаимодействия.

В большинстве работ советских историков, где охарактеризовались общественно-политические позиции российской интеллигенции в 1917 году, её деятельность в первые месяцы Советской власти, оценка давалась с позиций большевиков. Главное внимание в этих работах уделялось отношению интеллигенции с новой властью, а не мотивом поведения и деятельности данного социального слоя. Если же эта проблема и затрагивалась в советских исторических сочинениях, то взгляды и дела "антисоветской" интеллигенции трактовались весьма тенденциозно, через классово-идеологическую призму, исключительно как "зависимость от денежного мешка буржуазии". Данный подход не позволял объективно оценить мотивы и саму деятельность российской интеллигенции в послеоктябрьский период, а также непредвзято рассмотреть политику "рабоче-крестьянского государства" к этому субъекту общественной деятельности.

Не вызывает сомнения тот факт, что события осени 1917 года стали поворотным пунктом не только в развитии всей страны, но и в политической дифференциации российской интеллигенции. За короткий отрезок времени в сознании интеллигенции произошли существенные, а порой кардинальные изменения. И это не случайно, ибо, как известно, бывают в истории времена, когда в одном дне сосредоточиваются десятилетия.

Отношение российской интеллигенции к Октябрьской революции было различным. Спектр оценок был очень широким: от крайне негативных до восторженно приветствующих. К сожалению, отсутствие точных сведений, социологических данных не позволяет чётко и определённо судить о политической дифференциации российской интеллигенции в ходе большевистской революции. Это привело к существованию различных точек зрения в оценке политической дифференциации российской интеллигенции непосредственно после взятия власти большевиками, как в специальных исторических исследованиях, так и в мемуарной литературе. Довольно часто в работах того времени интеллигенцию после Октябрьской революции оценивали, как массу, в большинстве своём противостоящую большевикам, неспособную "перестроить своё мировоззрение" и "осознать непобедимость идей социализма".

Некоторые считали, что основная масса российской интеллигенции не смогла поначалу принять большевистскую революцию, но в дальнейшем поменяла свое отношение на противоположное.

В исторической литературе принято выделять три группы в составе российской интеллигенции в зависимости от отношения к советской власти:

Полностью поддержавшие Октябрьскую революцию;

Колеблющиеся;

Не принявшие революцию.

Пользуясь этой схемой, необходимо иметь в виду, что она подвижна и условна. Политические настроения интеллигенции зависели как от политической ситуации, так и от обстоятельств частной жизни, которые в те бурные месяцы и годы менялись чрезвычайно быстро. Интеллигенция никогда не была однородна, ее представители входили во все политические партии, принадлежали к разным идейным течениям. Октябрьская революция и гражданская война углубили идейно-политические разногласия интеллигенции.

Ряд представителей интеллигенции приветствовали установление советской власти, некоторые принимали непосредственное участие в революционных событиях. Сюда можно отнести тех, кто еще до революции связал свою судьбу с революционным движением и большевистской партией. Само появление большевизма как идейного течения было связано с исканиями леворадикальной части российской интеллигенции. К концу 1917 г. в большевистской партии насчитывалось около 10% интеллигентов. Помимо профессиональных революционеров по разным причинам советскую власть поддержали К. Тимирязев, В. Маяковский, А. Блок, В. Брюсов, Е. Вахтангов, В. Мейерхольд, А. Таиров. Общая численность поддерживавших Октябрьский переворот представителей интеллигенции по всей России не превышала 50 тыс. человек, т. е. менее чем каждый двадцатый. Вместе с тем их поддержка носила не только морально-публицистический характер, но и сразу же стала воплощаться в конкретные дела. В. В. Маяковский писал в автобиографии: "Октябрь. Принимать или не принимать? Такого вопроса для меня и не было. Моя революция. Пошел в Смольный. Работал. Все, что приходилось".

Часть интеллигенции открыто осудила Октябрьскую революцию. На собраниях Московского университета, ученых Петрограда, Дома литераторов, Дома искусств и других многочисленных организаций интеллигенции принимались коллективные постановления против узурпации власти большевиками. Даже те представители интеллигенции, которые были известны своими демократическими взглядами, такие как В. Короленко, М. Горький, И. Бунин, увидев воочию "беспощадный русский бунт", не приняли новую власть.

Соотношение политических группировок интеллигенции не было постоянным. Многие интеллигенты, враждебно принявшие Октябрьскую революцию, уже весной 1918 г. соглашались на профессиональное сотрудничество с советской властью.

Но наиболее многочисленной оказалась группа интеллигенции, занявшая позицию невмешательства в политику. Это объяснялось следующими обстоятельствами. С одной стороны, большая часть интеллигенции в прошлом не поддерживала политику самодержавия, стремилась к изменению существующего строя, активно участвуя в революционном движении. С другой стороны, она испытывала страх перед революционным народом и не могла понять сущности Советской власти, начавшихся социалистических преобразований. Жизнь заставляла их сотрудничать с властью, и это часто определяло их дальнейшую судьбу - превращение в лояльного к власти советского служащего или путь в эмиграцию.

Среди факторов, которые фигурируют в качестве определяющих отношение интеллигенции к Октябрьской революции, обычно называют партийную принадлежность, профессию, возраст, образование, материальный уровень жизни, социальное происхождение. Как уже отмечалось, "принято считать, что интеллигенция под влиянием Октября разделилась на три группы: враждебно, нейтрально и лояльно встретивших установление пролетарской диктатуры". Красильников С. А. Октябрь и политические позиции интеллигенции // Советская инте л лигенция и ее роль в коммунистическом строительстве СССР. М., 1979.

В отношении интеллигенции к большевистской революции от её партийной принадлежности безусловно закономерна первостепенная зависимость. Та часть интеллигенции, которая накануне Октября 1917 года чётко определила "свою" партию, непосредственно после "рабоче-крестьянской революции", как правило, идёт за данной политической партией. Можно проследить сильное стремление членов октябристской и кадетской партий в антибольшевистский лагерь, их резко отрицательное отношение к Советской власти и слабый уровень колебаний. Но наличие определённого уровня колебаний, хотя и относящихся к величинам второго порядка, является уже показательным явлением. А вот у российских интеллигентов, состоявших в эсеровской и меньшевистской партиях, уровень колебаний становится доминирующим показателем, хотя здесь высоки и антибольшевистские тенденции.

И всё же показатель влияния партийно-политической принадлежности интеллигенции на её отношение к Октябрьской революции, скорее всего, является уже очевидным итогом воздействия ряда первичных факторов, именно они и представляют наибольший интерес. Можно выявить следующую закономерность: у высокообеспеченных интеллигентов очень сильно негативное восприятие "пролетарской революции", заметное стремление в ряды борцов с большевизмом, хотя имеются и значительные колебания. У среднеобеспеченной интеллигенции прослеживается отрицательное отношение к революции большевиков лишь второго порядка. А вот низкообеспеченных интеллигентов в первую очередь характеризует стремление в разряд колеблющихся. Это даёт определённые основания говорить о сильных антибольшевистских настроениях у высокообеспеченной интеллигенции, значительных у среднеобеспеченной и о серьёзных колебаниях у малоимущей интеллигенции.

Конечно, трудно согласиться с упрощённым представлением, о непосредственной зависимости жизненного уровня интеллигенции и её политических позиций. Уровень материального положения не даёт нам права однозначного, непосредственного отнесения того или иного интеллигента в пробольшевистский или антибольшевистский партийно-политический лагерь. Но, одновременно следует учитывать, что фактор материального положения является доминирующим при сопоставлении с другими факторами, воздействующими на политические позиции интеллигенции в 1917 году.

Значительный интерес представляют данные о влиянии профессионального фактора. Так, у государственных служащих и дипломатов выявлена очень высокая степень негативного отношения к власти большевиков при наличии серьёзной неустойчивости в политических настроениях. У деятелей театра, музыки, кино заметны тенденции в поддержку Октябрьской революции и отрицания контрреволюционной борьбы. А вот доминирующее положение в политических настроениях среди писателей, поэтов, литературных критиков, журналистов занимает колеблющаяся позиция, хотя здесь заметно и определённое негативное отношение к большевистской революции. У художников, скульпторов, графиков и других деятелей изобразительного искусства также преобладают политические колебания, но у них сильно и отрицание участия в антисоветской деятельности. В среде военной интеллигенции в 1917 году были определяющими антибольшевистские настроения. А вот для учёных наоборот характерно активное сотрудничество с "рабоче-крестьянским государством" и ярко выраженное нежелание сотрудничать с антибольшевистским лагерем. Среди медиков, агрономов, лесоводов заметны тенденции к сотрудничеству с победившей "диктатурой пролетариата" и отрицание антисоветских устремлений.

Достаточно большое воздействие на политические позиции интеллигенции оказывало социальное происхождение. Так, у выходцев из дворянства и буржуазии в рядах интеллигенции чётко зафиксированы негативное отношение к Октябрьской революции и поддержка антибольшевистской контрреволюции. А вот у интеллигентов, вышедших из крестьянской среды, доминируют колеблющиеся позиции, хотя заметно и позитивное отношение к большевистской революции и негативное к её противникам. Стремление в советский стан и нежелание поддерживать противников Октября заметны у выходцев из семей служащих.

Велико также влияние на политические позиции интеллигенции России в конце 1917 года возрастных факторов. У молодых представителей российской в возрасте до 25 лет чётко зафиксировано преобладание приятия Советской власти и отрицания антисоветских позиций. Подобная тенденция наблюдается и в возрастной группе от 26 до 35 лет, но она выражена не столь определённо, как у молодёжи. А вот в группе интеллигенции от 46 до 55 лет заметно негативное отношение к Красному Октябрю, к ней примыкает, но не столь определённо, и группа в возрасте от 36 до 45 лет. Октябрьская революция и интеллигенция // Великий Октябрь и крах н е пролетарских партий в России. Сборник научных трудов. Калинин, 1989. Это даёт возможность предполагать наличие у молодых интеллигентов сильных пробольшевистских позиций и усиление антибольшевистских взглядов у лиц интеллигентских профессий более старшего возраста. Подобная тенденция, скорее всего, не была случайной, так как по мере развития исторических событий в России 1917 года происходило и заметное усиление распространения пробольшевистских воззрений, в том числе и среди интеллигенции. При этом молодёжь связывала с коренным переворотом социальных отношений возможность выдвинуться, занять заметное место в новой, революционной власти. В свою очередь интеллигенты среднего, и особенно старшего поколения, опасались потери своего социального статуса.

Кроме прочих факторов, можно отметить воздействие уровня образования на политические позиции интеллигенции. При этом следует отметить в целом невысокий образовательный уровень дореволюционной интеллигенции России. В 1913 году в Российской империи было 136 тысяч специалистов с высшим образованием, 54 тысячи -- со средним специальным образованием из 1 миллиона лиц, относимых статистикой по характеру труда к интеллигенции. Октябрьская революция и интеллигенция // Великий Октябрь и крах непр о летарских партий в России. Сборник научных трудов. Калинин, 1989. Преобладала тенденцию неприятия "коммунистической революции" и сотрудничества с антисоветскими силами у лиц со средним образованием. У интеллигентов со средним специальным образованием, наоборот, сильно отрицание антибольшевистских позиций и поддержка Октябрьской революции. Но чёткой зависимости уровня образования и политических позиций выявить не удалось.

2.2. Отношение интеллигенции к новой власти

Из документов мы видим, что отношение между российской интеллигенцией и большевистской властью были достаточно сложными уже с первых дней "диктатуры пролетариата". Известный русский поэт А.А.Блок тогда констатировал: "...Происходит совершенно необыкновенная вещь: "интеллигенты", люди, проповедовавшие революцию, "пророки революции" оказались её предателями. Трусы, натравители, прихлебатели буржуазной сволочи". Цитата приводится по Октябрьская революция и идейно-политическое размежев а ние российской интеллигенции: Теоретико-методологические, источниковедческие и ист о риографические аспе к Отрицательное отношение к захвату большевиками государственной власти и установлению ими "диктатуры пролетариата" вылилось в борьбу рассматриваемого социального слоя против Советской власти во многих сферах общественной деятельности.

Против узурпаторов-большевиков выступили как отдельные представители русской интеллигенции, так и её общественные организации. Среди них наиболее непримиримую позицию заняли Союз инженеров, Союз служащих государственных учреждений, Академический союз, Союз деятелей искусств, Совет трудовой интеллигенции, Петроградский учительский союз, Пироговское общество врачей и некоторые другие организации. Речь шла в первую очередь об отказе интеллигенции и служащих в первые месяцы большевистской диктатуры от сотрудничества с новой властью в надежде на её скорое крушение и возвращение к "нормальному государственному устройству". В 1917 -- 1920-х годах таких, не сотрудничавших с большевиками представителей интеллигенции и служащих, называли "саботантами" или "саботёрами". Термин "саботаж" использовался большевиками, а в дальнейшем вошёл в советскую историографию для обозначения одного из методов "борьбы контрреволюции против Советской власти", когда "чиновники и служащие старых государственных и общественных учреждений" путём отказа от работы "рассчитывали дезорганизовать и вывести из строя продовольственные учреждения, банки, почту, телеграф, железные дороги, торгово-промышленные предприятия". Великая Октябрьская социалистическая революция. Энциклопедия. М., 1987. Термином "спецы" тогда же стали обозначать всех специалистов с высшим и средним специальным образованием, служащих с дореволюционным стажем работы в государственных и общественных организациях, учреждениях.

Редактор "Известий Московского Совета" Н.Л.Мещеряков писал, что в результате саботажа интеллигенция перешла в стан эксплуататоров, к борьбе с которыми сама призывала. н к ты. Учебное пособие для студентов исторического факультета. Саратов, 1989. Тем самым интеллигенция, "поднявшая восстание против народа, и теперь мечтающая ударить "в спину", предаёт интересы революционной интеллигенции".

В докладе на I Всероссийском съезде по просвещению Председатель Совета Народных Комиссаров В.И.Ульянов (Н.Ленин) доказывал, что саботаж, организованный наиболее реакционными представителями старой буржуазной культуры, показал "нагляднее, чем любой агитатор, чем все наши речи и тысячи брошюр, что эти люди считают знания своей монополией, превращая его в орудие своего господства над так называемыми "низами"" Там же . Он тогда же определил, что "подкупленные лица, высшие служащие, преследующие только одну цель: сорвать Советскую власть, хотя многие этого не знают, саботаж, это -- стремление вернуть старый рай для эксплуататоров и старый ад для трудящихся". Там же. Ленин считал саботаж интеллигенции и служащих как деяния самостоятельного характера, носившие на первом этапе ненасильственный характер, но "шедшие бок о бок с такими грозными методами контрреволюции в её борьбе с победившими большевиками как диверсия и вредительство". При этом, чаще всего, речь шла лишь об умышленном срыве каких-либо мероприятий, сознательном уклонении от профессиональной деятельности или о преднамеренном недоброкачественном выполнении работы.

Из анализа всего комплекса документов по истории саботажа можно определить, что данная форма интеллигентского сопротивления большевикам имела несколько форм. Во-первых, это активный саботаж, -- намеренный срыв работы путём полного от неё уклонения. Во-вторых, пассивный саботаж -- предумышленное торможение какой-либо деятельности или намеренное её некачественное выполнение. Но в практике конца 1917 -- начала 1918 годов отчётливо проявилась тесная связь данных форм. Нередко открытый саботаж в форме забастовки вырастал из пассивного поначалу сопротивления. И наоборот, активный саботаж, после подавления его большевистской властью переходил в пассивную форму и достаточно долго не затухал, проявляясь в поведении интеллигенции различных профессий.

Если пассивный саботаж был явлением повсеместным, то в активные формы он выливался только там, где антибольшевистская борьба достигала особой остроты -- вплоть до вооружённых столкновений.

Хотелось бы чётко разграничить действия интеллигенции и служащих на саботажнические и не саботажнические, однако это трудно сделать из-за причин субъективного характера. Чаще всего исследователи истории саботажа идут по пути наименьших трудностей и, в первую очередь, указывают на интеллигентов, которые не участвовали в подписании петиций, в сборе пожертвований саботажникам, в пикетах и манифестациях как на пассивных саботажников. Однако методы саботажников были самые разнообразные, от откровенного отказа работать с представителями "рабоче-крестьянского государства", до запутывания дел, документов, отчётов, преследования "спецов", пошедших на сотрудничество с "большевизанами". Судя по документам личного происхождения, бойко применялся обман, распространение слухов о представителях новой власти, создание нездорового ажиотажа в кулуарах, петиции, демонстрации, кражи ключей и печатей. То есть саботаж так же многообразен, как велико приложение знаний интеллигенцией и служащими. Но в целом все эти действия саботажников всех специальностей, рангов, профессий можно определить как методические действия ненасильственного характера, направленные на нанесение ущерба Советской власти или на её дискредитацию.

Как массовое явление саботаж охватывает период с Октябрьского вооружённого восстания и до начала исторического периода Гражданской войны, то есть октябрь 1917 года -- май 1918 года. В это время "саботаж спецов" проходил под политическими лозунгами, которые превалировали над стремлением наносить экономический вред государству, временно, как считали саботажники, находящемуся под властью большевиков. И, хотя в большевистских партийно-государственных документах, а также в периодической печати слово "саботаж" активно упоминается и после 1918 года, под данным термином тогда чаще всего уже подразумевается нечто другое, а именно вредительство или диверсия. И самое главное, что тогда саботаж именно интеллигенции и служащих уже не носит массового характера. Октябрьская революция и идейно-политическое размежевание российской интеллиге н ции: Теоретико-методологические, источниковедческие и историографические аспе к ты. Учебное пособие для студентов исторического факультета. Саратов, 1989.

Отказ большой части интеллигенции от профессионального сотрудничества с советской властью, особенно в первые месяцы ее существования, привел к тяжелым последствиям для многих отраслей культуры. Забастовали государственные чиновники Министерства народного образования, и комиссия Луначарского, созданная первым советским правительством для руководства культурой, повисла в воздухе. Система государственного руководства культурой была разрушена, и новые органы формировались практически на пустом месте. Была разрушена старая система финансирования отраслей культуры. Нарастание экономического кризиса в условиях войны и революции неизбежно сказывалось на бюджетных средствах, выделяемых на культурные нужды. Экономическая экспроприация, начатая новым правительством, подорвала меценатство. Финансирование культуры сокращалось.

Практически приостановились научные исследования, с большими перебоями работали университеты и школы, боролись за выживание музеи, библиотеки, театры. Разрушалось нечто более важное, чем отдельные учреждения культуры. "Прежней культурной среды уже нет - она погибла, - писал в 1919 г. К. Чуковский, - и нужно столетие, чтобы создать ее".

Таким образом, сложная и быстро меняющаяся социально-политическая, культурно-историческая обстановка в России периода революций отмечена сомнениями, мятежными и противоречивыми исканиями русской интеллигенции, которые оказали существенное влияние на дальнейшее развитие отечественной культуры.

Стремясь усилить поддержку в среде интеллигенции, СНК 29 октября 1917 г. обратился с воззванием "К интеллигенции России", в котором призывал ее участвовать в социалистическом строительстве, в изменении существовавших порядков. В своем обращении нарком, просвещения А. В. Луначарский объявил первой заботой правительства - "добиться в кратчайший срок всеобщей грамотности", введения всеобщего обязательного бесплатного образования, призывая интеллигенцию к сотрудничеству в решении этих и других задач. Ратьковский И.С., Ходяков М.В. История советской России Санкт-Петербург, 2001.

Призыв к искоренению пороков старого общества, созданию новой культуры нашел определенную поддержку, но ее явно было недостаточно в условиях разворачивающегося саботажа большей частью интеллигенции советской власти.

Опыт становления новой интеллигенции уникален, потому что в результате появился такой интеллектуальный слой, который по составу и качеству заметно отличался от дореволюционного: многократно увеличилась численность, изменилось поведение и сознание большинства представителей этой социальной группы.

Заключение

Что бы ни совершалось в жизни нашего отечества за последние полтора столетия, происходило не без участия интеллигенции. Многое зависит от природы интеллигенции, еще больше от духовных и идейных основ, на которых она утвердится. Революции 1917 гг. была раскрытием ее характера и вместе с тем исторической проверкой действительного содержания и смысла ее идеологии, испытанием нравственной состоятельности ее мировоззрения.

В Октябрьской революции интеллигенция сыграла огромную роль, оказавшись на передовой - пусть и по разные стороны баррикад. Раскол в рядах русской интеллигенции произошел задолго до 1917 года. В результате наиболее радикальная часть интеллигенции взяла революцию в свои руки и даже придала ей определенный художественный облик - художественный авангард. Тем временем другая часть, более традиционная и близкая к интеллектуалам (так называемые спецы) либо вынужденно пошла на службу революции, которая стала "всем", либо эмигрировала.

Интеллигенция составляла костяк и революции, и контрреволюции. Она говорила за пролетариат, за люмпен-пролетариат, за средний класс. Интеллигенция, говорившая за рабочий класс (а по сути - за крестьянство, поскольку Россия была мужицкой страной и лишь условно могла считаться индустриализованной), внесла свой активный вклад в то, чтобы дать идеологическое обоснование потокам крови, которые пролила революция.

Современная стадия изучения истории российской интеллигенции должна превратить историю в живую, подлинно гуманитарную науку, где мыслят и действуют живые люди со своими характерами, потребностями и интересами. И это живое знание по истории интеллигенции России в 1917 году не только обязано разрушить старые догматические схемы, но и вынудит не застывать историческим знаниям в гипостазированных абстракциях, а потребует представлять очень широкий, часто меняющийся веер настроений в среде русской интеллигенции того времени.

Литература

1. Великая Октябрьская социалистическая революция. Энциклопедия. М., 1987.

2. Красильников С. А. Октябрь и политические позиции интеллигенции // Советская интеллигенция и ее роль в коммунистическом строительстве СССР. М., 1979.

3. Лейкина-Свирская В.Р. Русская интеллигенция в 1900-1917 годах. - М.: Мысль, 1981.

4. Октябрьская революция и идейно-политическое размежевание российской интеллигенции: Теоретико-методологические, источниковедческие и историографические аспекты. Учебное пособие для студентов исторического факультета. Саратов, 1989.

5. Октябрьская революция и интеллигенция // Великий Октябрь и крах непролетарских партий в России. Сборник научных трудов. Калинин, 1989.

6. Ратьковский И.С., Ходяков М.В. История советской России Санкт-Петербург, 2001.

7. Струве П.Б. Интеллигенция и революция //Вехи (Сборник статей о русской интеллигенции). Из глубины (Сборник статей о русской революции). М., 1991.

Подобные документы

Экономическое положение и социальный статус интеллигенции России до и после революции 1917 года. Социально-психологический тип и политические приоритеты русской интеллигенции начала ХХ века. Идеологическое влияние марксизма на культурный слой России.

контрольная работа , добавлен 17.12.2014


Ускорение социально-экономического развития страны. Перемены в политическом курсе страны. Представители советской интеллигенции и отношение к ним. Отношение интеллигенции к государственной власти. Активная или пассивная борьба интеллигенции со властью.

контрольная работа , добавлен 04.01.2009


Исследование русской интеллигенции, ее зарождение. Проблема интеллигенции в России, ее судьба в ХХ веке. Мотивация и последствия высылки интеллигенции, репрессированной в 1922 году. Современная русская интеллигенция: конец ХХ века и сегодня.

реферат , добавлен 22.01.2008


Интеллигенция как своеобразный феномен русской культуры, представители. Рассмотрение причин религиозного раскола. Радищев как первый представитель русской интеллигенции с точки зрения Бердяева. Влияние революционной интеллигенции на аппарат власти.

курсовая работа , добавлен 16.12.2012


Изучение художественной интеллигенции Серебряного века и ее роли в социокультурном процессе на рубеже XIX-ХХ веков. Новые явления в мироощущении российского общества. Модернизм как философия нового искусства. Февральская революция: восприятие и оценка.

дипломная работа , добавлен 21.11.2013


Предпосылки формирования интеллигенции в Туве (1921-1929 гг.). Формы, тенденции и результаты ее развития (1929-1944 гг.). Подготовка специалистов в учебных заведениях ТНР и СССР. Формирование отдельных профессиональных групп тувинской интеллигенции.

дипломная работа , добавлен 21.11.2013


Исследование основных этапов российской революции, событий февраля и октября 1917 года. Описания позиций политических партий к данным событиям, двоевластия. Анализ победы большевизма и значения власти советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

курсовая работа , добавлен 19.01.2012


Февральская революция 1917 года. Свержение самодержавия. Борьба за выбор пути общественного развития. России в марте-октябре 1917 года. Октябрьская революция 1917 года и ее значение. Действий политических сил во время революций.

контрольная работа , добавлен 27.06.2003


Причины, приведшие к февральской революции 1917 года. События февраля 1917 года. Двоевластие. Структура государственной власти после февральских событий 1917 года. Причины, приведшие Россию к Октябрьской революции.

реферат , добавлен 19.05.2003


Формирование центров российской эмиграции за рубежом, причины отъезда и основные направления эмигрантских потоков. Культурные центры русского зарубежного сообщества. Особенности жизни и деятельности представителей российской интеллигенции за рубежом.

JPAGE_CURRENT_OF_TOTAL

III. Революция и интеллигенция

Октябрь 1917 г. стал особым рубежом в истории отечественной интел­лигенции. Большинство интеллигенции не могло отказаться от демократиче­ских форм разрешения общественных противоречии и не хотело идти в массо­вый террор, гражданскую войну, «немедленный» социализм и мировую рево­люцию. Другая часть считала такой путь неизбежным и потому поддержала Ок­тябрь. Первым следствием подобного размежевания интеллигенции была мас­совая эмиграция. За границей оказалось немало художественной и научной ин­теллигенции. Такая утечка умов не могла не привести к существенному пони­жению духовно-интеллектуального уровня в стране.

Поэтому место интеллигентных, образованных руководителей занимали менее культурные фигуры, в глазах которых обладание властью было куда бо­лее весомой ценностью, чем обладание знанием. И чем заметнее обнаружи­валось это противоречие, тем больше новый слой партийных и советских управленцев воспринимал прежнюю интеллигенцию как помеху их амбициоз­ным политическим устремлениям.

Постепенно усиливается недоверие к старой интеллигенции, которая вос­принималась как «буржуазная», как «попутчик», требующий перевоспитания. В сущности, происходит разрыв с отечественными традициями интеллигенции - последняя трактуется лишь как специалисты («спецы»). Отныне интеллигент­ские профессии прочно зачисляются в категорию «служащих». Они становятся чем-то вроде интеллектуальной обслуги, к тому же требующей присмотра.

Скажем, к директору из рабочих придается специалист, или к специалисту-руководителю представляется комиссар из рабочих. И это соответствовало пар­тийной линии по отношению к старой интеллигенции. Именно Ленин указывал, что необходим строгий контроль пролетариата за «спецами», чтобы поставлять их «в определенные рамки». Услугами «буржуазных» интеллигентов, по ленин­ской мысли, можно воспользоваться лишь «при полном соблюдении верхо­венства руководства и контроля Советской власти».

При этом важно подчеркнуть, что сразу после Октября 1917 года Ленин подчеркивал необходимость изыскания ненасильственных способов вовлечения старой интеллигенции в дело социалистического строительства. «Если, - го­ворил он, - все наши руководители не достигнут того, чтобы мы как зеницу ока берегли всякого спеца, работающего добросовестно со знанием своего дела и с любовью к нему, хотя бы и совершению чуждого коммунизму идейно, то ни о каких серьезных успехах в деле социалистического строительства не может быть и речи».

Как видно, тогда Ленина не пугала разнородность идейно-политических позиций, плюрализм мнений среди интеллигенции и на первый план им ста­вились демократические методы взаимодействия с ней, «если бы мы натравили на интеллигенцию, - заявил он, - нас следовало бы за это повесить. Но мы не только не натравливали народ на нее, а проповедовали от имени партии и от имени власти необходимость предоставления интеллигенции лучших условий работы».

Однако уже в 1919 г. в своей Программе партия большевиков в конфронтационном духе ставила задачу - не давать буржуазным специалистам «ни малейшей политической уступки и беспощадно подавлять всякое контрреволюцион­ное поползновение с их стороны. Именно в соответствии с этими партийными требованиями осуществлялось необоснованное насилие по отношению к старой интеллигенции. В первую очередь в той ее части, которая осмелилась откры­то высказывать свои позиции, взгляды на процессы революционных преобразо­ваний в стране, которые расходились с партийными установками. Дело дошло даже до арестов только за принадлежность в прошлом к буржуазным партиям.

Эти перекосы в политике по отношению к интеллигенции приобрели такой широкий характер, что даже Политбюро ЦК РКП(б) вынуждено было вмешать­ся в этот процесс после решительного протеста М.Горького, А.Луначарского и Л.Каменева против массовых арестов научной интеллигенции. 11 сентября 1919 г. было принято решение о пересмотре списков арестованных ученых за их былую принадлежность к партии кадетов. Многие арестованные были осво­бождены.

Однако необоснованные аресты интеллигенции продолжались. М.Горький в октябре1919 г. вновь обратился по этому вопросу к председателю ВЧК Ф.Дзержинскому. Он в очередной раз подчеркивал, что смотрит на аресты представителей науки «как варварство, как на истребление лучшего мозга страны».

Поразительно точно трагические судьбы русской интеллигенции предска­зал А.Блок. В июне 1919 г. уже после некоторого опыта сотрудничества с со­ветскими органами власти, поэт записывает в дневнике: «Чего нельзя отнять у большевиков - это их исключительной способности вытравлять быт и уничто­жать отдельных людей». А в мае 1921 г. он с горечью замечает: «В Москве зверски выбрасывают из квартир массу жильцов - интеллигенции, музыкантов, врачей и т.д.»

Уже после окончания гражданской войны в августе 1921 г. был осущест­вленпервый массовый расстрелинтеллигенции:по обвинениюв «контрреволюционной» деятельности были расстреляны поэт Н.Гумилев и еще более 60 человек. Это было чисто политическое убийство интеллигентов - носителей интеллектуального богатства России.

Массовые расправы с интеллигенцией осуществлялись в русле трансформации послереволюционной ленинской позиции. В марте 1922 г. в статье «О значении воинствующего материализма» Ленин высказал мысль о целесообраз­ности высылки за границу, в страны буржуазной «демократии», некоторых буржуазных теоретиков, преподавателей и членов «ученых обществ».

В письме Ф.Дзержинскому от 19 мая 1922 г. Ленин писал: «К вопросу о высылке за границу писателей и профессоров, помогающих контрреволюции. Надо это подготовить тщательнее. Без подготовки мы наглупим. Прошу обсу­дить такие подготовки... Собрать систематические сведения о политическом стаже, работе и литературной деятельности профессоров и писателей. Поручить все это толковому, образованному и аккуратному человеку в ГПУ». Из этого видно какую большую заботу Ленин проявил о соблюдении «чести» партийного мундира, при самой драконовской политике по от­ношению к лучшим умам России.

Претенденты на высылку определялись еще с февраля1922 г., когда по указанию Ленина была начата с участием ВЧК массовая проверка на «контрреволюционность» издательств, периодических изданий, их авторов и сотрудников. К этой работе Ленин рекомендовал подключить членов Политбю­ро ЦК РКП (б), в их обязанность вменялся «просмотр» печатных изданий.

В числе «законнейших» кандидатов на высылку за границу Ленин видел сотрудников журнала «Экономист» который он называл «органом современных крепостников». «Все это явление контрреволюционеры, - указывал Ленин, - по­собники Антанты, организация ее слуги и шпионов и растлителей учащейся мо­лодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих «военных шпионов» изловить и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу». К этой кампании подключилась и ленинская «Правда»: 2 июня 1922 г. она опубликует гневную, обличительную статью «Диктатура, где твой хлыст?». По­водом формальным для гнева послужила брошюра Ю.Айхенвальда «Поэты и поэтессы», касавшаяся истории русской поэзии. Здесь был дан положительный отзыв о поэзии Н.Гумилева, недавно безвинно расстрелянного. «Правда» в рез­кой форме литературные проблемы переводит в политические. «Мы здесь не литературную критику или антикритику собираемся писать. Мы ставим чисто политический вопрос. Или вернее - мы зовем к политическому ответу». И он последовал.

В августе-сентябре 1922 г. из России по указанию. Ленина в администра­тивном порядке было выслано около 200 лучших представителей интеллиген­ции. Назовем среди них таких известных философов, как Н.А.Бердяев, Н.А.Лосский, П.А. Сорокин, историка А.Кизеветтера, экономистов В.Бруцкуса и С.Н.Прокоповича.

В приговоре, принятом без судебного разбирательства, говорилось: «По постановлению Государственного политического управления наиболее ак­тивные контрреволюционые элементы из среды профессоров, врачей, агроно­мов, литераторов высланы в северные губернии, за границу... Высылка ак­тивных контрреволюционеров из буржуазной интеллигенции является первым предостережением Советской власти к этим слоям. Информация о высылке, опубликованная в «Правде» 31 августа 1922 г. так и называлась «Первое пред­упреждение».

Надо сказать, что уже тогда начали использовать демагогический прием - ссылки на «одобрение трудящихся», на «народ требует». Та же «Правда» апри­орно утверждала, что, несомненно, с горячим сочувствием встречено со сторо­ны русских рабочих и крестьян.

В истории послереволюционной России эта административная высылка большой группы интеллигенции была первым случаем, когда людей «выдворяли» из собственного отечества, не спросив у них согласия. Их изгнали в мирное время только потому, что они не хотели менять свои убеждения в уго­ду идеологическим концепциям большевиков. Эта интеллигенция вела идейную борьбу против монополии одной партии в духовной сфере жизни общества и потому становилась неугодной новому режиму. Угодничать она не могла и не хотела.

В философской автобиографии «Самопознание» Н.Бердяев позже писал:

«С коммунизмом я вел не политическую, а духовную борьбу против его духа, против его вражды к духу... Русская революция была так же концом русской интеллигенции. Русская революция отнеслась с черной неблагодарностью к русской интеллигенции, которая ее подготовила, она ее преследовала и низвер­гала в бездну»..

Против необоснованного административного произвола в отношении ин­теллигенции выступил тогда М.Горький. В письме к А.Рыкову он с болью пи­сал: «За время революции я тысячекратно указывал Советской власти на бес­смыслие и преступность истребления интеллигенции в нашей безграмотной и некультурной стране».

Репрессивная политика Советской власти и партии большевиков находилась в противоречии с тем, что провозглашалась ранее Лениным как «новый курс» в отношении «буржуазных спецов», «союз науки и демократии». Еще в декабре 1918 г. он говорил, что «мы достаточно сильны теперь, чтобы не бояться ничего. Мы всех переварим. Они вот нас не переварят». Однако уже после окончания гражданской войны получилось так, что Ленин и большевики побоялись инакомыслия со стороны интеллигенции, которая, по словам Бердяева, и не являлась «антисоциалистической», а просто отстаивала «принцип духовной свободы».

Заключая эту тему, важно отметить, что после смерти Ленина враждебные взгляды по отношению к интеллигенции еще больше стали насаждаться в стра­не. Как отмечала И. К. Крупская в июле 1925 г. «вопрос об интеллигенции по-прежнему стоит особенно остро», потому что широкие слои рабочих и крестьян отождествляют интеллигенцию с крупными помещиками и буржуазией. Только Крупская упустила такой важный фактор, как влияние большевистской пропа­ганды на формирование у рабочих и крестьян указанных представлений об ин­теллигенции.